Я в толпе, которая напирает на прилавок. За прилавком – крупная молодица в белом халате. За ее спиной возвышался куб масла, которое привезли сильно замерзшим и не поддающимся дележу. А именно немедленного дележа и жаждала толпа – жители окрестных домов. Фамилии глав семейств были аккуратно выписаны в школьную тетрадку, которая лежала на прилавке рядом с большим ножом. Такая продажа у нас называется «по спискам».
Соседка забежала к нам часов в десять:- Там масло выкинули! Я вас десятыми записала.Десятыми так десятыми – я накинул куртку и спустился вниз. И вот, зажатый в толпе, уже больше часа пожираю глазами масляный айсберг….Все. С меня хватит. Я отдал паспорт соседке и вывернулся из толпы. Отдышался, сунул в карман оторванную пуговицу и тут заметил, что оказался крайним в другой очереди – за хлебом. Хлеб дома был, но я подумал, что не мешает купить еще буханку – в крайнем случае пойдет на сухари. Нет, пожалуй, лучше брать сразу две – одна вроде как про запас, другая точно на сухари. Так прикинул, но потом решил забить место еще в одной очереди – за горохом, который, как и муку, и крупы, давали не больше килограмма в одни руки….Эта картинка из давнего прошлого – правда, уже не из молодости, а из крепкой, здравой, не во всем, правда, уверенной зрелости. Давно ушло то время, однако вспоминается часто. Что помнится, то воротится? Бывает, и возвращается. Нередко во время скитаний по широтам и параллелям я вдруг ощущаю, как во мне просыпается зверек, основная цель жизни которого – добыча, промысел. Сплавляясь на лодке по Енисею, мне ломать голову над тем, чем заправить (моя бабушка говорила «задобрить») костровую кашу или юшку, не приходится. Достаточно чуть отклониться и сорвать пучок дикого лука. Такого количества этой зеленой снеди, как на песчано-галечных берегах Енисея, я больше нигде не встречал. После очередной ночевки, упаковав вещи, я срезаю пучок свежего лука и кладу в низкую широкую кастрюльку (подобрал в одной заброшенной деревне), которую использую и как котелок, и как сковороду. Любая трапеза на берегу и перекус в лодке не обходятся без этих пусть немного жестковатых, но сочных, с приятной, возбуждающей аппетит (на его отсутствие, правда, и так жаловаться не приходится) горькотцой зеленых перьев. Путешествуя по Приазовью, я не удержался и где-то под Мелитополем, окрестности которого славятся черешней, забрался в сад. С ветки по ягодке, с деревца по горсти – так за полчаса и насытился. Еще с собой в кульке прихватил – будет по дороге чем развлечься. Уже подходил к велосипеду, который спрятал в густой траве, как из-за куста вынырнул сторож. Я напрягся, подготавливая оправдание. Но старик, заметив мое смущение, махнул рукой: «Не боись, друже, рви сколь хочешь. Урожай на днях весь оприходовали, еще голытьба наша сельская тут попаслась. Остальное птицы все равно поклюют…» Вот поздней осенью еду по степям Херсонщины. Пусто и уныло вокруг. Вдруг краем глаза замечаю на поле зеленые кудряшки. Оставил велосипед на обочине, сбежал по откосу, и вот в руках у меня огромная морковка. Лакомая забава во время монотонной езды. Не успел я обгрызть ее, как попалось помидорное поле. Половина урожая померзла, погнила, примялась. Однако, пока не перепахали, можно выбрать и вполне приличные плоды. Тут же, в лесопосадке, я употребил их с хлебом, солью и луком, вволю насладившись свежим, степным, терпковато-сладковатым вкусом.Наш сельский люд живет жадно, широко, с размахом. Однако часто самые загребущие руки не в состоянии собрать, упрятать от непогоды, сохранить все посаженное и посеянное. Для хозяина, который мыслит гектарами и тоннами, червивое яблоко, надрезанная картофелина, треснувший арбуз – никчемный продукт, отходы производства. Для путника, бродяги это добыча, нередко спасительная находка. Впрочем, не только бродячий люд пользуется «бросовыми» плодами. У крымчан в ходу такое словечко, как «шабловать». Жители опустевших после летнего и сентябрьского бархатного сезонов курортных городков в октябре, случается, «пасутся» на никем не охраняемых после уборки урожая виноградных плантациях. Для кого-то это развлечение, а для некоторых даже весьма доходный промысел. В любом случае добыча. Несомненно, к ней можно отнести не только трофеи на не убранных вовремя полях, в пустых садах, но и сбор дикоросов, и, уж конечно, рыбалку, охоту. Вряд ли ошибусь, если замечу, что именно азарт добытчика движет и домохозяйкой, мечущейся между базарными прилавками в поисках более дешевого продукта, и солидной, обеспеченной дамочкой, для которой своеобразным ритуалом стала прогулка по рядам-улицам супермаркета, и шустрыми старушками, что заняты сортировкой подпорченных овощей и фруктов, которыми их одаривают сердобольные торговцы, и даже престарелым олигархом, озабоченным поисками редкого заморского деликатеса для своей молодой супруги (вспомните рассказ О.