Главное в моей ранней жизни божество – это, конечно же, Илька. Это я так ее назвала. Это имя вмещало для меня столько преклонения и восторга, что мне даже теперь нужно сделать усилие, чтоб припомнить ее обычную, невозвышенную биографию.
Она была племянницей моей бабушки, в девичестве Стародубовой, и звали ее (по паспорту) Лидой. Но я в свои три-четыре года выговаривала «Илька», и все взрослые тоже стали ее так называть.
Лида Стародубова, деревенская девчонка, в 16 лет выписанная теткой из голодающего села в «зажиточную» городскую семью, как лихо и легко она вписалась в ряды первейших городских модниц, холеных и надменных, работая при этом на заводе «Запорожсталь» простой учетчицей (что ею, понятное дело, не афишировалось).
Миниатюрная, с пышной рыжей прической а-ля Брижит Бардо, с точеными ножками 33-го размера, всегда в туфлях на высоченных шпильках да еще и с малышкой рядом – тут не только парни, но и бабули вслед ей восхищенно ахали: «Надо же, какая молодая мама!» Эта легенда очень ей импонировала, она была жуткая кокетка, но и меня любила без памяти, называя «Ильюшенькой».
Не пела она мне народных песен и сказок не рассказывала, это больше к лицу стареньким няням. А моя Илька завораживала меня громким заливистым смехом, бурной жизнерадостностью, обилием восхищенных поклонников и супермодной прозрачной круглой сумкой из белой пластмассы, и несметными сокровищами на столике у трюмо в ее комнате, где я часами могла перебирать в разных шкатулочках бусы, сережки, браслеты, колечки, тюбики с помадой. Это теперь я понимаю, что все это было обычной дешевой бижутерией, но в ту пору никакие бриллианты не могли затмить в моих глазах Илькины сокровища. Мама до сих пор ругается: «Ну что ты столько всего на себя нацепила, как новогодняя елка!» Мама хоть родом тоже из села, но уже в городе окончила институт, а главное – она всегда была настоящей красавицей со строгим вкусом. А я не как елка, я как Илька.
Илька была моей отдушиной в мире, жестко поделенном на взрослых и детей. Ни теткой двоюродной, ни няней я ее не воспринимала. И не старшая сестра, и не подруга… Просто Илька – и Ильюшенька. Неразлучная парочка.
Наши прогулки были не обычным гуляньем. Скорее, чем-то вроде выхода в свет, торжественным и праздничным. Город был у наших ног. Ловя восхищенные взгляды и ахания вслед «молоденькой маме», Илька их будто и не слышала вовсе, лишь повыше вздергивала носик, потуже прижимала к округлым бедрам свою круглую сумку из белой пластмассы, и та соблазнительно покачивалась в такт ее танцующей походке, а я покрепче сжимала Илькину твердую ладошку, неосознанно гордясь и ликуя в этих волнах восхищения. Мы шли по площади у кинотеатра имени Глинки, по периметру которой на скамейках рядком сидели бабульки с гладиолусами и георгинами огромных южных размеров. Мы будто благосклонно принимали этот цветочный парад в нашу честь.
…Приближался Илькин день рождения. Мне было уже пять лет, и так хотелось одарить ее чем-то настоящим, а не вечными детскими рисунками и корявыми вышивками. И я нашла такое сокровище в витрине ювелирного магазина, куда мы с Илькой часто захаживали. Это были то ли клипсы, то ли сережки с маленькой капелькой, на которой крепился небольшой полумесяц. Цвет был бирюзовый, а главное, цена была мне по силам! Накопив монеток, которые мне дома давали на «газировку», я вместе с продавщицей отсчитала семь рублей, умирая от страха, что вдруг трех или пяти копеек не хватит.
Но все получилось, я зажала полумесяцы в руке, так и держала их в кулаке всю ночь под подушкой. А утром вручила Ильке свое сокровище.
Вот только почему-то она их ни разу так и не надела. Я даже подумать не могла, что просто не понравились. Надеялась, может, хранила как память? В семье начались разводы, переезды, я так и не сумела ее об этом спросить.
А потом не только нашей семьи, но и страны той нашей не стало. Мой город стал заграницей. Даже письма теперь почти не приходят.
От Ильки у меня остались лишь имя да название блюда, которое мы с мамой и семьей моей сестры так и называем, картошка по-Илькиному. Это когда горячую картошку, порезав, заливают постным маслом, засыпают крупно нарезанным луком и все это перемешивают. Правда, в Германии я встречала нечто похожее, только с майонезом, и называлось оно картофельный салат. Но, по-моему, это звучит безлико, а наше название куда теплее и лучше.
Комментарии