Когда тянет поговорить…

На асфальте следов не остается. Все сминают, сметают колеса. Хроника шоссе – на обочине. Окурки, пачки из-под сигарет, обрывки камер, радиаторных ремней, шлангов, бутылки, сухие коровьи блины, пробки, поломанные детские игрушки – бежит, торопится дорога. И меня торопит, подгоняет. «Садись, подвезу!» – «Не могу». – «Почему не можешь? Садись, с ветерком поедем». – «Надо пешком». – «Зачем пешком? Может, у тебя денег нет? Не надо денег. Садись, тебе хорошо, и мне веселее». Примерно так было.

В долине Арагви грузовик минут пять ехал рядом со мной, шофер упрашивал, почти умолял сесть в кабину. Сначала я пытался объяснить, мол, командировка, работа такая, но в ответ мне лишь хитро улыбались: «Зачем такое говоришь? Я знаю, тебе печать нужна, будет печать, сделаем. Кто остальное узнает?» Тогда я стал говорить другое: дескать, иду на спор. Смеялись, кивали уважительно головой, поднимая вверх большой палец – молодец! Скоро привык к таким разговорам, даже развлекался ими. Привык и к таким стремительным знакомствам без имен, обязательств, заверений. И расставаться привык радостно, легко. С гор скатилась отара, а за ней пастух – шустрый старичок с длинной бородой. «Гамарджобо, отец! До Тбилиси далеко?» – «Дошагаешь». – «Когда?» – «Как дошагивать будешь». Километрах в двадцати от Мцхеты двое шоферов сидели у родника. Перед ними на плоском камне лежала половинка арбуза. Нож по самую рукоятку был воткнут в красную прохладную мякоть. Я сбросил рюкзак, попил воды. Один из парней махнул рукой: «Садись с нами, земляк! Откуда будешь?» Дальше все по знакомой схеме: «Куда? К морю пешком?!» – «Конечно!» – «Ну и как?» – «Нормально…» Но задержался дольше обычного – не мог оторваться от арбуза. Солнечные лучи застревали в тонких кисейных облачках и рассеивались по холмам ровно и несуетно. Мы сидели на камнях у родника и ели арбуз. Разговор направился в географическое русло: где, когда, с кем… Тут только зацепиться – и пошли гулять мысли по параллелям и меридианам. Наконец я поднялся, потянул за лямки рюкзак – пора! «Постой, земляк. Оставь свой адрес… Запиши мой. Может, арбуз возьмешь, у меня этого добра целая машина?.. Ах да, конечно, я и забыл, что ты пешим ходом. Бывай! Встретимся еще, шарик-то круглый!» С легким сердцем я уходил от родника, у каждого своя дорога, но… шарик-то круглый!..

Перебираю в памяти эти дорожные встречи, знакомства, но с трудом (за редким исключением) удается вспомнить, о чем мы говорили. Спрашивал дорогу – это само собой, обменивались именами, случалось, и адресами, интересовались погодой, напутствовали друг друга. Обычное, почти ритуальное, дорожное общение. А если сближало попутье, задерживала непогода или случался ночлег под общей крышей, то вынуждены были общаться… О чем? Не важно. Просто перекидывались словами, фразами. Вынуждены были находить общий язык. Даже если языки были разные.

В достопамятное советское время среди выпивох была такая традиция, как «сообразить на троих». Не сомневаюсь, что она существовала и ранее, и уверен, переживет не один потоп. И дело не только в таре, содержимое которой удобно делилось на три похмельные порции и позволяло удовлетворить питейную жажду. Как правило, после принятия определенной дозы спиртного у собутыльников развязывались языки, и беседа находила свое русло. Помните у барда: «Вагонные споры – последнее дело, когда больше нечего пить. Но поезд идет, бутыль опустела, и тянет поговорить». Говорили о разном, нередко довольно возбужденно. Блюди хлеб на обед, а слово на хмельной ответ. Так вот, для того чтобы утихомиривать языковые страсти между двумя спорящими, и нужен был третий участник. Что-то вроде третейского судьи.

