Камо грядем? Искусство странствовать – это прежде всего искусство общения

Окончание. Начало в №12-14.

Язык мой…Меня часто спрашивают, как, на каком языке я общаюсь с местными жителями. По-разному это происходит. Чаще всего я объясняю так. Если светит солнце и мне жарко, я оголяюсь, стаскиваю с себя лишнюю одежку, прячусь в тень, если вдруг набежит тучка и польет дождь, наоборот, утепляюсь, накидываю плащ, ищу защиту под крышей. Точно так и с языком. В зависимости от «климатических» обстоятельств общения. В ход идут английский язык, отдельные слова из тюркского, какие-то интернациональные возгласы, чаще всего вообще прибегаю к жестам. Сама ситуация подсказывает, с кем и на каком языке мне общаться. Искусство странствовать по разным землям и странам – это прежде всего искусство общения, взаимопонимания. Легко и просто в дороге, которую ты сам выбрал. Совсем иначе, если другие за тебя делают этот выбор, определяют твой путь и его направление.На украинских шляхах и российских проселках, по которым приходилось странствовать, языковых проблем никогда не возникало. Что город, то свой норов, что сельцо, то словцо, что хуторок, то говорок. Однако мне везде интересно, везде я свой, везде желанный гость. Я ж ведь родом из Запорожья. Из знаменитого казацкого края, о котором Гоголь в статье «Взгляд на составление Малороссии» писал: «Это было пестрое сборище самых отчаянных людей пограничных наций. Дикий горец, ограбленный россиянин, убежавший от деспотизма панов польский холоп, даже беглец исламизма татарин, может быть, положили первое начало этому странному обществу по ту сторону Днепра». Позже к этому «сборищу» присоединились переселенцы из Центральной Украины и российской глубинки, ногайцы, раскольники-старообрядцы, болгарские беженцы, немцы-меннониты. Гостей со всех волостей охотно принимало вольное Запорожье. На каком языке общалось население моего родного края? Трудно сказать. Скорее всего преобладал славянский «суржик» (так в Украине называют русско-украинский разговорный язык, который бытует в сельской местности, в Белоруссии его называют трасянкой). Знаю одно: и жили, и тужили, однако общались вольно, как к тому располагало природное степное «ничье благо». В том числе и благо общаться на для всех понятном языке.Сегодня распределение многих благ (в том числе, кстати, и природных) взяло на себя государство. В огороде, как известно, бузина, а в Киеве всемогущий дядько, которому ничего не стоит превратить эту бузину, скажем, в подсолнух. С бузиной, может, и можно произвести такую селекцию. С языком посложнее. Еще сложнее ограничить свободу его выбора. Тут никакие указы и циркуляры не помогут. Тем более что часто у столичного дядьки одно на уме, другое на языке.«Зри в корень!» – это назидание незабвенного Козьмы Пруткова на все случаи жизни. Вот и я зрю в свой казацкий корень. «И слово стало плотью», – написано в Библии. С детства в мою и моих земляков плоть вошли два языка. Окрепших, ставших на ноги, громко о себе заявивших. В плоть вошло и назидание предков: человек хорош, когда на себя похож. Запорожцы всеми силами стремились утвердить и сохранить в своей среде эту «на себя похожесть». В любых ситуациях они руководствовались прежде всего здравым смыслом, жизненной необходимостью. Это касалось и языка общения. Может, именно здесь собака зарыта? Может, люди – жители конкретного региона, края (особенно если площадь его сравнима с размерами небольшой европейской страны) – должны сами определять, на каком языке им общаться и обучать своих детей?…В моем родном крае за днепровским порогами человек когда-то, вдыхая «благорастворенный» степной воздух, был волен и всем доволен. Другое время, другой воздух вокруг, однако память о той казацкой воле в крови моих современников по обоим берегам Днепра-Славутича. Испокон веков его русло от истока до устья – между разными языковыми берегами. В этом слава великой реки и сила ее народов.Через голову и через животПутешествуя по Полесью, в древнем Коростене я попросил своего спутника запечатлеть себя не рядом со скульптурой древлянской княжны Малуши, жены Святослава и матери Владимира, а в обнимку с памятником деруну. Это такой картофельный оладушек, как написано на постаменте, «окраса полiського столу, страва на день и цiлiвiки». Что ж, и так бывает в истории: стирается память о войнах, революциях, вождях и богах, а блюда, которыми, «не щадя живота своего», полнится род человеческий, продолжают жить в веках.«Начало и корень всякого удовольствия – удовольствие чрева, даже мудрость имеет к нему отношение». Это грек Эпикур. «Не доходит через голову, дойдет через брюхо. Чтоб этому неслуху пусто было. Оставь его без вечери – розуму быстро наберется». А это мой дед Супрун. Мудрость ученых людей, как и народная мудрость, имеет отношение к самым простым бытовым вещам. Через них часто и познается. Все увиденное и услышанное в дороге прочно ложится в память, если пропускаешь его не только через сердце, но и…через желудок. То, что сегодня в Украине на слуху, о чем там спорят по обоим берегам Днепра, что неоднозначно воспринимается соседями, вдруг неожиданно всплывает в… ассортименте сибирских «заезжек» (так за Уралом называют придорожные кафешки). Чуть ли не первым блюдом в меню значится борщ с непременной добавкой «украинский». Это уже не только название блюда, но как бы знак его высшего качества. В одном из баров Уссурийска мне встретилась закуска «Батька Махно». Сало, лук, горчица – вполне «махновский» набор. А вот салат «Трезубец» (кальмар, грибы жареные, свежий огурец, лук, майонез), рецепт которого мне попался на глаза в одном из кафе Приамурья, вряд ли доводилось пробовать махновским хлопцам.