Иван МИСКО, скульптор, народный художник Беларуси:

Верю, что однажды произойдет встреча инопланетян с землянами

В свои 88 лет народный художник Беларуси, лауреат Государственной премии СССР и Премии Союзного государства Иван Миско полон творческих планов и энергии. Накануне Дня космонавтики «Учительская газета» поговорила с белорусским скульптором о его космической «болезни» и многочисленных встречах с теми, кто побывал на орбите. Иван Якимович щедро поделился воспоминаниями о детстве, своей школе и дал пару советов молодым.

– Иван Якимович, почему вы избрали темой своего творчества именно космос?

– Когда я коснулся этой темы, то об этом не думал. Еще до полета Юрия Алексеевича Гагарина я сделал первый рисунок для сельской газеты: земной шар и рабочий, с руки выпускающий спутник. Гагарин своим полетом всколыхнул весь мир, планету. Человек оторвался от Земли, поднялся на такую высоту, что мне показалось, он вышел за пределы возможного. Я был уверен, что все заборы на земле надо убрать: везде должно быть открытое пространство!

Я думал тогда, что Звездный городок, который находится в сорока километрах от Москвы, – это что-то совершенно необыкновенное. Мне казалось, что там другая архитектура, и окна не такие, и люди не такие живут. И я думал: как бы туда попасть? Это другой мир, но кто меня туда пустит? Я никогда в жизни не думал, что у меня будет возможность общаться с космонавтами, что дождусь приезда Анны Тимофеевны Гагариной в мою творческую мастерскую: она тогда привезла мне заказ на изготовление надгробного памятника ее супругу.

Потом меня пригласили в Звездный городок, и это была такая радость, такая подпитка, что я ходил окрыленный. Будучи студентом Белорусской академии искусств, я делал курсовые работы, посвященные космосу. Космонавтика стала моей основной темой, и я не пытался изменить ей. Вообще я верю, что однажды произойдет встреча инопланетян с землянами, и это будет большое открытие, а пока это тайна, что там, за земным горизонтом. Для того чтобы узнать это, нужна суперсовременная техника, ее у нас пока нет.

– А кто был первый космонавт, которого вы делали с натуры?

– Климук. А первый, которого без натуры, – Гагарин. После полета Климука пригласили в Минск, и тогда меня познакомили с ним. В тот же день в музее (теперь – Национальный художественный музей Республики Беларусь), где я работал, при огромном скоплении народа начал лепить его с натуры. Тогда где-то за пару часов я сделал этюд. Где он сейчас, ей-богу, не знаю, может быть, разбит или где-то хранится. А во второй приезд я сделал его маску.

Петр Климук и Георгий Береговой подсказали мне идею собирать автографы в моей мастерской: они сказали, что на Байконуре есть традиция – когда космонавт отправляется в полет, он оставляет автограф на двери гостиничного номера, где он ночевал. Эта идея мне очень понравилась. Зеркало, на котором расписался Климук, сейчас хранится у меня в мастерской, оно у меня с 1957 года. Он сказал: «У меня есть фломастер, которым можно расписываться даже под водой». Поправил свою прическу, глядя в зеркало, оставил автограф и сказал мне: «Кто из космонавтов будет к тебе приезжать, пусть оставляют свои автографы для истории».

Это зеркало я берегу, не разрешая никому вытирать с него пыль. Свои автографы оставили Коваленок, Рюмин, Титов, Глазков, Леонов, Береговой, Севастьянов, румынский, польский, болгарский космонавты, мать Гагарина…

– А кто из космонавтов произвел на вас наибольшее впечатление?

– Для меня они все одинаковы. Туда плохие не попадают: надо быть и подготовленным, в том числе и психически, для разных ситуаций, и образованным.

– Какие свои работы, посвященные космосу, вы считаете самыми знаковыми?

– Каждая из них мне по-своему дорога. Я надеюсь, что по моим работам – и скульптурам, и автографам на зеркале – кто-нибудь сможет защитить кандидатскую диссертацию. Не все гости моей мастерской понимают, почему скульптор из Беларуси, которая далеко от Звездного городка, так увлекся космической тематикой и почему она его так покорила.

– Как вы работаете над скульптурными портретами космонавтов?

– Первое, что важно, – это познакомиться с космонавтом. Второе – найти с ним контакт. Третье – подыскать свободное время, удобное для нас обоих, достигнуть взаимопонимания. Нужно, чтобы он согласился позировать, потому что лепить с натуры – это очень много значит. Большинство скульптур, которые я лепил, были выполнены непосредственно в Звездном городке – до или после полета. Чем хороши маски и любые скульптурные портреты? Время прошло, а молодость, красота, спортивность, запечатленные в скульптуре, остались. Сегодня ты смотришь и понимаешь, что прошло тридцать лет, человек поменялся, и думаешь: неужели он мог быть таким?

