Идя на встречу с балериной и драматической актрисой, я, конечно, понимал, что это человек незаурядный. Но разве может быть иной дочь артиста балета Мариса Лиепы и актрисы театра имени Пушкина Маргариты Ивановны Жигуновой-Лиепа? Наша беседа с ней, которая проходила в Большом театре, только подтвердила мои предположения.
– У вас необычное имя. Кто вам его дал?
– Когда-то моя мама снялась в картине, которая так и называлась “Илзе”. Она и настояла, чтобы меня назвали так.
– Вы с детства видели, как тяжел труд артиста балета. Почему же вы с братом Андрисом все-таки решили посвятить себя этому виду искусства?
– Подобные решения в актерских семьях обычно предопределены. Мы с братом росли в творческой обстановке, и уже ничего, кроме сцены, не представляли. К тому же в раннем детстве не так просто осознать тяжесть труда балетного артиста. Мы видели яркий, привлекательный мир, который нам казался сказочным, не похожим на обыденную жизнь: кулисы, костюмы, декорации мало напоминали окружающую нас обстановку. И на сцене, в этом необыкновенном мире, мы видели наших родителей, которые так отличались от обычных людей. Все это не могло не сказаться на детском воображении.
– Кто занимался вашим воспитанием?
– У нас были замечательные бабушки. Мама отца жила в Риге, в собственном доме, который находился в самом центре города, и нас на лето часто отправляли к ней. Там была совершенно особая атмосфера, которая сильно отличалась от жизни в городской квартире. В доме был погреб, где хранились различные запасы. Мы очень любили играть в саду, о котором с большой любовью заботился дедушка. Это был замечательный, ухоженный сад, в котором росли потрясающие розы. С этими поездками у нас с братом связано много теплых воспоминаний. В моей душе осталась большая часть прибалтийского ощущения, мира Прибалтики. Совсем другие ощущения связаны с другой бабушкой – маминой мамой. Я тянулась за старшим братом, стремясь во всем ему подражать, в то же время ни в чем ему не уступая. А Екатерина Ивановна старалась воспитывать меня как-то по-женски, очень заботилась обо мне. Помню, она взяла маленький тазик с водой, поставила передо мной и сказала: “Давай будем учиться стирать”. И мне показалось ужасно интересно стирать. Именно с бабушкой я впервые попала в Большой театр. Кстати, я вышла впервые на сцену этого театра раньше, чем стала заниматься балетом. Дело в том, что в пять лет я уже играла роль сына Чио-Чио-Сан в одноименной опере. Помню красивый красный кошелечек, с которым я с бабушкой ходила получать мою зарплату. Как-то мы проходили мимо обувного магазина, на витрине которого увидела туфли, показавшиеся мне верхом совершенства: белые лодочки с тюлевым бантиком и бриллиантиком в центре. Я сказала бабушке, что, когда вырасту, обязательно куплю ей такие туфли. Как жаль, что бабушка так рано ушла из жизни!
– Каким было ваше балетное детство?
– Когда мы с Андрисом поступили в хореографическое училище, отец сказал: “Ребята, запомните, теперь ваше детство закончилось. Теперь вы должны оставить куклы, друзей”. Он оказался прав. Нас воспитывала сама атмосфера. Годы, которые мы провели в хореографическом училище, были нелегкими. Можно сказать, что мне повезло только в старших классах, когда я стала заниматься у прекрасного педагога Натальи Викторовны Золотовой. Она, к счастью, дала нам “старое” воспитание, за что я ей очень благодарна.
– Были у вас кумиры в балете?
– У нас дома бывали многие замечательные люди, о которых можно обычно прочитать либо в книгах, либо в газетах. А мы видели их у себя дома: Марию Тимофеевну Семенову, Антона Долина – выдающегося деятеля мирового балета, и многих других. У нас ощущение кумира, конечно, было видоизменено, так как эти кумиры находились рядом с нами. Но у меня бывали периоды влюбленности в разных балерин. Я помню, как безумно увлеклась Наталией Бессмертновой. Именно она подарила мне мою первую куклу, которую я назвала в честь нее Наташей.
