Контроль на входе,

Периодически то там, то тут слышатся предложения, дескать, чтобы в школу шли самые достойные, надо, чтобы в педвуз поступали тоже самые лучшие, отборные и исключительно мотивированные, настроенные на дальнейшую работу с детьми люди. А значит, уже на входе надо установить жесткую систему отсеивания, тестирования, чтобы абы кого (а уж тем более людей, изначально не планирующих работать в сфере педагогики) туда не пускать. Так нужно ли психологическое тестирование при поступлении в педвуз?

«А мне в действительности единственное надо – чтоб больше поэтов хороших и разных», – писал Маяковский. Наш не столь именитый современник (вернее сказать, аноним) возра­зил ему: «Свобода выбора рождает язву желудка».
И в самом деле, выбор – штука мучительная. Вот хотя бы выбор слова в стихотворную строку: это вроде по смыслу подходит, но слишком длинное, это нужной длины, но рифма неточная, с этим и рифма, и размер соблюдены, но смысл немного не тот… В общем, тысячи тонн словесной руды. Куда приятнее было бы желудку, если бы все слова были одинаковые!
Для того чтобы материал на входе был все-таки хорошим, а не разным, обычно применяют входной контроль. Гвозди выборочно засовывают в специальную трубку, чтобы проверить, не гнутые ли они, только потом их берут в дело или возвращают поставщику. Печатные платы выборочно покрывают припоем и кладут в печку, только после этого их отправляют на производство или возвращают поставщику. И в образовании есть входной контроль – от простого вопроса «что ты уже знаешь?» через диагностическую контрольную работу в начале учебного года и до вступительных экзаменов в вуз. Психологическое тестирование как один из способов входного контроля предназначено для того же, для чего нужен любой входной контроль, – для снижения разнообразия в выборке.
У входного контроля в образовании есть несколько любопытных особенностей. Во-первых, «материал», если так позволительно выразиться, не всегда можно «вернуть поставщику», особенно если обучить нужно «материал заказчика». Репетитору платит родитель ученика, и, если при входном контроле выяснится, что ученик не знает по предмету вообще ничего, это повлияет на объем передаваемых знаний, на методы передачи, но, как правило, не на само решение – брать или не брать ребенка в работу. Еще труднее учителю по результатам диагностической контрольной в начале года отказаться от класса.
Во-вторых, человек в отличие от гвоздя или печатной платы – лицо заинтересованное. В некоторых случаях ему интересно научиться. Такие люди говорят, что второе высшее получили для себя, они ходят на разные курсы и многое умеют. В других случаях человеку нужен разрешающий статус (например, диплом или водительские права).
И тут обнаруживается еще одна особенность человека: он великий имитатор. На этом построена большая часть воспитания и едва ли не вся культура, а также основано огромное количество инженерных решений в технике. На этом же построены знаменитые 100‑балльные работы в рамках ЕГЭ, да и любое списывание на контрольных. Если человеку нужен статус, он очень быстро выучивает правила игры, в которую нужно играть, чтобы его получить. Знания, подтверждением которых должен вроде бы являться статус, тут ни при чем, особенно если диссертация попросту куплена.
С проблемой имитации сталкивается кто угодно, производящий отбор заинтересованных. Даже любовные отношения начинаются конфетно-букетным периодом, когда каждая из сторон имитирует более пылкие чувства, чем те, которые она будет питать после свадьбы (правда, в эту имитацию чаще всего верит сам имитатор, это называется «быть влюбленным»). Но выбирающая сторона имеет способ разобраться, что стоит за конфетами и букетами. Почему? Потому что по эту сторону стоит некто не менее сложный, чем по ту. Живой человек вступает в отношения с живым человеком и выбирает его.
На сложность выбирающей (и, шире, управляющей) стороны обратил внимание один из отцов кибернетики Уильям Росс Эшби, сформулировавший закон необходимого разнообразия. Упрощенно (без математики и некоторых подробностей) этот закон можно сформулировать так: управляющая сторона для эффективного управления должна быть не менее сложной, чем управляемая.
Однако большая группа людей всегда проще человека. Знаменитый еще в советские времена психолог Владимир Леви заметил однажды, что ротой солдат управлять проще, чем одним солдатом. При этом и роте солдат сложнее управлять одним солдатом, чем одному командиру. Рота может подавить, но не запретит солдату думать, чувствовать, сомневаться, в конце концов мучиться, в общем, быть человеком. А командир может поговорить по душам.
В этом смысле прежде, чем отвечать на вопрос, нужен ли входной контроль в педвуз в виде психологических тестов, полезно еще ответить на вопрос: а кому именно он нужен? Кто здесь является выбирающей стороной?
