Как я был инопланетянином. Индонезийцы мечтают сфотографироваться с белыми людьми

Первый восторг после командировки на острова Белитунг, Суматра, Самосир… Как многолик и разнообразен, как неповторим мир! Казалось бы, банальный вывод. Но банальность перестает быть банальностью и становится частью твоей судьбы, когда ты лично (а не по книжкам и телеэкрану) открываешь для себя неведомые детали быта людей самых дальних окраин планеты.

В джунгли – за улыбкойПутешествуя, открываешь не только мир, путешествуя, открываешь и себя любимого. До командировки на Богом забытые острова Индонезии я, например, и не ведал, что так интересен кому-то еще кроме моих друзей и близких. Здесь же нашей небольшой делегации почти не давали проходу, с первородным восхищением тыкали пальцем, показывая на наши не такие, как у них, индонезийцев, носы и цвет кожи, норовили к нам прикоснуться, как к святыням, считали за счастье попасть в объектив наших камер и за полный восторг – сфотографироваться с нами. Эти чистые душой и мыслями люди, трогательные в своих наивности и простодушии, никогда не получат эти снимки на память, но рассказы о том, что кто-то из них фотографировался с русскими на Белитунге или Суматре, будут передаваться из поколения в поколения, пока не станут легендой и не отомрут естественной смертью в силу своей неоригинальности – мы и приезжали в эти края для того, чтобы вслед за нами, журналистами, поехали тысячи других туристов.Сфотографировался с тобой. Одарил улыбкой. Сложил руки лодочкой у груди или приложил правую ладонь к сердцу:- Терима каси! (Спасибо.)- Индонезийцы верят, что, прикоснувшись к белому человеку, у их потомков будут рождаться белые дети, – и в шутку, и всерьез уточнил наш гид Шериф, которого мы звали просто Риф. К слову, имена индонезийцы дают своим детям, что называется, «от фонаря». В паспорт вносят не фамилию, а имя, и посторонний никогда не поймет, кто чей родственник. В путеводителях по Индонезии разночтения. В одних утверждается, что в стране 13466 островов, в других – 17508, и если на каждом из них провести хотя бы по одному дню, то понадобится 39 лет. Поверим второй цифре – она все-таки подкреплена другой, пусть и условной. Пойди посчитай, сколько островов в океане, если принимать за остров даже торчащий из воды отполированный волной камень. «Лишь» 6000 индонезийских островов обитаемы. Надо понимать, не на всех из них живут люди, но абсолютно на всех – животные, птицы, пресмыкающиеся, насекомые…  На Белитунге (повторюсь) на нас смотрели, как на инопланетян, мы были первой русской делегацией в этих краях. Туристы-одиночки из России, Англии, Штатов, Германии, да, бывали и проскочили незамеченными «широкой общественностью», но чтобы на этот остров высадился целый десант из семи очаровательных русских мисс и одного седоголового мистера, такого в истории Белитунга не было. В крохотном аэропорту на нас водрузили венки из живых цветов и с этой минуты «носили на руках».В самолете от Дубая до Джакарты (восьми с половиной часов полета вполне хватает для разговоров) руководитель нашей дружной компашки Мария Авдеева (огромная умница и душа-человек) среди многих прочих интересных вещей рассказала мне и о свежей книге индонезийского писателя Хабибурахмана Альширази «Буми чинта» («Земля любви»), в которой Альширази предлагает неискушенному читателю свой взгляд на Россию. Сам Альширази в России не был. Роман писал со слов студента-мусульманина, учившегося в Москве, который с утра до вечера молился, чтобы не угодить в банду или в постель женщины легкого поведения. Итак, что думает о нас продвинутый индонезийский интеллигент? Если коротко: Россия – страна всепроникающей коррупции и поголовного разврата.Маша попросила меня «врезать как следует» этому автору, что я и делаю, но со смутным желанием согласиться с первой частью вывода писателя. Не знаю, кем казались жителям того же Белитунга наши женщины, но когда мы пришли с экскурсией на рынок, там прекратилась всякая торговля, а началось «шоу» – обнаженные плечи, открытые руки и ножки наших женщин (все-таки +32 в тени, и у каждой, к слову, есть на что посмотреть) вызвали шок вожделения местных мужчин. Они и в море-то купаются в одежде (что мужчины, что женщины), а тут целая стайка белокрылых стройных див с европейскими чертами лица бродит среди гор овощей и фруктов, мимо провонявших бездной вод рыбных рядов, о чем-то мило щебечет, с удивлением фотографирует то, что, кажется, и внимания-то не заслуживает. Подумаешь, двухметровый марлин! Подумаешь, россыпи манго, авокадо, кокосов, папайи, рамбутана, гуавы!.. Подумаешь, на глазах у всех рубят голову курице!Возгласы! Уханье! Аханье со всех сторон. Уханье и аханье восторга, а не осуждения, возгласы восхищения, недосягаемости такого совершенства. Ко мне как к самому старшему в группе и единственному мужику подходят седобородые аксакалы. Тянут руки:- Русса! Русса! Сэламат паги… (Доброе утро.)