«И виждь, и внемли»

Окончание. Начало в №18-34

За десять лет работы в Московском городском институте усовершенствования учителей я посетил около тысячи уроков учителей русского языка и литературы. Пять лет я был председателем московской городской медальной комиссии. Это тоже тысячи экзаменационных сочинений. Два раза в год мы проводили в нескольких школах каждого из районов наши городские сочинения. И здесь счет шел на тысячи сочинений.

Я руководил проведением московской городской литературной олимпиады. Здесь счет был иной. Но и уровень участников относительно небольшой. Другие цифры, но и другой уровень.

Таким образом, в течение десяти лет я был очень хорошо информирован о преподавании литературы в Москве. Не говорю уже об очень большом круге общения с учителями. Я еженедельно читал лекции с рекомендациями о предстоящих уроках в последних двух классах школьного курса (через год по классу). Десять лет я в разных регионах страны вел занятия с учителями на летних курсах повышения квалификации. Естественно, и следил за всей методической литературой. Не говорю уже о том, что и сам вел уроки в школе. Другого такого насыщенного десятилетия в моей жизни не было. Но и столь плодотворного тоже. Опыт этих десяти лет питал и все то, что я делал потом. Он отзывается и в том, что вы сейчас читаете в моих материалах. Единственное, в чем у меня никакого опыта не было, – я никогда не вел занятий со студентами в педагогических вузах.

Но что мы сегодня знаем о преподавании литературы в школах при подготовке учителей литературы в вузах? Цифры, баллы, рейтинги. Мы поставили слову пределом «скудные пределы естества». Все, что я назвал, – это были первоисточники. Сегодня информацию несут многочисленные пособия по подготовке к экзаменам и занятия с репетиторами или на курсах. И результаты экзаменов, конечно. Что же касается репетиторства, я бы запретил преподавателям готовить к поступлению в свои вузы. Сколько раз я видел в Интернете: «Профессор МГУ. +25» (обещают 25 баллов в аттестате)!

Что же касается пособий в помощь поступающим и сдающим ЕГЭ, то от них больше урона, чем помощи. Давайте вернемся к аргументам.

Вот вам проблема любви к Родине. «Чувство Родины является основополагающим в жизни каждого из нас. И не важно, стоит ли по-прежнему отчий дом или уже разрушен временем, главное, что он всегда будет в нашем сердце как воспоминание о самом дорогом». Это «не важно, стоит ли по-прежнему отчий дом» меня ошеломило.

Когда-то очень давно дочь Александра Твардовского попросила меня перед экзаменационным сочинением позаниматься с ее сыном. А потом прислала мне пятитомное собрание сочинений отца. И я сейчас открыл военную поэму «Дом у дороги».

Дом, где он жил среди хлопот

И всем хозяйством правил.

И, чтоб годам был виден счет,

Он надпись: тыща девятьсот

Такой-то год поставил.

Среди такой большой земли,

Родной, заветный угол,

Где эти девочки росли

И наряжали кукол.

И где как будто жизнь прошла,

Когда хозяйка дома

Как будто девочкой вошла

К парнишке молодому.

Где пел по веснам свой скворец

И жил, как все на свете,

Порядком вечным: мать, отец,

Потом скворчата-дети.

Пришла в родную сторону

Чужая злая сила.

И порознь мужа и жену

Из дома проводила…

И человек среди людей,

Как хлебом и одеждой,

Он был обязан только ей

Своей мечтой-надеждой.

В пути, за тридевять земель,

У Волги ли, у Дона

Свою в виду держал он цель,

Солдат, – дойти до дома.

Вот вам и «не важно, стоит ли по-прежнему отчий дом». Это надругательство над святынями.

Сам я в студенческие годы работал в лекторской группе московского областного комитета комсомола и много ездил по Московской области. И хорошо знаю, как жили люди и что такое дом. Потом, будучи классным руководителем, я у каждого своего ученика был в его доме и хорошо знаю и помню про дом и про бездомье. Однажды даже был у своей ученицы, которая с семьей жила на дне овощехранилища с форточкой высоко-высоко…

А вот вам и «Проблема нравственного выбора». Всего 11 коротких строчек: «События войны привлекают внимание многих современных писателей тем, что в экстремальных ситуациях люди ведут себя по-разному, проявляя трусость или героизм. Одни верят, погибая с оружием в руках, что их жертва не напрасна, они честно выполнили свой долг. Другие не выдерживают напряжения и становятся предателями. Не каждый человек способен на подвиг, но каждый должен отвечать за свои поступки». Эта альтернатива: подвиг и смерть или предательство – невежественна и оскорбительна. А как же миллионы ветеранов, которые вернулись с войны живыми?