Генри «Персики»). В отличие от монотонной работы добыча, промысел – это наивысшее напряжение физических и духовных сил, одномоментное занятие, в котором преобладает игровой элемент, неожиданный поворот судьбы. В этом и притягательность добычи. Правда, до тех пор, пока она не превращается в работу. В зависимости от толщины кошелька, возраста, здоровья величина добычи и ее цена в денежном эквиваленте может быть разной, но неизменной остается ее некая «духовная» сущность, ценность для добытчика, его радость и гордость. Мой одноклассник, давно и прочно обосновавшийся в Канаде, когда приезжает на побывку на свою славянскую родину (правда, это случается все реже), первым делом отправляется в лес за грибами. «Я не бедствую, могу себе многое позволить. Но так иногда хочется встряхнуться, пробежаться по лесу, добыть грибков для жарехи», – признался он.Порою азарт добытчика перерастает в своеобразный спортивный интерес. Речь может идти даже о рекордах. Мать до сих пор вспоминает, как на совхозном картофельном поле после уборки урожая удалось нарыть (за неделю, каждый день по торбочке) почти два мешка картошки. Хватило на всю зиму. Для пенсионеров, кстати, добыча хлеба насущного (если, конечно, по силам и в охотку) – это и повод размяться, и способ подтвердить свою полезность, поднять настроение, для детворы в ней прежде всего забава, а нередко и конкретная, ощутимая помощь взрослым. Племена, обитающие в джунглях, саваннах, пустынях, замкнутых горных долинах, часто питаются исключительно тем, что удается добыть. Многие живут бедно, сурово, примитивно. Но уж во всяком случае не бездельно и не скучно. Добыча и все, что с ней связано, – скелет их жизни, ее изюминка, дрожжи, которые вызывают брожение жизненной энергии, не дают ей закиснуть.Сельская местность Европы, по которой я недавно совершил месячное велосипедное путешествие, выглядит довольно пустынно. Иногда мелькнет среди яблоневых садов какой-то тракторишка, бывает, мудреный механизм проползет между помидорных грядок или радужная струя вдруг взметнется, но людей почти не видно. Да и усадьбы часто представляются вымершими, заброшенными – ни дымка над крышами, ни хлопанья дверьми, ни стариков перед воротами на скамейках. Такое впечатление, что кто-то когда-то завел европейские часики – они тикают себе потихоньку. Завод по идее должен уже кончиться, а он не кончается – невидимый часовщик постоянно его подкручивает. Славянская дума, понятное дело, в Европе не годится, однако, освоившись в европейских капиталистических джунглях, я каждый день и в Италии, и во Франции, и в Испании (несколько лет назад удалось прокатиться по этим странам) находил в садах и на полях для себя спасительную фруктово-овощную поживу. Часто в этом не было необходимости. Однако азарт вольного охотника, добытчика брал свое. Плюс, конечно, разрядка, спасение от дорожной скуки.В тихих полупустых европейских барах, ресторанчиках, тавернах много одиноких стариков. Немало, правда, и молодых пар. И молодые, и старые сидят за чашечкой кофе или бокалом вина, негромко беседуют или молча обозревают стены, увешанные фамильными реликвиями (каждый ресторанчик ими гордится), пейзаж за окном. Или о чем-то думают. О чем? О разном. Однако наверняка не о том, как и где добыть пропитание. Человек живет и одновременно жует. Живет и жует, жует и живет. Для многих в этом единственный смысл. И счастье.Я бы не пожелал такого своим детям. Однако не хочу, чтобы они становились и добытчиками хлеба насущного. Пусть его им приносит нормальная квалифицированная работа. И все же снова и снова я рассказываю им о прошлом, в котором приходилось экономить, прикидывать, рассчитывать, раскладывать по полочкам и каморкам, вязать узелки на недолгую память. Так когда-то проходили дни. И все чаще возникал вопрос. А что дальше? А дальше… оно уже сегодня, завтрашний день тоже проходит и становится вчерашним. И обреталась, ну, если не уверенность, то что-то вроде понимания неизбежности того, что мы были вчера, есть сегодня и никуда не денемся и в завтрашнем, и в грядущем. Просто почаще нужно оглядываться назад и попристальнее высматривать дорогу впереди.Не всегда, но очень часто добыча – это азарт, риск, удача. Этим жили мои далекие предки. Воевали, ходили в походы, латали курени, смолили лодки, ладили возы, ловили рыбу, разжигали костры, пели песни. Но прежде всего они заботились о хлебе насущном. И стар и млад были заняты добычей пропитания и предметов повседневного спроса. Так, про охоту, рыбалку и другие промыслы, которыми кормились жители сельбищ и хуторков, говорили «добываться» или «идти на добычу». Вот и я занят этим. И как бы кто ни сетовал на пустоту прилавков и очереди, мне и моим землякам часто удавалось «добыться», даже не надрывая мышц и не стряхивая пот с чела. Опыт предков, звероловов и рыбарей, нес мой воз по асфальтовым скучным магистралям. Легко и весело, между прочим, нес. Надеюсь, что этот опыт и моим детям пригодится. Станет надежным поводырем в другом времени, на других дорогах……И масло мне досталось – «добылось» как-то само собой. Шестидесятилетняя соседка с верхнего этажа вдруг рванулась за прилавок и потребовала у продавщицы халат. Та опешила и покорно дала его стянуть с себя. Похекивая и налегая всем телом на лезвие ножа, пенсионерка стала кромсать мерзлый масляный куб. Потом масло начали делить по спискам. В них была и моя фамилия, доставшаяся мне от лихих и добычливых предков. Моя доля масла – моя законная добыча.
Комментарии