Островки украинской культуры встречались мне везде на обихоженном Россией евразийском пространстве. Под Красноярском возле поселка Кускун я не мог не завернуть в «Малую Жмеринку». Так называется придорожный столовый комплекс, хозяин которого родом из украинской Жмеринки. На Байкальском тракте в десятке километров от Иркутска находится ресторан «Шинок», который специализируется на украинской кухне. В меню – ее традиционные блюда (борщ, холодец, вареники, горилка с медом и перцем). Просторный зал с плетнем, из-за которого свисают желтые подсолнухи, позволяет, как написано в рекламном проспекте, «хороводить по-украински размашисто и без толкотни». В российской столице популярностью пользуется сеть ресторанов «Корчма «Тарас Бульба», броские вывески над которыми украшены портретом запорожского рыцаря. Правда, эти и множество им подобных учреждений общепита больше имеют отношение к интернациональной по своей сути культуре желудка, которому мало горя, что переваривается в головах людей и чем насыщены их души.Почти каждое лето я приезжаю на родину матери в подмосковный поселок Туголесский Бор. В последний мой приезд сосед Витя Нестеров, который в свое время посвятил меня в тонкости местной рыбалки и грибной охоты, принес мешок с картошкой, морковкой, свеклой. Овощи прошлогодние, не первой свежести, но если подчистить, обрезать – сойдет. «Это тебе гуманитарка», – сказал сосед и выжидательно застыл на пороге. Я понял, что надо налить. Гуманитарка – это дар, но все-таки в какой-то мере долг, который, как известно, платежом красен. Но в доме ни капли спиртного. Как быть? Я отрезал кусочек сала. «А это от меня гуманитарка. Помощь от братского украинского народа». Витя понюхал (как бы виртуально «занюхал») и сказал: «О-о-о!» Я вспомнил надпись на воротах фермерского хозяйства, которая встретилась мне на Харьковщине: «Продукты от фермера. Сало – это великая сила, объединяющая народы». Чаще всего до нашего люда некоторые азбучные истины добрососедских отношений доходят именно через желудок. Именно он оказывается часто всему голова. Это вызывает досаду, даже порою огорчает, но одновременно и радует. Светит солнце или проносятся над землей косматые тучи, улыбается радуга или воет вьюга, но снова и снова из дымарей в моей родной стороне над белыми хатами-«мазанками» вырываются полупрозрачные сладковатые дымки, а из раскрытых гостеприимно дверей льются волшебные запахи, к которым неравнодушны другие народы.У поэта Леонида Киселева есть такая строчка, которая запала мне в душу еще со студенческих времен: «Я постою у края бездны и вдруг пойму, сломясь в тоске, что все на свете – это песня на украинском языке». Сильно, гордо и очень душевно сказано. Я не знаю, какую роль уготовила история Украине и ее народу, но уверен, что людскому роду не будет переводу, доколе над планетой будут звучать украинские песни, а хозяйки готовить борщи и печь паляницы.Время бежатьВ подмосковных электричках принято «бегать». Что это такое? При появлении контролеров добрая треть вагона (в основном подростки, однако немало и солидных дядей, и шустрых старушек) вскакивает, протискивается в тамбур и на следующей остановке выбегает из поезда. В считанные секунды толпа проносится по перрону и заскакивает в вагон, который контролеры миновали. Машинист не дает сигнала к отправлению, терпеливо ждет, пока все безбилетники не окажутся в вагоне. Были случаи, что отставшие попадали под колеса. Контролеры и сопровождающие их охранники снисходительно относятся к такому «беганию». Так вот и живет добрая половина России. Люди бегают от проблем, правил, которые им навязывает государство, постылой действительности. В конце концов от себя. В эту ли тему, или в другую, но вот строчка из статьи Н.Бердяева «Русская идея»: «Путь земной представляется русскому народу путем бегства…» Случается, что и я, выбираясь в столицу, прибегаю к подобному способу спасения своих скудных финансов. А иногда просто развлекаюсь. Скучно два с лишним часа трястись в электричке, обозревая хоть и живописные, однако уже приевшиеся пейзажи…Трудно сказать, чем представляется путь земной сегодняшним народам, населяющим российские просторы, равно как и их европейским и азиатским соседям. Но «путь бегства» в нынешние неспокойные времена выбрали многие. Спасаются бегством мирные жители Донбасса, беженцами из Сирии наполнена Европа, на старте и российские бегуны. Я уже не говорю о современных возможностях быстрого перемещения людей. Это, конечно, не Великое переселение народов, но, вполне возможно, его преддверие. Мест, правда, для всех под солнцем на планете все меньше и меньше, как, куда и с какой скоростью ни бегай.От себя не убежишь. Так у нас говорят. Это и утешает. И, кстати, вселяет надежду. «От движения народы не уставали, не ослабевали, но в расширении кругозора накопляли богатство воображения», – писал Николай Рерих. Так что, будем двигаться? Или все-таки бегать?