Зеленый флаг взмыл по флагштоку. И, как казалось снизу, упершись в небо, стал хаотично развеваться, пока не поймал ритм и едва не застыл во всем своем государственном величии. Семиклассник Мурад, которому в этот раз было доверено поднять флаг, в обычные дни хулиган и задира, выглядел одухотворенным. Конечно, ведь на его месте хотел оказаться каждый из нас.
Палящее среднеазиатское солнце. И мы, мальчики-интернатовцы, на школьном плацу. На небольшом постаменте рядом с директором старшеклассник Назар.
«Отчизна любимая, край родимый мой!» – вдохновенно кричит он в микрофон, установленный на стойке по его едва ли не двухметровому росту. Летящий со всех сторон хор голосов повторяет хорошо известную нам фразу: «И в мыслях, и сердцем я всегда с тобой!» И снова повтор – справа, слева, сзади и даже от впереди стоящего коротко стриженного затылка. «За малейшее зло, причиненное тебе, да отнимется рука моя». Назар, слегка отклонившись от микрофона, кашлянул в кулак: «За малейший навет на тебя да обессилеет язык мой». И, наконец, мое любимое: «В час измены Родине, президенту, священному стягу твоему да прервется дыхание мое».
Нам желают успешного старта очередной учебной недели и, проведя через центральный холл, где мы должны поклониться портрету пожизненного президента, разводят по кабинетам. Так всякий раз начинаются наши учебные будни. Конечно, все мы в форме – бордовые (интересно, почему?) пиджаки, белые рубашки с тонкими черными галстуками на тонких шеях, черные же брюки, на ногах однотипная черная обувь.
Мы жили здесь же, в небольшой пристройке к школе. Ряды двуспальных кроватей, у каждого из нас был отсек с отдельной дверкой в вытянутом во всю стену шкафу из тонкого металла. Внутрь своего я повесил вырезку из журнала «Крестьянка», который выписывала мама, – компактную репродукцию картины Верещагина «Апофеоз войны». Реалистичная гора черепов, а над ней птицы-хищники. Наверняка специалист по подростковой психологии многое бы поведал, узнав об этом сюжете. Впрочем, психологов там не было, их нам заменяли воспитатели, прикрепленные к тому или иному классу. Они фактически жили с нами – в соседних комнатах, питались тем же, чем и мы, наблюдали за дисциплиной во время выполнения домашних заданий, разбирали спорные ситуации и конфликты, ну и, конечно, наказывали за провинности. Например, размашистыми ударами рукояткой плотно сбитого веника по вытянутым ладоням. За что? А хотя бы даже за разговоры после отбоя. Мы принимали правила и, как вспоминается, даже внутренне соглашались со справедливостью того или иного наказания.
В остальном все было, как всегда: мы изучали иностранные языки, физику, биологию, другие предметы, играли в футбол и в шахматы, обсуждали девчонок, оставшихся за высоким забором, дрались и читали. Был лишь один особенный предмет, введенный в обязательную программу, – изучение прижизненного труда президента – массивной книги в твердом розовом переплете, к которой следовало относиться с особым почтением. Никаких пометок на страницах, не ронять, не класть обложкой вниз, ну и так далее, что там еще может сделать с книгой подросток.
Благодаря социальным сетям мы иногда общались с одноклассниками. Неудивительно, что те, чьи семьи имели хоть малейшую возможность, разлетелись кто куда. Мы совсем не обсуждали нашу жизнь в школе, хотя тогда думали, что счастливы. Наверное, и это о многом скажет вдумчивому психологу.
Унижал ли весь этот казавшийся разумным и естественным мир наше человеческое достоинство? Пусть каждый ответит на этот вопрос сам, но, если вдруг так, не унижал ли он еще больше достоинство наших наставников?
С 1 сентября в пилотных российских регионах вводится должность советника директора школы по воспитанию. Вслед за первыми лицами хочется выразить надежду на то, что их подходы будут неформальными. Что «навигаторы детства» будут действовать, исходя в том числе и из внутренних убеждений, а все то доброе и светлое, что планируется транслировать детям, по-настоящему станет частью личностей последних.
Арслан ХАСАВОВ, главный редактор «Учительской газеты»
Комментарии