– В каких ролях вам больше всего запомнился отец?
– Во всех. Просто с каждым спектаклем связано что-то свое. Больше всего обычно говорят про Красса из “Спартака”. Но он мне безумно нравился в “Жизели”. Это удивительный спектакль. Так, как он, Альберта не танцевал никто. Каждый раз он наполнял свою роль иными чувствами, мыслями. У него был целый гардероб с костюмами, каждый из которых он надевал в зависимости от настроения. Вообще нам, детям, он казался сказочным принцем, не похожим ни на кого.
– Марис Лиепа увидел свою дочь на профессиональной сцене?
– Он видел самое начало. Но когда я прочитала его дневники, то нашла там слова и о себе. Например, он написал после какого-то спектакля с моим участием: “Илзе сегодня танцевала гениально”. Для меня это было настоящим потрясением, потому что он никогда не говорил мне таких слов. Но он всегда был ко мне удивительно снисходителен.
– Вам приходилось танцевать с отцом?
– Это случилось однажды, когда заболела его партнерша, с которой он должен был выступать в Ереване на каком-то правительственном концерте. И он предложил мне выступить вместе с ним. Мы танцевали болеро из “Дон Кихота”. Ощущения у меня остались потрясающие.
– Вы так трепетно говорите об отце. А какую роль в семье играла ваша мама?
– Можно представить, как было нелегко ей, актрисе, растить двоих детей, каждый из которых был далеко не подарком. Мама больше двадцати лет отработала в театре, много играла. Она очень сильный человек и потрясающая женщина: я с каждым годом все больше в этом убеждаюсь. Ту необыкновенную атмосферу в семье создавала именно мама, она и была центром семьи. Ей понадобилось большое мужество, чтобы сознательно держаться в тени отца. Красивая и талантливая, она могла бы сделать прекрасную карьеру. Я восхищаюсь ею, понимая ее жертву ради семьи.
– Вас травмы преследовали?
– Я не люблю говорить об этом. Известно, что у нас такая профессия, что ни один артист не избегает травм.
– Илзе, а кто вам помог открыть дверь в драматический театр? Каким был для вас дебют в качестве драматической актрисы?
– В этом тоже нет ничего необычного. Я уже говорила, что моя мама – драматическая актриса. Мое детство было связано и с драматическим театром. И я помню, что с самого начала на сцене для меня самым интересным было именно актерское существование. Мне интересно играть драму, даже с надрывом. Так что и в профессии драматической актрисы я чувствую себя вполне комфортно. Меня и прежде не раз приглашали в драматические театры, но, видимо, я еще не была готова к этому внутренне. А от предложения петербургского продюсера Натальи Колесник отказаться не смогла и согласилась сыграть Марию Стюарт в пьесе Людмилы Разумовской “Ваша сестра и пленница”. В процессе работы почувствовала желание не просто сыграть одну роль, а серьезно стать драматической актрисой. После дебюта последовал новый спектакль по пьесе Андрея Максимова “Сон императрицы”, который идет в театре “Модернъ”. Здесь я играю уже роль русской императрицы Екатерины. И знаю, что уже не смогу остановиться, потому что не выношу творческого простоя, без работы чувствую себя увядшей.
– На сцене ваша Екатерина не такая, какой ее привыкли видеть на экранах и в театре.
– Я думаю, что зритель не требует от нас какой-то исторической достоверности. Когда готовишь такую роль, по-моему, важно, чтобы заработала актерская интуиция, и тогда ты можешь тоньше понять, нафантазировать то, что близко твоему ощущению.
– У вас осталась обида на Большой театр за то, что там вы не получили никаких званий и регалий?
– Я никогда ничего не хотела там доказывать и ничего никогда не просила – ни ролей, ни званий. И чувства обиды на Большой театр у меня нет.
