Идет егэ рогатая…

Нодар ХАНАНАШВИЛИ, член Общественного совета при Правительстве Москвы: -Не утихает шум, поднявшийся из-за повсеместного введения в России единого государственного экзамена (ЕГЭ). Сторонники рапортуют о безусловном успехе, противники сетуют на дефицит сил для противодействия. Премьер в любом общении в качестве главного аргумента успеха предъявляет поборотую коррупцию. Однако теперь этот инструмент, несмотря на многочисленные и обоснованные протесты, перешел из категории экспериментальной работы в разряд предметов повсеместного и обязательного применения. Многие аргументы «за», на первый взгляд, выглядят весомо. Важно только понять, достигаются ли заявленные цели и не возникает ли в результате введения ЕГЭ других проблем, негативное влияние которых способно перекрыть заявленный позитив. Как выясняется теперь, инструментарий оценки результатов ЕГЭ вовсе не удобен, да и оценивать с его помощью практически ничего не возможно. Причин тому по меньшей мере две.

Первая – методика расчетов столь сложна, что ее осилит не всякий математик, и к тому же подвержена постоянным изменениям, по сути – должна вырабатываться всякий раз заново.

Вторая причина – не может служить корректным индикатором тот, который вырабатывается после события, подлежащего проверке, – до тех пор, пока этот индикатор не проверен на других, аналогичных событиях. Однако проверить каждую вновь создаваемую шкалу не представляется возможным, поскольку не она создается под событие, а событие дает импульс для создания новой шкалы. Так, в нынешнем году только после проведения ЕГЭ руководящие процессом структуры выработали шкалу для оценки его результатов. Абсурд! Вы сдаете экзамен, не зная, какая оценка будет после сдачи считаться удовлетворительной или отличной. Объяснение этому факту, как ни странно, не очень сложно: руководители этого процесса, обсуждая первые итоги, прикидывают, сколько молодых людей имеет смысл считать не прошедшими итогового тестирования. То есть вместо меры необъективности оценок мы сегодня получили необъективность шкалирования самих оценок. Несомненно, таким способом мы никогда не узнаем, какова реальная ситуация с образованностью в стране и перспективами самореализации наших детей. Возникает обман на более ранней ступени. Ситуация напоминает игру в карты, при которой ранее с вами играл ловкий на руку шулер, а теперь он еще использует и крапленые карты, которые готовятся после того, как вы сели за игральный стол.

Наконец, причина третья – по факту происходит сужение пространства контроля знаний: дети, как правило, сдают два обязательных экзамена – математику и русский язык – и один (редко – два) дополнительный, в соответствии с выбираемой специализацией. Таким образом, исчезает устойчивая система оценивания поля «общих» знаний, приобретенных детьми в школе, возникает опасность формирования «человека-морковки», узкого специалиста, который, по выражению Козьмы Пруткова, «подобен флюсу».

Стоит обратить внимание на то, что я здесь нарочито не рассматриваю само качество тестов. Одна моя знакомая выпускница в ЕГЭ-тесте по истории в качестве первого вопроса из части A обнаружила вопрос о том, когда в Москве был поставлен первый памятник Н.В.Гоголю (естественно, с четырьмя вариантами лет, следующих один за другим). И хотя в учебнике по истории об этом было сказано, очевидно, что вопрос сей к истории отношения не имеет.

Попытка объединить задачи оценивания качества образования и определения способности человека к дальнейшему творческому профессиональному саморазвитию даже в том случае, если эти задачи порознь выполняются методологически корректно, представляется утопической. Впрячь воистину «коня и трепетную лань» в одну упряжку не удастся, и будет лучше, если в дальнейшем произойдет их более или менее естественное разграничение.

Сокращение количества сдаваемых предметов вовсе не обязательно уменьшает саму нагрузку на детей, просто нагрузка становится несколько иной. Вместо одного вида экзамена (весь спектр предметных знаний) ребенок имеет другой (натаскивание на решение задач в вариативно-тестовом режиме). Наличие нескольких десятков билетов, в сравнении с миллионами вариантов тестирования, согласитесь, задачу подготовки для школьника вряд ли облегчило.

