В конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции, принятой в 2003 году, утверждается, что коррупция – одна из наиболее серьезных проблем и угроз для стабильности и безопасности общества. Парадоксально, но в России уже выработалась своего рода суверенная коррупционная стабильность – собственный путь страны, при котором нерешаемые легитимным путем вопросы стабильно решаются с помощью вручения некой суммы в некие руки. Более того, даже то, что укладывается в рамки закона, принято «подталкивать» и «стимулировать» с помощью подарков, откатов и конвертов с деньгами. Коррупция в образовании – отдельный вопрос, так как она представляет собой особую опасность, охватывая каждую семью. Именно проблеме искоренения этого явления был посвящен «круглый стол» в Совете Федерации на тему «Проблемы и перспективы совершенствования антикоррупционного законодательства в сфере образования и науки».
Коррупция плотно вошла в жизнь российского общества благодаря тому, что представления об отношениях вида «ты – мне, я – тебе» как о норме формируются у россиян с младых ногтей. Отправляясь к чиновникам всех уровней – от заведующей детским садом до приемной комиссии вуза, родители заранее осведомляются, сколько с собой брать денег. Дети, постоянно слыша подобные обсуждения в семье, растут с пониманием того, что дать взятку – это правильный и единственно возможный путь добиться какого-то решения. «Каждый второй россиянин считает, что для поступления в высшие учебные заведения нужны деньги, а 12 процентов граждан платили деньги руководителям и преподавателям вузов за сдачу экзаменов и зачетов во время сессии, – говорит заместитель начальника Управления по надзору за исполнением законодательства по противодействию коррупции Генеральной прокуратуры РФ Александр Михайленко. – При рассмотрении данного вопроса необходимо прежде всего учитывать, что коррупция в сфере образования препятствует гражданину реализовать свое конституционное право на образование независимо от своего социального, имущественного и должностного положения». При этом 290-я статья российского Уголовного кодекса за получение взятки подразумевает до двенадцати лет лишения свободы. Однако на двенадцать лет пока никто не сел.
Коррупционные проявления тут носят как бытовой характер («низовая коррупция»), так и охватывают более высокие уровни. По данным МВД России, на сегодняшний день средний размер взятки в сфере образования составляет около двадцати тысяч рублей. Иногда взятка – это вопрос не количества денег, а количества взяткодателей. Взять, к примеру, двух заведующих кафедрами Курского государственного медицинского университета, получивших «денежное вознаграждение» от 131 студента первого курса фармацевтического факультета заочного отделения университета. Общая сумма взятки за выставление положительных оценок на экзамене составила больше шестисот тысяч рублей. «Это лишний раз показывает, на какую широкую ногу, на какой конвейер было поставлено взяточничество, пока его не пресекли правоохранительные органы», – отмечает Александр Михайленко.
Вмешательство чиновников в сферу образования создает, по словам представителя Генпрокуратуры, благодатную почву для коррупции: это и система государственных образовательных стандартов, и аттестация с аккредитацией образовательных учреждений, и лицензирование. В новый федеральный закон «Об образовании», находящийся сейчас на стадии разработки, необходимо, по мнению Александра Михайленко, внести правовые механизмы против коррупционных проявлений. «Прокуратура не дает оценки федеральных законов, – объяснил представитель Генпрокуратуры. – Прокуратура разбирается с выполнением уже существующих законов, поэтому именно на стадии принятия и обсуждения должны быть решены вопросы борьбы с коррупционными проявлениями». Александр Михайленко при этом уточнил, что не в состоянии предсказать, насколько ужесточение наказания за взяточничество может это самое взяточничество искоренить, отметив, однако, что это «гнусное преступление, развращающее молодежь», поэтому более жесткие меры по отношению к взяткополучателям были бы не лишними.
Наибольшее число коррупционных проявлений связано с моментами оценки деятельности тех или иных субъектов в сфере образования, отмечает заместитель директора Центра правовых прикладных разработок Института развития образования (ИРО) ГУ – ВШЭ Анна Вавилова, – прием в вузы, лицензирование и аккредитация, выдача государственного задания образовательному учреждению, деятельность педагогического состава и так далее. «Система образования сложна настолько, что жесткие представления о качестве образования, позволяющие создать четкие критерии для его оценки, исключающие усмотрения, определить достаточно сложно», – говорит она. Для успешной борьбы с коррупцией необходимо четко сформировать представление о том, что такое качественное образование, требования к образовательным учреждениям, квалификационные требования к педагогам и многое другое.