– Вы семь лет были замужем за известным скрипачом Сергеем Стадлером. Помню, прочитал где-то, что после развода с ним вы больше замуж не собирались. Но, похоже, вы вновь счастливы с бизнесменом Владиславом Паулюсом?
– Давайте не будем больше говорить о Стадлере, лучше оставим его в покое. Я действительно счастлива с Владиславом. Кто-то хорошо сказал: все большие решения человек принимает в одно мгновение, но потом только приходится долго к этому привыкать. Нам тоже понадобилось много времени, чтобы принять решение быть вместе.
– Какие уроки вы вынесли из первого брака, чтобы не повторить ошибок в нынешнем союзе?
– По-моему, семья должна основываться на христианской морали, если так можно выразиться, на единой шкале ценностей. В отношениях не должен присутствовать эгоизм. Я поняла, что мне этот человек послан свыше, может, поэтому мы сначала обвенчались с ним, а затем только поставили штамп в паспорте.
– У вас есть идеал мужчины?
– Меня абсолютно устраивает мой муж (смеется). Для меня было важно найти не идеал, не некое совершенство, а человека, который стал бы другом, которого я бы смогла полюбить и с которым бы захотела состариться. В жизни женщины главное – выбрать себе надежного человека, с которым она будет идти по жизни. От этого зависят и ее профессиональная деятельность, карьера, вся дальнейшая жизнь. По-моему, этому нужно учить с самого детства.
– У вас есть духовный ориентир?
– Мое глубокое убеждение в том, что без веры невозможен прочный союз. В вере никогда не устаешь друг от друга, те моменты подлинного единения и духовной радости, которые ты испытываешь вместе со своей половиной, сцепляют накрепко. Это становится настолько ценным и дорогим, что появляется боязнь все это потерять.
– Муж вам часто дарит цветы?
– Мой муж – литовец, и у него такое прибалтийское эстетское отношение к цветам. Его букеты всегда изысканны и в то же время просты. Он любит дарить, например, полевые цветы, подсолнухи.
– Как-то Майя Плисецкая на вопрос, как она поддерживает фигуру, ответила, что “нужно меньше жрать”. Вам легко соблюдать диету?
– Конечно, нелегко, но делаю то же, что и Майя Плисецкая.
– Вас можно назвать искусным кулинаром?
– Нет, потому что мне некогда стоять у плиты. Этим занимается моя помощница. Но иногда я с удовольствием пеку яблочный пирог, к спагетти готовлю разные вкусные соусы.
– Какую музыку предпочитаете слушать?
– В машине в основном слушаю классическую музыку. Сейчас езда по городу связана со сложностями, много пробок. И я стараюсь использовать это время, чтобы восполнить свои пробелы в музыкальном образовании. Включаю какую-нибудь оперу или музыку малознакомого мне композитора и слушаю.
– Как проводите свободное время?
– У меня его очень мало. Но если появляется, то стараюсь рассчитаться со своими, так сказать, долгами. Таких долгов накапливается великое множество: с тем не встретился, того не навестил, то не сделал, туда не съездил. Так что эти долги и пожирают все мое свободное время.
– Вы по-прежнему поддерживаете дружеские отношения с музеем Анны Павловой в Лондоне?
– К сожалению, этого музея сейчас уже нет. Дом Анны Павловой принадлежит частным лицам, что очень грустно. Но есть люди, которые трепетно сохраняют реликвии, оставшиеся после нее, фрагменты фильмов, где запечатлена великая балерина.
– Вас на улице узнают?
– Узнают, но меня это совсем не радует. Мне неприятно быть публичным человеком. Одно дело – сцена, где происходит общение с публикой, и совсем другое- услышать в молочном магазине: “А вон Илзе Лиепа пришла”.
– У вас сохранились дневники, которые вы вели в детстве?
– Сохранились, только перечитываю их нечасто. Но, когда открываю, поражаюсь взрослости своих мыслей. Мне кажется, что многие из них я не понимала тогда сама. В этих детских дневниках я вижу поиск того духовного стержня, которым потом и стала вера.
Леонид ГУРЕВИЧ
Комментарии