На чтение: ≈ 9 мин.Как-то я спросила учителей из Кирова, не собираются ли их городу возвращать красивое старинное название – Вятка. «А зачем? – спросили они и добавили: – Мы родились в Кирове и выросли в нем, привыкли именно к этому названию». Ульяновцы тоже не видят необходимости вернуть их городу название Симбирск. «Наш город развился как крупный промышленный центр под нынешним именем, поэтому считаем ненужным переименование». Таков их аргумент.
За прошлые десятилетия XX века люди утратили ощущение единства нашей истории. «Прервалась связь времен». Это касается в целом страны и отдельных семей. Кто может назвать своих предков до пятого-седьмого колена, очень немногие. А бывает, что перечислят только три поколения, а что касается прабабушек и прадедушек, часто говорят так: мы их не видели, значит, знать и помнить не обязательно. То есть надо помнить только то, что было при нашей жизни, остальное не интересует, не важно, как звали, чем занимались прапрадеды и прадеды, нет нужды возвращать исторические названия: история – это только то, что происходило при мне. Так вот и живем иванами, не помнящими родства.
Это у нас. А вот в маленькой Дании каждый из пяти миллионов ее граждан знает свою родословную. Причем независимо от сословия и цвета крови. Для нас это удивительно: одно дело, конечно, люди благородные – из королевского, княжеского, графского или, скажем, рыцарского рода. Понятно, это люди особо уважаемые, образованные, имеют семейное древо – геральдику, одним словом. А простым-то датчанам зачем знать, кто у них был в роду в пятнадцатом веке? Зачем это потомственным плотникам, сапожникам, мебельщикам, фермерам и рыбакам, свинопасам датским? Как ни странно, все простые люди из Дании помнят своих предков, пишут и читают семейные скрижали. И у каждого находится и прадед знаменитый, и прабабка уважаемая, а главное – всяк знает, кто какого корня… Значит, Дания знаменита не только как родина принца Гамлета, сказочника Андерсена и великого Нильса Бора, но и как родина пяти миллионов датчан.
Для меня это не совсем привычно. Меня в школе учили гордиться Родиной не потому, что тут родились мои предки, сородичи, соотечественники и я. Нет, мы гордились Родиной великих идей, великих вождей, великой науки и техники, великих строек, великих ратных и трудовых подвигов. Наша великая история начиналась не с первых поколений славянских племен на европейской территории страны, не с пришествия варягов, не с появления великого царства и великой империи, не с освоения Сибири и прочих земель, превосходящих всю ойкумену древних. История для нас начиналась после Октября 1917 г.
Между тем, по свидетельствам людей, приезжавших в Россию в прошлые времена, она была удивительной страной, целой Вселенной. «Красота, роскошь Москвы превосходили все, что знает Париж», – писал домой в 1812 году изумленный наполеоновский солдат Арни Бейль. Судьба пощадила его, он не погиб во время этой войны, а всемирная литература получила писателя Стендаля.
Но для нас как бы не было той России и ее истории. Это был для нас гигантский кокон – куколка, ожидавшая метаморфозы. Я ничего не выдумываю – так нас учили наши историки. Потом случился метаморфоз (в 1917 году), кокон рассыпался, и началась наша история. Из кокона появилась страна – Советский Союз вместе с насилием, взявшимся невесть откуда, потому что «старые классы» отжили свое и уступили место «новому человеку» в виде «трудящихся масс». Дальнейшее известно.
Обуздание памяти шло по всем направлениям. Все переименовывалось или именами вождей и новых героев, или производственно-технологическими эпитетами типа – улица Силикатная, Цементная, г.Железнодорожный, г.Электросталь, станции метро «Электрозаводская», «Автозаводская». Есть станция метро «Войковская» и улица того же названия, и еще пять Войковских переулков, названных в честь человека, причастного к убийству семьи последнего российского императора – Николая II.
Кое-где, особенно в Москве и Петербурге, возвращены исторические имена улицам, площадям, городам. Но в целом для нас это нехарактерно, да и встречают новые (вернее, старые) исторические имена, названия с досадой, с недоумением. Историческая память датчан нам не свойственна. Вот заговорили о переименовании всемирно известного музея изобразительных искусств: вместо имени Пушкина хотят присвоить ему имя его основателя – Ивана Цветаева. «Почему нельзя оставить имя великого поэта?» – удивляются и негодуют многие. Да, Александр Сергеевич велик, но в данном случае необходимо воздать должное основателю музея – тогда восторжествует историческая справедливость.
Между прочим, в дореволюционные времена не так часто называли именами знаменитых, прославившихся на всю страну людей города, поселки. Была другая традиция – называть великого человека именем города или места, где он отличился. Например, Потемкин-Таврический, Суворов-Рымникский, он же Александр Васильевич Италийский, Кутузов-Смоленский, Паскевич-Эриванский. Никому и в голову не могло прийти назвать Крым Потемкинским полуостровом, Смоленск – Кутузовом, а Ереван – Паскевичем. А тут вместо Рыбинска – Андропов, вместо Вятки – Киров, вместо Перми – Молотов, Гатчины – Троцк. Ведь было так.
И все же память – не магнитная дорожка. Ее не перепишешь, не сотрешь окончательно. Она, после того как ее расковали (стягивающий голову обруч снят), все чаще будет нас возвращать к истокам. Эта пробуждающаяся память заставила нас восстанавливать имена улиц и городов, храм Христа Спасителя и тысячи других памятников, разыскивать погибших и сгинувших. Сколько душ еще скитается без погребения, без поминовения! Никаким датчанам такое и не снится. Древние посчитали бы это великим грехом.
Находят друг друга потомки старинных русских родов. Нет, не убито российское дворянство. Незадолго до смерти уважаемый мною Герман Титов стал членом Российского геральдического общества как потомственный дворянин российский. Никто из его друзей-космонавтов в советское время и не подозревал, что Герман из «бывших», хотя и удивлялись: откуда у простого деревенского парня такое благородство в характере, почти светские манеры, глубокая эрудиция?
Мы отыщем наших предков. В истории российской, которой не восемьдесят лет, а более тысячи. Мы прочтем забытые страницы заново, не прячась, как это делают датчане. Ведь об этом сказал наш великий поэт Александр Пушкин:
Два чувства дивно близки нам –
В них сердце обретает пищу –
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Животворящая святыня!
Земля была б без них мертва…
Выбор читателей
Комментарии