«Долгое время общество уходило от обсуждения проблемы коррупции, в том числе и в рассматриваемой области, – отметил заместитель председателя Совета Федерации Юрий Воробьев. – Сегодня тема открыта для обсуждения». Сенатор напомнил, что ЕГЭ вводился, в частности, и для того, чтобы искоренить коррупционные проявления. Однако, по данным СМИ, чиновники заранее обнародуют экзаменационные материалы, а педагоги помогают их оформить надлежащим образом, обеспечив тем самым высокие проходные баллы. Кроме того, Юрий Воробьев отметил, что законы «Об образовании» и «О высшем и послевузовском профессиональном образовании» были приняты еще в 90-е годы в самые короткие сроки. Нынешнее латание дыр в них – за последнее время было внесено более пятидесяти поправок – лишь осложняет их применение. «Без существенной ревизии указанного законодательства затруднено снижение масштабов коррупции в сфере образования и науки, – сказал он. – Решением этих проблем может стать новый, находящийся на стадии разработки закон об образовании». Кроме того, сенатор выразил уверенность, что в борьбе с коррупцией может существенно помочь повышение финансирования учреждений образования и оплаты труда педагогов. «В решении проблем борьбы с коррупцией необходимы комплексная работа и взаимодействие всех ветвей власти», – подытожил Юрий Воробьев.
Хусейн ЧЕЧЕНОВ, председатель Комитета Совета Федерации по образованию и науке:
Взяточники ничем не лучше боевиков
Российская система образования находится на третьем месте по коррупционности. Это, вероятно, связано с тем, что в образовании задействована вся страна: либо сами, либо через детей, либо через внуков. А там, где есть спрос, есть и предложение. Если говорить об учреждениях дошкольного образования, то существуют всякого рода поборы. В системе образования школьная коррупция приобретает самые разные формы: вымогательство благодарностей за текущие успехи ребенка и, разумеется, за сдачу экзаменов. И к сожалению, эти поборы тут прикрывают пространными, якобы добровольными договорами, а размеры взяток достигают невероятных цифр, иногда просто непосильных для среднего российского гражданина.
Я уже не говорю, во что превращается государственная итоговая аттестация, называемая ЕГЭ. Как бы нам ни хотелось, сегодня нельзя закрывать глаза на то, что эта коррупционность расползлась от вузов (которых, скажем, несколько сотен) до пятнадцати тысяч центров приема ЕГЭ.
Если говорить о том, что сегодня творится в высших учебных заведениях, то, конечно же, в связи с ЕГЭ коррупционный элемент отчасти отпал. Можно было бы сказать, что отпал полностью, но некоторые вузы имеют право проводить профильные экзамены. Но зато коррупция переместилась в повседневные вузовские дела – прием зачетов, текущих экзаменов и так далее. Формы коррупции сегодня так быстро меняются, что я прихожу к выводу: коррупционеры опережают разработчиков законов и нормативных актов. Например, я плохой преподаватель, читающий пять лет одни и те же лекции. Потом издаю по ним книжки, на которых даже нет грифа Минобрнауки России. И весь поток у меня эти книжки покупает по запредельным ценам. А попробуй не купи! Вроде бы здесь просто купля-продажа, а на самом деле изощренная форма того самого процесса, называемого коррупцией.
Короче говоря, мало нам расслоения общества по имущественному показателю. Так это теперь трансформируется в разные возможности и для детей: богатые родители имеют возможность обучать своих детей либо за рубежом, либо элитно в стране, либо используя дополнительное образование. Последний закон (ФЗ №83. – Прим. редакции) может довести это до уровня школы, что очень опасно для страны.
Мы прекрасно понимаем, что сегодня везде, где есть лазейка, вода путь найдет. Но тем не менее даже то, что можно сегодня предотвратить, не предотвращается: одни дают, другие берут. Получается, общество в этом заинтересовано. Но это общество никакого отношения к большинству народа России не имеет. Тех, кто может дать, – меньшинство. Теперь представьте, какое отношение к государству будет у большинства.
Мы тиражируем расслоение детей. Поэтому важно, чтобы не было никакой созерцательности, а были бы результативные и активные действия с точки зрения того, что мы можем сделать для обуздания коррупции.
Отчетов нам не нужно. У нас есть объемный том на тему, что делается Минобрнауки РФ для того, чтобы прекратилась коррупция, а она нисколько не прекращается. Вопрос в том, что предпринимает министерство, чтобы правильные нормативные документы приносили результаты. Если действующие законы не исполняются или исполняются плохо, то в чем прелесть создания новых? Можно сколько угодно плодить законы, но если они не будут исполняться, то это еще хуже, чем если бы их просто не было.
Если оценка того, что делается по борьбе с коррупцией, будет расходиться с тем, что происходит на местах, то это очень опасно. Между тем мы убеждаемся на примере той же самой новой системы оплаты труда, что на местах картина совсем не такая радужная, как нам говорят: где-то сработало, а где-то нет. Поэтому нам нужно добиваться адекватной оценки государством того, что происходит на местах.
Тот же Департамент экономической безопасности выдает хороший отчет, называет цифры. А дальше что? Как говорил Владимир Вольфович Жириновский: «Кто сел?» Утверждаю совершенно отчетливо: те, кто в системе образования и науки берет взятки, ничем не лучше сидящих в лесу боевиков. Только те действуют сегодня и сейчас, поэтому страшны, а эти по времени растянуты, поэтому не так больно. Но по результату ровно то же самое – развал государства. О какой модернизации и инновационной экономике можно говорить в таких условиях?
Комментарии