История vs литература

Практика показывает, что привлечение читательского опыта учащегося помогает ему лучше усваивать исторический материал, относиться к нему более эмоционально, с большим интересом, видеть в тех, кто жил раньше, живых людей со своими судьбами, страстями и убеждениями, а не просто безликие фигуры, движимые объективными историческими процессами. И наоборот – при чтении многих литературных произведений, посвященных событиям прошлого, без знания истории школьнику будет непонятен контекст, в котором происходит действие, трудно будет уяснить, что определяет поступки героев. При осознании же взаимосвязей между историческим контекстом и литературой легко догадаться, почему на Николая I произвел такое впечатление гоголевский «Ревизор», на каких баррикадах гибнет в Париже 1848 года Рудин в одноименном романе Тургенева, какие идеологические тенденции общества Российской империи второй половины XIX века отражают «Отцы и дети» того же Тургенева или «Бесы» Достоевского. Это в очередной раз подтверждает необходимость междисциплинарного подхода в преподавании.

Проиллюстрирую свою мысль несколькими примерами. Например, такие исторические источники по средневековой Руси, как «Слово о полку Игореве» и «Задонщина», можно изучать именно как этап в развитии (древне)русской литературы. «Шах-наме» Абулькасима Фирдоуси также может рассматриваться с двух сторон – одновременно и в роли источника информации как по реальной, так и по легендарной истории доисламского Ирана, и в роли литературного произведения своей эпохи. «Поучение Владимира Мономаха» или «Житие протопопа Аввакума, написанное им самим» – прекрасные примеры автобиографии.

«Сравнительные описания» Плутарха могут рассматриваться не только в исторической оптике – как трактат, посвященный биографиям великих людей прошлого, но и в литературной – как попытка создать художественный образ выдающихся людей, вершивших историю. Стихотворный памфлет Михаэля Бехайма, немецкоязычного автора ХV века, о Владе Дракуле также можно рассмотреть и с чисто литературной точки зрения – как решение художественной задачи создания «идеального злодея». Не случайно наступающая эра книгопечатания сделала этот сюжет и героя такими популярными. Точно так же в источниках, посвященных полулегендарному королю Артуру («Мабиногион», Ненний, Гальфрид Монмутский), исторические, легендарные, фольклорные мотивы причудливо переплетаются с чисто художественными, что в итоге порождает рыцарские романы артуровского цикла. В грандиозные эпические повествования о мифологической и реальной истории Ирландии складываются ирландские скелы. Исландские саги представляют собой доскональное описание происходивших событий и начинаются с описания родословной действующих лиц. Тем не менее и исландские саги, и ирландские скелы содержат множество как мифологических мотивов, так и драматических сюжетов, представляющих интерес для восприятия даже вне исторического контекста (хотя без него их очень трудно понять), с чисто литературной точки зрения.

Точно так же как мы можем рассматривать исторический источник с литературной позиции, мы можем исследовать и литературное произведение в контексте той эпохи, в которую оно было создано. Скажем, произведения, приписываемые Гомеру, или древнегреческие трагедии, даже повествуя о событиях вполне мифических, отражают вместе с тем взгляд жителей Эллады определенных эпох на вопросы дружбы и любви, смерти и бессмертия, пред­оп­ре­деления, отношений с богами и смысла жизни. В пьесах Луция Аннея Сенеки, таких как «Фиест» и «Агамемнон», посвященных легендарному царскому роду Пелопидов, мы видим прозрачные отсылки к особенностям политики в современной ему Римской империи, в которой он активно (и в конечном счете неудачно) участвовал. Аналогично в «Витязе в тигровой шкуре» Шота Руставели содержатся отсылки к политической ситуации современного ему Грузинского царства Багратидов.

«Золотой осел» Апулея неплохо отражает атмосферу увлечения римлян восточным мис­ти­цизмом. На примере «Шах-наме» Фирдоуси хорошо виден внутренний конфликт автора между его верой (исламом) и его иранским патриотизмом (враждебное описание арабского нашествия). Рыцарские романы артуровского цикла, фенийский цикл ирландских скел, византийские легенды о Дигенисе Акрите, армянский эпос «Сасна Црер» или грузинский эпос «Амиран-Дареджаниани» не особо историчны, но зато отражают этос реально-исторического воинского сословия Средневековья, пусть и в идеализированном виде. В созданном в Германии в XII веке поэтическом «Действе об Антихристе» отразились как религиозно-эсхатологические представления людей той эпохи, так и особенности восприятия «чужого» – язычников, иудеев, мусульман, а также зарождающийся внутри христианского мира национализм (отрицательное изображение французов и представление о том, что наследие Римской империи принадлежит немцам, а не византийцам). «Евгений Онегин» Пушкина (за вычетом сожженной десятой главы) практически не затрагивает масштабных исторических событий, но вместе с тем вполне заслуженно именуется энциклопедией русской жизни применительно к обществу начала XIX века.

Определенному пониманию духа некой эпохи может способствовать и знакомство с литературой, созданной в последующие периоды, если ее создатели достаточно хорошо знакомы с историческим материалом, хотя, конечно, нельзя забывать о несовершенстве даже лучших произведений в этом жанре, когда сложность адекватной реконструкции накладывается на подверженность автора тем или иным пристрастиям. И тем не менее, например, Лев Николаевич Толстой в своем многотомном произведении «Война и мир» демонстрирует блестящую осведомленность по поводу истории России эпохи Наполеоновских войн, довольно точно передавая как фактологическую сторону, так и интеллектуальную обстановку той эпохи. Известно, что создание «Войны и мира» началось с интереса Толстого к декабристскому движению, которое он смог осмыслить только на фоне более ранних исторических событий и реакции на них общества. Можно вспомнить и другого представителя рода Толстых – Алексея Константиновича, создателя «Драматической трилогии», посвященной Ивану IV Грозному, Федору Иоанновичу и Борису Годунову, а также романа «Князь Серебряный» про эпоху опричного террора и «Песни о походе Владимира на Корсунь», рассказывающей о крещении Руси.

К сожалению, не во всех современных произведениях этот баланс соблюден так же удачно, можно вспомнить недавний спорный фильм «Викинг». В качестве иностранного примера столь же глубокой работы с историческим материалом можно привести «Проклятых королей» Мориса Дрюона, посвященных правлению последних Капетингов и первых Валуа во Франции первой половины XIV века.

О современном писателю историческом контексте обычно говорят при изучении биографии автора на уроках литературы, но разбора событий, на фоне которых происходит действие его произведений, нередко не производится, хотя это следовало бы делать или стимулировать учащихся искать соответствующую информацию самостоятельно. Желательно было бы и на уроках истории рекомендовать учащимся для самостоятельного чтения не только научно-популярную, но и художественную литературу, связанную с изучаемой эпохой, или созданную в тот период, или хотя бы посвященную ему.