Не сомневаюсь в том, что проблема сокращения неравенства возможностей на получение высшего образования таким образом по существу никак не решается. Все дело в том, что переезд молодых людей на постоянное место жительства (в особенности, если это другой регион, тем более Москва) в условиях нынешнего катастрофически громадного социального расслоения оказывается проблемой практически неразрешимой. Сельской семье, проживающей в лучшем случае в небольшом достатке, вряд ли окажется по карману обеспечить своего ребенка, почти наверняка экономически несостоятельного, необходимыми для проживания в большом городе средствами. А это означает, что социальные лифты, позволяющие на основе хорошего образования обеспечить себе достойное экономическое положение, оказываются несозданными.

Помимо этого в данном случае мы имеем дело с неприятной, технологически не продуманной крайностью. Хорошо известно, что у человека должен быть выбор. Однако в ситуации, когда выбор этот неограничен, возникает опасность растерянности выбирающего перед необозримым спектром вариантов. Собственно, отсюда и метания школьников по десяткам вузов с разбрасыванием копий, и ложная картина конкуренции за места в них. Подчас дети не помнят сами, где они оставили оригинал свидетельства о результатах сдачи экзамена. Ситуация в вузах была близка к панике: возникло несколько волн зачисления абитуриентов, когда постепенно отсеиваются «виртуально» поступившие, раздумывающие, на каком именно учреждении остановить свой выбор, сотрудникам вузов приходится многократно обзванивать потенциальных студентов. В результате в значительном количестве институтов, в основном находящихся в регионах, есть недобор учащихся даже на бюджетные места, что уж говорить о платных. Нагрузка на учреждения, связанная с поиском «мертвых душ», сравнима разве что с усилиями соответствующего персонажа бессмертного романа Н.В.Гоголя.

Очевидно, что выбор должен быть ограничен, например, тремя экземплярами (оригинал и две нумерованные копии). Впрочем, это проблема техническая и простая в реализации.

Центральная точка «скрещения копий» – снижение уровня коррупции при приеме в вузы.

Коррупция в России вполне способна удовлетворять требованиям самых разнообразных законов, включая физические, такие, например, как закон сохранения энергии. И потому возможность противодействия ей становится самым ярким аргументом, которым оперируют сторонники введения ЕГЭ. Именно этот аргумент сегодня демонстрирует свою полную и очевидную несостоятельность.

Во-первых, население наше, какие бы препоны ни вырабатывала наша же власть, всегда найдет способы обойти их. Если нет возможности заплатить своим учителям, заплатят любым другим лицам, имеющим хоть какое-то отношение к получению требуемого результата. Увеличиваются только темпы выработки необходимых соглашений и соответственно суммы требуемых «договоров». Вместо бывших репетиторов, натаскивавших абитуриентов на сдачу того или иного экзамена, возникают либо новые репетиторы, обучающие методике отгадывания, либо хорошо информированные специалисты, обладающие сведениями о содержимом тестов, либо, что скорее всего, просто мошенники, пользующиеся удобно выстроенной «под них» конъюнктурой.

Есть и невероятное множество способов обойти «строгий» порядок ЕГЭ. Это и подмена листов на оперативно заполняемые в сторонке, и неформальное разрешение переговоров по мобильному телефону (вот вам и услуга «звонок другу»), и даже подсказки или решение за ученика в самой аудитории.

Во-вторых, и это главное, перекрытый поток взяток при вступительных испытаниях теперь легко переместился от «входящего отверстия» в сам учебный процесс. Вместо мзды на вступительных экзаменах нынешние студенты зачастую вынужденно платят в течение всего периода своего обучения. Хочешь учиться – плати за зачет, курсовую работу, экзамен, диплом. Расценки хорошо известны в каждом учебном заведении. Не платишь – переходи на платный курс или уходи. Для юношей это может означать прямую дорогу в армию. И проблема даже не в том, что состояние с правами военнослужащих, проходящих службу по призыву, оставляет желать много лучшего. Значительно хуже другое: возникает временной разрыв между датой окончания школы и возможностью продолжить образование либо в самом периоде вузовского обучения. А следовательно, ухудшаются и персональные перспективы для саморазвития и последующей самореализации. И конечно, возникает еще «одно окно» для получения мзды.

Как видно, минусов у ЕГЭ, пожалуй, ничуть не меньше, если не больше, чем плюсов.

Качество среднего и, как следствие, высшего образования (за счет естественной необходимости обучать тех молодых людей, которые пришли из школы) в результате введения ЕГЭ существенно ухудшится. Причины для такого вывода есть, и их немало.

