“Катошное” братство

Вот и прошли зимние каникулы моей младшей дочери. Я их тоже ждала. Ну, думала, живем мы в поселке, недалеко от Москвы, увидит моя дочь в этом году, что такое настоящая зима – зима из моего детства! Правда, лыж у нас нет – лыжи нынче дороги. Это я, бывало, в детстве своем становилась зимой на лыжи, лет с десяти.
А ныне лыжи дороги, да. Нынче, чтобы всей семьей в выходные на лыжи встать, понадобится тысяч шесть рублей. Значит, обойдемся без лыж.
Ну тогда пусть моя дочь покатается с гор на санках! Размечтались с ней, а потом спохватились: а где горы? В моем детстве бывало так. Однажды, в начале самой настоящей зимы, когда снег можно было лопатой грести, а это значит, нам, детям, по колено, по край валенок, как-то всем вдруг, живущим в одном доме, становилось ясно: пора! И мы договаривались, кто ведро с водой из дома притащит, кто лопату, чтобы снег накидать, разровнять.
А жэк словно сам видел из своих окон, что “пора”. У жэка к тому же было женское лицо, округленькое и доброе. В жэке работала мама одного “нашего мальчика”. Жэк после работы подходил к нам и весело спрашивал: “Ну как? Пора?” Мы отвечали хором: “Пора!” И тогда жэк привозил на другой день целый грузовик где-то собранного снега. Часа два потом лазили мы по этой высокой белой куче, уминая ее ногами. Потом опять заливали водой.
Смею даже заметить, что складывалось целое временное братство тех, кто “имел право”, словно получал “билет”, съезжать именно с нашей горы. “А ты эту горку делал? Не делал? Тогда вали”. Впрочем, чаще всего “билет” заменяли санки – ведь на одних могли двое съехать.
Примерно такое же братство создавали мы и позднее, когда подросли и стали с седьмого класса ходить кататься на коньках на городской стадион. Сезон начинался с одиночек, которые вечерами, при свете иллюминации, “пробовали лед”. “Ты пробовал лед?” – спрашивали мы уже накануне у своих одноклассников, с жадностью какой-то надеясь, что в этом году прошлогодние коньки нам будут еще “как раз”.
И потом раза два в неделю – на лед обязательно. Не смущало и то, что в субботу мы всегда учились. Но правильно ли я сказала, что собиралось “братство”? Ребята из разных школ, много тех, кого с презрением или даже с боязнью называли “Ежик из второй школы”, “Шкапик из железнодорожной”, тоже приходили на каток. Крепенькие хулиганы, которых знал уже весь город. Конечно, они никого не резали, не избивали. Но вот вопрос: “Почему?” Ведь тут, на катке, было для драк много разных поводов. Но нет – все на льду только блаженствовали и потому, наверное, щадили друг друга. И что даже странно сейчас: ни одного взрослого, который бы за нами присматривал.
Никто никому, конечно, здесь не признавался в “верности до гроба”. Но когда однажды, в преддверии весны, раньше ожидаемого нами срока наступила оттепель и ворота катка для нас не раскрылись и даже фонари никто не зажег, мы, человек несколько сотен, перелезли через высокий забор и все равно пришли на полюбившееся нам место. Льда почти не было. Черная вода хлюпала под ногами. Валенки и сапоги промокли. Но мы невольно выстроились рядами большого веера и в полной темноте шли и шли друг за другом против часовой стрелки, как привыкли обычно кататься. Это был странный танец. Никто не говорил, все молчали. Никто ни с кем не сговаривался, но я думаю, что, если бы взрослые догадались зажечь свет и в этот вечер, они бы увидели немало счастливых лиц. “Катошное” братство скупо прощалось друг с другом до новой зимы. Но взрослые фонарей не зажигали – “не положено было”.
…Вот так вот. Увы! И в эти каникулы, между 2002 и 2003 годами, я тоже не смогла доставить моей дочери не испытанного ею пока что счастья – надеть коньки. В нашем поселке жэк не имеет человеческого лица. Он никогда не заливает катков. В одном из дворов есть только маленькая “коробка”. Одна – на сотни детей. Но по правде сказать: и места у нас для большого катка нет. Всюду одни дома и гаражи.
Так не сбылись мои планы – выманить дочь из дома и заставить “дышать свежим воздухом”, хотя бы в каникулы. Она выползает во двор, топчется с подругой некоторое время, а потом приходит и говорит: “Скучно. Там нечего делать. Можно домой?” И я с ужасом понимаю, что они не научены играть на улице!
И вот теперь вторую неделю, как обычно в будни, подъем в полседьмого, чтобы успеть на автобус, который ходит по расписанию. Уроки в школе до двух, а два раза в неделю и до трех, а то и пяти часов дня. Ловля маршрутки, которая застряла, как всегда, в “пробке”. Если пролетела мимо, потому что перегружена, ждем на холоде, на ветру другую. В четвертом часу возвращение домой “без сил”. Торопливый обед, и вскоре после этого уроки – то до семи, то до девяти вечера. Мозг перегружен. Сон не приходит сразу. И так всю неделю – в этом году школа дочери перешла на шестидневку. Один выходной – в воскресенье, но на уроки уходит половина свободного времени. И когда вижу на лице моего уставшего ребенка плаксивую гримасу, обнимаю дочь и говорю ей на ухо: “Потерпи, потерпи – до следующих каникул. И тогда мы начнем наконец гулять…” А сама думаю: “Может быть”.

Ирина ЛАНГУЕВА
Московская область