Показывают большой палец:- Союза… Про СССР они слышали. Не знают, что мы уже из другой страны, из другого измерения. Как им все объяснить?! Разговоров теперь в поселке как минимум на неделю. Очень доверчивые. Незащищенные. Независтливые. Не испорченные ложью цивилизации. Широкая улыбка на лице, а глаза ранены глубокой болью веков. Никогда не поверишь, что в Северном Сулавеси, например, дети, как эскимо, едят… жареных крыс. А уж собак с еще большим удовольствием и аппетитом.70 процентов детей из такой, как Белитунг, местности в лучшем случае получат начальное образование. Дети и их семьи – заложники ситуации: за образование надо платить, а платить нечем. Надо сводить концы с концами, выращивая рис и овощи, собирая в джунглях фрукты, строя из бамбука хижины, мастеря незатейливые поделки… И туалетом, и прачечной, и душевой, и бассейном служит… океан. Его теплые изумрудные волны. А если нет рядом океана, то сточная канава или речушка с мутными водами. Мать стирает, по пояс стоя в воде, тут же купаются дети, выше по течению в канаву сеет дымящиеся мины глупая корова… Крестьянин понимает, что есть другая жизнь, но не предпринимает ничего, чтобы жить лучше. Так жили его предки – так и он будет жить. А потому, зачем детям учиться? Пусть с малолетства помогают выживать. И ощущение, что индонезийца это не угнетает. Он не ленив – он слишком привязан к вековому укладу семьи, клана, деревни… В гостях у «людоедов»Я подсчитал. За девять дней путешествия по островам Индонезии мы провели в воздухе 33 часа. Более 20 часов – в комфортабельном автобусе, петляя по серпантину гор, а то и томясь в городских пробках. Более шести часов прошли на катере, пересекая самое большое в Азии озеро Тоба. Часа три бродили по джунглям, чтобы накормить бананами и морковкой самку орангутанга и ее малыша…Но честное слово, это того стоит.Мы побывали и в селении древнего этноса батаков, где еще в середине прошлого века было правилом лакомиться человечьим мясом. Шли в гости к потомкам каннибалов с трепетом. Кто знает, что у них на уме? А мы свеженькие, румяные, жизнерадостные… И девчонки наши уж больно аппетитные…Дом на сваях, похожий на китайский фонарик. Под ним питомник для собак. Щенят выращивают и… забивают на деликатесы. Квадратные прорези в бамбуковых стенах вместо окон. В дом можно подняться только по лестнице. У порога выступ размером с сиденье табурета. На нем приятно посидеть, выкурить «косячок» перед сном, но стратегическое назначение приступки куда серьезнее – женщина, когда приспичит, усаживается сюда… рожать. Надо полагать, на глазах у всей деревни. Очевидно, с подсказками, советами, одобрениями, возгласами поддержки земляков, а скорее родственников: «Тужься, милая… Тужься… Мальчик будет. Воин!»У батаков до сих пор принято жениться на близких, а потому понятия «брат», «сестра», «племянник», «свекровь», «тесть», «деверь», «невестка», «кузина» здесь очень условны. Кровосмешение было принято у батаков со времен первых племен, а батаки – один из древнейших и многочисленных этносов Суматры.В доме современного сельского батака все до примитивности просто. Сколько очагов, столько и семей живут на данной «жилой площади». Я был в доме на четыре семьи. Дети спят на полу. Взрослые – за утлой занавеской. Квадратная комната (она же кухня, спальня, прихожая, детская, кабинет, кладовка…) мысленно (без всяких перегородок!) разделена на зоны. Четыре (допустим) семьи – четыре зоны. Границей (конечно, очень условной) служат коврики, а чаще засиженные циновки из тростника.При мне одна из дочерей пришла из школы. Скрылась за родительской занавеской, переоделась из школьной формы (она у всех одинаковая) в домашнее и вышла к гостям. То есть села на пол среди нас, журналистов, подперла подбородок грязным кулачком. Обычный деревенский ребенок (жижа блестит под носом), но передергивает от мысли, что кто-то из предков этой милой крохи еще в середине прошлого века (я, например, только родился, но уже была изобретена атомная бомба) жарил на вертеле своего врага. Чтобы с аппетитом съесть. А соусом к мясному блюду служила свежая кровь…На Суматре вообще любят соусы.К нашему приходу семья батаков приоделась – несвежий саранг (кусок ткани батик вокруг бедер) и светлый сангкок (мужской головной убор) у «главы» семьи. Деда? Отца? Тестя? Дяди? «Главного» мужа? Слова «глава» семьи и «главный» муж закавычил не напрасно. У батаков теперь жесткий матриархат. Последнее решение за женщиной, и дети получают имена по материнской линии. Слово женщины – закон и руководство к действию, о чем вслух помечтали московские журналистки.Хозяюшки не стали наряжаться в национальные блузки (каины) с поясами (пеланги) батаков, а к приходу дорогих гостей из России обрядились в обычные футболки с местного рынка и светлые бриджи. Грудастые. Уверенные в себе. Взгляд чуть с вызовом, но и не без женского кокетства. Как без него, даже на краешке земли?Джакарта – Москва