Тестовый режим, лежащий в основе ЕГЭ, представляется хотя и относительно удобным методологически, но крайне опасным идеологически, содержательно, даже несмотря на наличие в тестовых билетах части C. Человеческое сознание, как хорошо известно, в раннем возрасте весьма эластично и способно воспринимать и в дальнейшем использовать те формы получения, преобразования и выдачи информации, которые мы сами предлагаем учащимся.

Если сегодня, скажем, мне предложат набор лекций гениев общемирового уровня – без возможности осуществления интерактивного с ними общения, я, скорее всего, попросту откажусь от этой, казалось бы, уникальной возможности. Причина проста: для меня интеракция представляется одной из ключевых форм познания. Дети же, придя в школу и, как правило, не зная или будучи мало знакомыми с другими образовательно-просветительскими измерениями, практиками и методами, учатся в том пространстве, которое им предлагает учебное заведение, и так, как это диктуется учителями.

Сведение всего процесса школьного обучения (и, замечу, воспитания) к освоению данных из набора тестов имеет далеко идущие разрушительные для детского сознания последствия, сужающие его творческие возможности и тормозящие процесс развития критически организованного сознания.

Если ключевой задачей управленцев от образования становится постепенное формирование людей исполнительных, действующих в заданных сверху рамках предустановленных правил, не склонных к проявлению собственной инициативы, то следует сказать, что для этого такая методология вполне подходит. Однако в этом случае она кардинально расходится с целым рядом заявляемых нынешней властью приоритетов: например, инновации для России станут еще менее возможным пространством развития, чем это есть сегодня.

Больше всего здесь сегодня меня расстраивают типичные высказывания современных родителей: «Мой ребенок – гуманитарий, зачем ему физика?». Помимо банального соображения, что мы сегодня живем в эпоху ценности и высочайшей значимости междисциплинарного знания, есть еще и фактор ответственности за принимаемое самостоятельно решение. Молодой человек, пока еще не очень хорошо понимающий, кем он станет и что именно он в жизни собирается делать, усилиями зачастую авторитетных для него родителей оказывается в ситуации совершенного выбора, но выбора не его собственного. Выбор же специальности в 12, 15 или 17 лет позднее может самому человеку показаться неудачным, однако через 3-5 лет вернуться в «точку бифуркации» будет значительно сложнее, чем обвинить в ошибке своих «мудрых благодетелей».

Собственный пример для меня самого очень нагляден. Получив в качестве первого естественно-научное образование (химик-технолог), в начале 1990-х в силу известных кардинальных изменений со страной я был вынужден поменять профессию и стать гуманитарием, приобретя на уровне вуза еще и юридические знания. И до сих пор работая в гуманитарной сфере, остаюсь в твердой уверенности, что годы обучения в химико-технологическом институте (МХТИ) для меня и моего будущего становления в качестве специалиста не были потерянными.

Руководители Минобрнауки уверяют, что эксперимент по ЕГЭ прошел успешно. Позволю себе с этим не согласиться. Три-четыре года – не срок для экспериментирования в системе образования. О том, что эксперимент уже «прошел», можно будет делать выводы тогда, когда пройдет полный цикл обучения школьников (при этом внутри данного периода должно быть заложено также и полноценное, методически устоявшееся обучение педагогов) и наши дети начнут выходить в большую жизнь с новыми, переданными им и проконтролированными с помощью ЕГЭ методами познания, саморазвития и жизнедеятельности.

Об успешности любого эксперимента ни в коем случае не должны судить те, кто его реализует. Такова аксиоматика оценочной деятельности: для обеспечения объективности оценки любого объекта или процесса оценивающий субъект должен быть по отношению к объекту (процессу) лицом внешним и независимым.

Однако основная проблема заключается, как ни странно, даже не в неизбежном ухудшении уровня знаний наших детей в результате нынешнего экспериментирования, а в неотвратимости этого факта – в несколько отдаленной перспективе – и в его необратимости. Нет, конечно, этот процесс можно будет обратить вспять, однако в той временной точке, когда разрушительность нынешней «реформы» станет фактом очевидным, возврат станет делом значительно более сложным, поскольку к этому времени вся система образования будет кардинально и катастрофически преобразована.