Я мечтал вылепить с натуры Терешкову, но, когда с ней встретился и попросил, чтобы она мне попозировала, она ответила так: «Где ты был, когда я была молодая?» Я сказал: «Вы были недоступны…» Она парировала: «Ну так сейчас ищи в Интернете, там я молодая». Поэтому не откладывай на завтра, если есть возможность сделать сегодня. У скульптора фотоаппарат, видеокамера, пластилин, карандаш, альбом должны быть с собой всегда. Ты не знаешь, когда тебе это пригодится, и это нужно, чтобы ты не ругал себя: а почему ты не сделал рисунок, фотографию? Надо пользоваться моментом. Наброски, этюды, зарисовки – их надо делать как можно больше, потому что это тот рабочий материал, к которому ты рано или поздно должен вернуться и создавать какой-то образ.

– Какое самое яркое впечатление вашего детства?

– Меня всегда в детстве мучило: вот летит самолет или идет машина, и это не я сделал. И какого черта я живу? Что я смогу сделать? В семь лет я залезал на крышу и смотрел, как всходит солнце: откуда оно появляется там, из-за леса? На следующий день уходил за лес, далеко-далеко. Там опять лес. Для меня было загадкой, где солнце всходит.

Как-то я собрал ватагу таких же пацанов, как и я. Мы взяли лопаты и решили посмотреть, что там, с другой стороны земли. И пока нас старики не отлупили и не сказали, что дурное все это, мы продолжали это делать. Хотелось что-то познать. Меня тянуло к какому-то открытию. В годы немецкой оккупации у нас было много оружия (потом у нас это все партизаны поотнимали). Однажды я уговорил друга, чтобы он мне помог посмотреть, как пуля выходит по нарезу из ствола. Почему-то думал, что она будет медленно идти. Я должен был поднести глаз, а потом отпрянуть. Чем кончилось? Он выстрелил раньше времени, и я слегка оглох. Такова цена любопытства.

– Что вы можете рассказать о своих школьных учителях?

– Я родился на хуторе, ходил в обычную сельскую школу. И вот что я вспоминаю: мужики, когда учитель шел по улице, кланялись ему и снимали головной убор. Это какое было уважение к учителю! Сегодня я этого не вижу ни у взрослых людей, ни у учеников. Как вернуть это уважение? Как сделать так, чтобы учитель был в глазах людей самым грамотным, самым умным человеком? Ответа нет.

– Сейчас, с высоты прожитых лет, какие советы вы могли бы дать тем, кто моложе вас?

– Во-первых, хочется пожелать, чтобы молодой человек сам выбирал себе дорогу без всяких препятствий. Чтобы не родители заставляли: иди учись на музыканта, на портного, на художника или на конструктора. Ребенок должен выбирать дорогу сам, чтобы больше никогда в жизни никого не упрекать. Профессию нужно выбирать так, чтобы она была полезной, но не менять ее во время гонки. Хочется призвать родителей: не мешайте своим детям выбрать профессию! Помню, у нас дома была огромная печь, на которой можно было погреться, и когда родители уходили, я брал из этой печи угли и рисовал. Я думал: вот придет отец или мать и рано или поздно меня отлупят. Слава богу, ни разу этого не было, хотя в доме, на кухне, с правой стороны в углу, висела икона, а в левом углу на гвозде висел ремень. Если какое-то непослушание, отец пальцем показывал на угол, где висел ремень, и мне достаточно было того, что я чувствовал: этот ремень сделает мне хороший массаж. Это было нормальное воспитание. Жаль, что сегодня это отменили.

– Вы как-то празднуете День космонав­тики?

– Это всегда для меня святой праздник. Всегда хочется поехать в Звездный городок за вдохновением.

– Иван Якимович, а в космос вы не мечтаете полететь?

– Дело в том, что однажды я попросил Петра Ильича Климука, который тогда был начальником Центра подготовки к полетам, как бы мне на центрифуге и других испытательных устройствах покататься. Он отвел меня в центр и сказал: «Этого интеллигента прокрутите». Меня как прокрутили… Я еще три дня оставался в Звездном городке, полностью потерял координацию и подумал, что это не для меня, это для сильных, а я слабак. Я почувствовал, что вестибулярный аппарат у меня плохой. На этом мысль о полете в космос отпала. Лучше ходить по земле и лепить. И самый главный девиз: «Чтобы глина не сохла в руках, руки должны быть всегда в работе!»

Александр ПАРШЕНКОВ