И тут оказывается, что выбирающая сторона здесь – государство как заказчик системы образования. То есть система более простая, чем любой человек, вступающий с ней в отношения. Это государству нужны вступительные экзамены, диагностические контрольные и психологическое тестирование (как и тесты на выходе – ЕГЭ, ГИА и т. п.).
Если человек, поступающий в педагогический вуз, заинтересован в статусе, он найдет способ его получить. Государство как простая, по сравнению с человеком, система всегда будет контролировать подлинность человеческих статусов менее эффективно, чем человек станет этот контроль обходить. А человек всегда будет более эффективно имитировать деятельность для государства, чем государство эту имитацию разоблачать. Так что стоит заработать системе психологического тестирования на входе в педвуз, и абитуриенты научатся правильно отвечать на вопросы в рамках этого тестирования. Государство не справится с этой имитацией просто потому, что не удовлетворяет закону необходимого разнообразия Эшби.
Можно было бы возразить, что проверяет результаты тестирования не государство вообще, а всегда конкретный человек. Да, проверяющий тесты – человек. Но в чем он по-человечески заинтересован?
Проверяющий – всегда часть системы. Над ним стоит кто-то, кто поручил ему проверку (например, проректор, назначенный председателем приемной комиссии). Проверяющий заинтересован в том, чтобы отчитаться руководителю и не получить нагоняй. А руководитель в свою очередь заинтересован в том, чтобы результаты тестирования были не ниже плановых, от этого косвенно зависит место вуза в рейтингах, поскольку результаты входного контроля входят в интегральный показатель «качество образования». Он ведь тоже отчитывается перед своим руководителем, и в его отношении могут быть сделаны оргвыводы. И так до самого верха.
Но, может быть, входное тестирование нужно не для того, чтобы выявить знания абитуриента или его психологические особенности? Чтобы обосновать ответ, обратимся к еще одному кибернетическому закону, сформулированному нашим соо­те­чест­вен­ни­ком Евгением Седовым.
В отличие от Эшби, изначально психиатра, Седов был инженером, занимался сверхдальней связью, наземной и космической, руководил разработками управляющих систем для такой связи. Как инженер он сталкивался с унификацией элементной базы и знал, что из бесконечного разнообразия радиодеталей не собрать хороший прибор. Нужна такая деталь, над которой не требуются долгие размышления, как ее приладить. Нейроны исходно одинаковы, из них можно построить невероятно разнообразный мозг. И кирпичи более однообразны, чем бревна, поэтому из них можно построить гораздо более разнообразные храмы.
Вряд ли Седов использовал именно эти примеры, но его закон иерар­хи­чес­ких компенсаций говорит именно об этом. Он гласит: для того чтобы повысить разнообразие на высшем иерархическом уровне системы, необходимо снизить разно­образие на более низких уровнях той же системы.
Этот закон находит многочисленные подтверждения в развитии систем самого разного толка – и в переходе от иероглифов через слоговое письмо к алфавиту, и в упрощении клеточного материала при возникновении многоклеточности (каждая клетка нашего тела обладает куда меньшим числом возможностей, чем единственная клетка бактерии, зато в ней много молчащих генов). Но некоторые подтверждения этого закона воспринимаются людьми в штыки. Вспомним, например, изложенную Геродотом историю о том, как тиран Фрасибул повел посла тирана Периандра на поле и принялся там срывать самые высокие колосья. Ведь это и есть снижение разнообразия! Пока колосья разные, на ниве работают жнецы, а когда после тысячелетней селекции они становятся одинаковыми, есть повод изобрести комбайн. Чему же тут возмущаться?
Но возмущаемся мы не законом. Мы возмущаемся тем, что Периандр воплотил поведение Фрасибула в управлении людьми (у Геродота прямо сказано: он решил, что выдающихся граждан следует умертвить).
Сегодня выдающихся граждан умертвить сложнее, чем во времена Периандра. Разнообразие принято снижать другими методами. Тестирование – один из них. При этом многое из того, на что тестируемый по-настоящему способен, остается за скобками (как тут не вспомнить молчащие гены!). И государство как сторона, заинтересованная в тестировании, получает себе в подчинение имитаторов, ведущих себя в соответствии с требованиями, гораздо проще, чем если бы они были собой. Фактически государство получает себе в распоряжение не человека, а одну его грань (назовем эту грань «гражданин» или «подданный»). Грань проще человека, не так ли?
Один из парадоксов общественной жизни человека заключается в том, что он как система встроен в гораздо более простые системы. Каждую такую систему можно уподобить молотку, сделанному из тысячи микроскопов.
Но мы как сложные системы можем имитировать простоту. Мы занимаемся этим тысячи лет.