И все это нужно говорить при изучении русской литературы? А ведь русский язык и русская литература – это фундамент патриотического воспитания.

А о самом воспитании в нашем сборнике аргументов сказано буквально лишь одно предложение: «В моменты великих потрясений и глобальных перемен человек обязательно покажет себя и проявит те или иные качества». Человек проявляет себя всегда, каждодневно, постоянно, и в самой мирной и спокойной жизни тоже.

У меня же безвыходное положение: в этом контексте я не могу не сказать о том, как я сам понимаю патриотизм, воспринимаю его как учитель литературы.

Читаю на сайте «мел»: «В этом году восторжествовал Его Величество Штамп. Сотни работ на одну и ту же тему, которые отличить можно только по почерку». Высшая школа экономики несколько лет назад проанализировала около двенадцати тысяч итоговых сочинений поступавших к ним абитуриентов. Я знакомился с материалами анализа этих сочинений, в которых удовлетворяло самым скромным требованиям только 10% сочинений. Что касается остальных, ограничусь одной рецензией: «Общее впечатление появилось тогда, когда было проверено уже десятка два работ, и не отпускало до самого конца: я читаю один и тот же бесконечный и бессмысленный, очень плохой текст, который создан человеком, не умеющим и не желающим ни читать, ни писать, но вынужденным собрать вместе несколько сотен слов на чуждую ему тему, с непонятной ему целью и ужасно скучным для него содержанием».

Это все предвидел еще Гамлет: «Слова, слова, слова».

Нет, патриотизм – это не слова. В слова он превращается чаще всего именно в ученических сочинениях.

В романе Льва Толстого «Война и мир» выспренные патриотические фразы произносят те, кто совершенно равнодушно относится к судьбам своей (не могу написать: Родины) страны. На Бородинском поле Пьер Безухов видит в солдатах и офицерах «скрытую теплоту патриотизма». Это «скрытая» очень важно для писателя, и он повторяет это слово еще раз в другом месте романа. Скрытый патриотизм «выражается незаметно, просто, органически и поэтому производит всегда самые сильные результаты». Патриотизм этот не в словах, а в чувствах, поступках, поведении, линии жизни, судьбе, делах.

Когда разрабатывались стандарты для каждого предмета, меня пригласили в высокую инстанцию для обсуждения проблемы патриотической составляющей стандарта по литературе. Я не пошел на это обсуждение. Прежде всего потому, что для меня соседство слов «стандарт» и «литература» противоестественно. Какой стандарт, когда «поэзия – вся! – езда в незнаемое» (Маяковский)! Но дело не только в этом. У меня в дипломе четыре профессии: учитель русского языка, учитель литературы, учитель логики и учитель психологии.

Решаем элементарную логическую задачу. Составляющая никогда не будет равна целому. Она всегда одна из частей целого. Я посмотрел лекарства, которые принимаю: в одном из них десять составляющих веществ, в другом – семь.

Если существует патриотическая составляющая в литературе, то по логике должна быть и непатриотическая тоже. А может быть, даже и антипатриотическая. И русская литература сильно пострадала от такой, с позволения сказать, логики. Екатерина II, прочитав «Путешествие из Петербурга в Москву», сказала, что Радищев бунтовщик почище Пугачева. А Николай I отверг «Героя нашего времени» Лермонтова. Не тот персонаж стал главным героем романа. Часть зрителей отнеслись к «Ревизору» Гоголя как к поклепу на Россию. Хотя самому императору спектакль понравился: «Всем досталось, а мне больше всех». Но тот же Николай I потребовал от Пушкина серьезных изменений в «Медном всаднике».

Потом антитеза будет выглядеть чуть по-другому. Антипатриотизм останется, но на первый план выйдет советское и антисоветское. Сам я многие книги читал в тамиздате и самиздате.

Тамиздат – напечатанное за рубежом. Мама одного из моих учеников привезла мне большой сборник статей Троцкого о литературе. Там я впервые прочел блистательный некролог его, посвященный Есенину. Тем более я помнил помои, которыми облил Есенина Бухарин. Конечно, я и Троцкого, и Бухарина прочел на уроке. Больше того, я включил их в свою книгу, которую издали хорошим тиражом. Я был на родине Есенина в Константинове. Однажды, когда я читал лекции в Петербурге, меня поместили в гостиницу «Англитер», где оборвалась жизнь поэта. Я был в Доме писателей на встрече с матерью Есенина. И был знаком с его сыном, которого я представлял московским учителям в день очередного юбилея. А отец моего близкого школьного друга в Америке встречался с Есениным в гостинице.