Треп, болтовня во время дружеской пирушки – святое дело. Как, скажем, и в бане. Там даже не языком, так мочалкой косточки ближним перемывают. Или, скажем, пересуды старушек на лавочках возле подъездов, сельские посиделки за самоваром, терки на коммунальных кухнях, молодежные тусовки, базарные перепалки. Такое впечатление, что действительно слухами да сплетнями земля полнится. Однако не только «беззубые старухи их разносят по умам», не только сорока их на хвосте приносит. «Не болтайте ерундой», – высказался один юморист. Но как раз и словесной «ерундой» испокон веку и тешатся люди. Средневековые схоласты вели бесконечные и активные споры о том, что было раньше – яйцо или курица. В Китае существовало учение «Суньгу» – наука о толковании слов. Собирались ученые мужи и толковали значение не только слов, но и отдельных знаков (иероглифов). Занятие это было доступно только избранным. То же самое и с толкованием огня, и с игрой теней…

Отнюдь не случайно люди занимались тем, что «думали думу». Или, в украинском варианте, «думку гадали». То есть как бы гадали-угадывали сокрытый, потаенный смысл в думе-мысли. Человека издревле удивляла вообще его способность мыслить, оформлять эти мысли в слова и извлекать «словесные» звуки. Поэтому он, как ребенок, пускающий мыльные пузыри, нередко наслаждается извлечением этих звуков. «Я читаю стихи драконам, водопадам и облакам», – говорил поэт. Для него слово, конечно же, не воробей, а птица более дальнего и высокого полета. Но таких среди людских особей немного. Для многих бросать слова на ветер, который хоть и прядет, и мотает одновременно, совершенно зряшное занятие. Как правило, большинству нужен собеседник. Молчание – золото. Однако таковым оно стало все-таки только тогда, когда человек обрел дар речи. Да и сам металл из химического элемента превратился в мерило ценностей, после того как способность обмениваться мыслями посредством языка сблизила людей. И слово, кстати, порой оказывалось дороже золота.

Если оглядываться далеко назад (на тысячи и тысячи лет!), то совершенно точно началом всего человеческого не было слово. Однако точно так же это слово, которое не воробей, а птица более дальнего и скоростного полета, способствовало прогрессу. Человек разумный превратился в человека болтающего, и это оказалось благом для его эволюционного взросления. Болтун стал находкой для людей, стремящихся сблизиться друг с другом. Есть и такая теория. Она так и называется – теория сплетен. И это не шутка. Израильский историк-футуролог Юваль Ной Харари в своем бестселлере «Sapiens. Краткая история человечества» посвятил сплетням целую главу. «Сплетни для нас столь естественны, что может показаться, будто наш язык и был создан для этого… Хотя эта склонность человека обычно подвергается осуждению, она очень важна для налаживания сотрудничества в больших коллективах. Новые лингвистические навыки, приобретенные сапиенсами 70 тысяч лет назад, позволили им сплетничать часами. Надежная информация насчет того, кто заслуживает доверия, а кто нет, помогала маленьким группам объединяться в большие, и у сапиенсов развивались все более сложные и тесные формы сотрудничества», – писал он. Словом воздух не наполнишь, но оно способно заполнить душевную пустоту. Разговор по душам – насущная потребность сапиенсов. Кстати, они единственные из живых существ на планете, которые способны не только что-то себе навоображать, нафантазировать (скажем, построить воздушный замок или сделать из мухи слона), но и, с головой погрузившись в этот выдуманный и облеченный красивыми словесами мир, горячо обсуждать его вымыслы и мифы, делиться ими друг с другом, часто превращая их в бытовую реальность. Порой, кстати, весьма насущную.

