История хозяина Нью-Йорка. Взлеты и падения еще одного дона Корлеоне

За последние полвека на мировые экраны вышло немало фильмов, рассказывающих о жизни мафиозных группировок. Чего стоит легендарная трилогия Френсиса Форда Копполы «Крестный отец». Казалось, что после дона Корлеоне невозможно воспринимать другой образ криминального хозяина «семьи». В этом смысле свежая лента Кевина Коннолли «Кодекс Джона Готти» не сильно отходит от канонического изображения главы мафиозной банды. Джон Готти в исполнении Джона Траволты не лишен привлекательности. Он честен, бескомпромиссен и справедлив. Правда, и честность, и бескомпромиссность, и справедливость определяются не законодательными нормами государства, а законами, которые установил сам Готти.

Подобный типаж хорошо известен и в русской культуре. Вспомним Пугачева из «Капитанской дочки». Кого хочу – милую, кого хочу – казню, а чистая кровь лучше падали, даже если жизнь окажется коротка. Таков и Джон Готти. Характерно, что в первой же сцене главный герой предстает перед зрителем на фоне живописных видов Нью-Йорка и заявляет, что этот город принадлежит ему. Все дальнейшее развитие сюжета подтверждает столь громкое заявление. Место и человек оказались намертво слиты. Американская мечта и трагедия здесь сцеплены воедино. Путь Готти во власть, как бы кощунственно это ни прозвучало, становится его Голгофой, на которую персонаж Джона Траволты восходит без сожаления.Как и Пугачев, Готти историческая фигура, впрочем, не из XVIII, а из XX века – столетия великих открытий и великих катастроф. Столетия, в котором с наибольшей силой реализовалась идея Ницше о сверхчеловеке со всеми его взлетами и падениями, насилием и благостью. Потому неудивительно, что Готти пришлось проявить себя именно в этот исторический период – именно с 1970‑х до начала 1990‑х пришелся расцвет его бурной мафиозной деятельности.Режиссер фильма не случайно смешал хронологию повествования, начав историю криминального босса с его падения. Подобная временная перестановка позволяет вывести на первый план взаимоотношения Готти со своим сыном Джоном, решившим внезапно порвать с преступным миром. На протяжении всей картины перед нами проходят, по сути, две параллельные истории. Одна – рассказывающая о движении к власти Готти-старшего. Другая – о постепенной духовной эволюции его сына. Однако и в том и в другом случае повествователем выступает Готти-старший. Так что эта криминальная лента превращается в своеобразную исповедь мафиозного босса, сохранившего до последних дней своей жизни верность идеалам коза ностры.Как и во всякой биографической драме, если речь идет уже об умершем человеке, важнее оказывается не его внешняя жизнь, а внутренние переживания и противоречия. Потому Готти идеальный образец такого душевного разлада. Он один сплошной парадокс. С одной стороны, убить человека для него не стоит особого труда, ценность жизни не ставится под сомнение, когда на кону интересы «семьи». С другой – любовь и к большой, и к малой семье абсолютная, доходящая порой до полного самозабвения. Яркий пример – гибель любимого сына Готти – Френки. Мальчик, походивший на ангела, отличник, боявшийся темноты, стал жертвой палящего солнца, ослепившего рокового водителя. Грядущая смерть, надвигающаяся на маленькое сокровище, сопровождается кадрами мирной домашней жизни многодетной семьи Готти. Жизни, разрушенной этой невосполнимой утратой. Тут-то и проявляется другая сторона жестокого и хладнокровного убийцы – его любовь к близким. Любовь, в которой и слезы, и нежность обрели свое пристанище.Готти не только добрый семьянин и глава мафиозной банды. Он прежде всего азартный игрок. Для него настоящий борец только тот, кто хоть раз посидел в тюрьме. Готти чрезвычайно остро чувствует фальшь и не терпит предательства. Однако именно предательство преследует его повсюду. Бывшие партнеры по общему делу оказываются осведомителями ФБР. Последним же ударом становится желание собственного сына пойти на сделку с правосудием. Правосудием, которое Готти не признает. Уже на смертном одре он отчаянно борется за жизнь, а на вопрос медсестры: «Зачем? Ведь вас ожидает вечная одиночная камера» – Готти отвечает, что все, что он делал, всегда было направлено против правительства. Таким образом, перед нами высвечивается еще один конфликт – противостояние мирской власти и человека, возомнившего себя Богом. В Бога Готти не верит, верит он лишь в свой кодекс долга и чести, которые, как он признается сыну, всегда ставил выше личной безопасности и свободы.Напротив, Джон Готти-младший приходит к пониманию бессмысленности криминального мира, когда все сражаются против всех. Он лишь хочет сохранить то немногое, что у него осталось, – семью и ребенка. Подобное признание невыносимо для отца, пытающегося убедить сына в порочности всякого эгоизма. Вот он, еще один парадокс главы мафии. Кажется, что его отчаянная борьба за лидерство в могущественном клане направлена на удовлетворение собственных потребностей. Расправляясь с конкурентами, Готти не жалеет пуль. Однако выясняется, что власть необходима ему не для того, чтобы чувствовать свою важность и право на убийства, а для утверждения некой высшей справедливости. Характерно, что в фильме неоднократно демонстрируют сцены митингов в поддержку Готти, которого значительная часть народа воспринимает как своего защитника. Люди с плакатами, призывающими освободить его из-под стражи, заявляют, что при Готти в районе был порядок, а с его арестом преступность возросла.Не этот ли идеал благородного разбойника воспевался веками в мировой литературе? Защитник обездоленных, враг угнетателей – что может быть лучше… Вот она, реализовавшаяся мечта героя романа Достоевского «Преступление и наказание» Родиона Раскольникова, грезившего, что, убив старуху-процентщицу, он избавит мир от абсолютного зла. Впрочем, в отличие от Раскольникова, который мучительно пытается переосмыслить собственное преступление и встать на путь духовного перерождения, Готти не на йоту не отказывается от собственных убеждений. В разговоре с сыном он откровенно заявляет, что ничего не менял бы в своей жизни и всегда бы делал то, что должно.Подобный нравственный императив Готти, безусловно, создает скорее трагический ореол этого персонажа, воспринимаемого уже не как кровавого босса мафии, а страдающего грешника, одинокого, но несломленного. Потому логична кольцевая композиция фильма. Мы снова видим Джона Готти на фоне Нью-Йорка. Он как призрак зрителя на протяжении всей истории. Голос Готти, словно из преисподней, сообщает, что его сына оправдали присяжные, а нанятые правительством преступники не смогли доказать его виновности. «Слушайте меня, такого, как я, вы больше не увидите, даже если проживете пять тысяч лет!» Да, с этими словами Готти можно согласиться.