А самиздат – это текст писателя, отпечатанный на пишущей машинке. У меня сохранился сборник стихотворений Пастернака, сделанный в сам­издате. Многие произведения писателей так и не вышли при жизни самих авторов. Здесь и «Собачье сердце» Булгакова, и «Котлован» «Чевенгур» Платонова, и «Доктор Живаго» Пастернака, и «Мы» Замятина, и «По праву памяти» Твардовского, и «Колымские рассказы» Шаламова. Даже «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» довольно долго не переиздавались.

Это я все о составляющих.

Никакой патриотической составляющей в школьном предмете «Литература» нет. Ну, «Бородино» – это понятно. А как быть с «Выхожу один я на дорогу…»? Или уж тем более со стихотворением «Валерик»? Ну, «На поле Куликовом» – это понятно. А что делать с «Незнакомкой»? А с «Мертвыми душами» и «Историей одного города»? Ведь проблема. Но тут хоть сам Гоголь нам в помощь. В конце «Мертвых душ» он отвечает на обвинение «со стороны некоторых горячих патриотов, до времени покойно занимающихся какой-нибудь философией или приращением на счет сумм нежно любимого отечества, думающих не о том, чтобы не делать дурное, а о том только, чтобы не говорили, что они делают дурное».

Однажды, выступая с чтением своих стихов, Александр Блок получил записку: «Прочтите стихи о Родине». Блок даже растерялся: «Они все о Родине».

В этом и состоит патриотическое воспитание на уроках литературы: донести до школьников великое русское слово, русскую литературу, донести так, чтобы отозвалась она не в школьном журнале, не в списанных сочинениях, не в баллах, а в душах, умах и сердцах. И чтобы прежде всего были прочитаны эти великие книги, а не их краткие пересказы. И чтобы говорили и писали они на настоящем русском языке, а не на казенном канцелярите, как его называл Чуковский. Вот вам и вся «патриотическая составляющая» русской литературы.

Семь поэтических формул помогали мне на моем долгом семидесятилетнем педагогическом пути. Евангельское: «ибо от избытка сердца говорят уста». Пушкинское: «И виждь, и внемли… глаголом жги сердца людей». Тютчевское: «Как слово наше отзовется». Блоковское: «Безличное – вочеловечить». Маяковского: «Поэзия – вся! – езда в незнаемое». Пастернаковское: «Когда строку диктует чувство». Окуджавы:

Каждый пишет, как он слышит.

Каждый слышит, как он дышит.

Как он дышит, так и пишет,

Не стараясь угодить.

Что меня настораживало? Если говорить честно, чего я боялся? Того, что предвидел Пушкин: «Грешный… язык, и празднословный, и лукавый». И особенно вот этого: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца». Сколько я вылавливал этих притащенных из Сети мертвецов из сочинений, когда работал в медальной комиссии! И не только я. Вот выдержки из материалов Высшей школы экономики об итоговых сочинениях, которые там проверяли:

«В ВШЭ поступают очень сильные абитуриенты. Но лишь единицы обладают самостоятельным мышлением, кругозором. Немногие смогли показать свою личность в этих сочинениях, остальная же масса писала шаблонно, казенно и трафаретно, словно заучив заранее тексты».

«Стереотипность мышления характерна для абсолютного большинства работ. Плагиат присутствовал практически везде. Сплошные клише без тени сомнения. И гордая самоуверенность, что, повторив неоднократно понятия «патриотизм», «духовность» и «нравственность», автор обречен на положительный результат».

Есть очень интересная книга Алексея Иванова «Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателем». Не могу не сделать выписки из нее:

«Новые коммуникации избавляют от эмпирического формирования принципов и загружают опытом, который не заработан, – формируют ложную личность. Она не будет себя отстаивать, потому что ничего не стоит».

«Подлинное знание должно быть оплачено трудом: знание усваивается по-настоящему, если оно часть жизненного опыта, а не просто объем информации. Неоплаченное знание дискредитирует знание как таковое».

«Чем сложнее технологии, заменяющие человеческие феномены жизни, тем проще сам человек. Дружба через соцсеть не породит трех мушкетеров».

«Проблема новой коммуникации в том, что она потакает всем слабостям человеческой натуры. Дает любому инструменты, с которыми удобно быть дураком и не стесняться этого. Ясен пень, что на такие инструменты вспыхнет ураганный спрос».

И как это Пушкин увидел и празднословный, и лукавый язык, и порождаемое Сетью невежество, выдаваемое за заслуги и приносящее баллы?

Как известно, готовится реформа высшего образования. На мой взгляд, разумное решение. Но качество вузов во многом определяет и качество поступивших в вуз. Проблемы школьного экзамена тем самым приобретают особое значение.

Лев Айзерман