Еще вариант полезности словесных излияний без особой на то информационной надобности. Это необходимость выговориться. Как бы эмоционально разрядиться, сбросить негативную энергию, выплеснуть ее наружу. Пожалуй, это озвучивание своих чувств присуще всем живым организмам. Волк это делает воем, тигр – рыком, кот – мурлыканьем, орел – клекотом, пичужка – писком. А человек – словом, тирадой слов, которые обязательно должны быть произнесены. Желательно в присутствии того, кто способен выдержать этот словесный выброс, а главное – не дать себя им негативно зарядить. Что написано пером, то не вырубишь топором, а вот с озвученным словом посложнее. Пламенная речь может, конечно, и прильнуть к сердцу, и даже его зажечь, но все же, войдя в одно ухо, это слово из другого и выходит. Часто бесследно. Ничего страшного. Основную функцию, будучи все-таки произнесено и услышано, оно выполнило. Живое слово дороже мертвой буквы.

«Поговори со мною, мама, о чем-нибудь поговори». Чаще всего об этом просит ребенок, однако в любом возрасте человеку необходим этот душевный разговор «о чем-нибудь». Это призыв не только к мамам, но и ко всем нам, людям. Давайте учиться беседовать, общаться, вести диалог, просто разговаривать. Пусть даже ни о чем. Часто голословность, голые, без особой смысловой нагрузки слова – это все равно эмоции, чувства, потаенные желания. Пустопорожние разговоры – это не о душевном вакууме и бездумье. Это все равно слова и разговоры, общение, узелки которого и есть диалектика (в переводе с греческого – «искусство спорить, вести рассуждение»). Умение свои чувства превращать в слова, обмениваться мыслями – любыми! – это уже понимание друг друга, сближение, нахождение общего языка. Языка мира и добра. Простая истина, которая новыми гранями мне открылась именно в дороге, попутье которой быстро связывает и роднит людей. Именно в дороге я часто и остро испытывал насущную потребность в живом слове. Она нередко возникала сама собой. Доверительные отношения устанавливались часто чуть ли не с первых минут знакомства. И удивительно легко и непринужденно находился общий язык. Однажды на окраине непальской деревни, где я расположился на ночлег, уже в кромешной темноте ко мне на костровой огонек заглянул местный житель. Посидел, посмотрел, как я колдую над казанком, а потом попросил меня спеть что-нибудь украинское. Я принял соответствующую позу и затянул: «Дывлюсь я на небо…» Знал я только один куплет. Потом просто стал произносить какие-то слова. Из песни слов не выкинешь. Их можно привнести в песенный мотив. Так продолжалось минут десять. Наконец я иссяк. Смотрю, непалец смахивает слезу. А потом и говорит мне: «Так это ж наша песня». Вспоминаю наше путешествие по турецкому Курдистану. Нередко на горных дорогах приходилось пользоваться услугами местных шоферов. Мой хваткий в жизни, но нередко несколько легковерный, а тем более неискушенный в странствиях по разноязычным землям спутник часто упорно втолковывал «непонятным» курдам очередную мысль на русском языке. Те с неменьшим азартом и упорством отвечали ему на родном курдском наречии. Диалог мог продолжаться довольно долго. Удивительно, что собеседники понимали друг друга, а самое главное – были довольны содержательным общением. Часто, даже общаясь на одном языке, люди думают, что понимают друг друга. Но этого не происходит из-за разного смысла, который они вкладывают в разные слова. Когда же тебе пытается что-то объяснить иностранец, ты «прощаешь» его и за произношение, и за тон, а самое главное – за смысловую словесную нелепицу. И тут же сосредотачиваешься, напрягаешься, пытаясь продраться через дебри слов и уловить, постичь не словесный, а истинный мысленный смысл сказанного. Кстати, очень часто мы раздражаемся, устаем от пустопорожних речей, обилия слов, которые по отдельности вроде бы и понятны, но истинный смысл сказанного, его суть трудно уловимы. Чужая речь иногда удобна тем, что к ней не надо прислушиваться, напрягаться, улавливая смысл. Все равно ведь ничего не поймешь. Меня, например, она иногда даже успокаивает, создает вполне терпимый и даже в чем-то способствующий внутренней свободе, собственным размышлениям звуковой фон. Это как шум несильного дождя, журчание ручья, шорох листвы.

С этим и живем, не прекращая и говорить, и слышать, и внимать, и осмысливать, и чувствовать.

Владимир СУПРУНЕНКО, фото автора