И в центре этой битвы – человек

На Новой сцене Вахтанговского театра постановками «Дурочки» Лопе де Вега и «Саломеи» Оскара Уайльда завершили проект «Театральные параллели. Путешествие в четырех частях».

Идея заключалась в том, что четыре выпускника мастерской Римаса Туминаса – Владимир Бельдиян, Хуго Эрикссен, Анатолий Шульев и Гульназ Балпеисова – обратились к творчеству драматургов, оказавших влияние на художественное мировоззрение Евгения Вахтангова. Проект назвали «путешествие», потому что в течение сезона были выпущены спектакли по произведениям авторов четырех стран: Норвегии, Германии, Испании и Англии. В конце сезона все эти спектакли сыграют подряд как театральный альманах.

Открывался цикл спектаклем Владимира Бельдияна «Легенда о Хромоножке» по пьесе норвежского писателя, лауреата Нобелевской премии Бьёрнстьерне Бьёрнсона (1832-1910) «Хульда-хромоножка», написанной по мотивам древнеисландских саг. «Действие разворачивается в Норвегии, – говорит режиссер, – где во времена викингов борются огонь и вода, камни и ветер, страсть и милосердие, христианство и язычество, и в центре этой битвы – человек. Языческое наследие севера для потомка земли викингов не было пустым звуком. Бьёрнсон утверждал, что если говорить одну правду… «то все разлетится вдребезги – семья, общество, государство, Церковь… Да мы и сами опустимся до животных, потому что заговорит в нас низменное начало». Все могло бы быть иначе, чем сейчас, по утверждению создателей спектакля, и не надо было бы в ответ на удар подставлять другую щеку. Все это еще не решено, еще не поставлены точки… Хромоножка для создателей спектакля была образом всего живого, связанного прошлым и будущим.

Продолжила цикл постановка «Вой­цек» по пьесе Георга Бюхнера (1813-1837), немецкого драматурга, поэта и ученого, в постановке Хуго Эрикссена. В XIX веке Бюхнер как писатель известен не был, зато медики продолжали использовать созданный им курс сравнительной анатомии вплоть до середины XX века. Пьеса «Войцек» была признана одним из самых великих произведений немецкой драматургии и получила множество интерпретаций, в том числе в опере, мюзикле и в кино. В основе пьесы лежит реальная история лейпцигского цирюльника Иоганна Христиана Войцека, казненного за убийство из ревности. В начале XX века «Войцека» читали как историю угнетенного маленького человека. После Второй мировой войны образ солдата, над которым ставят медицинские эксперименты, приобрел и вовсе зловещие черты. В вахтанговском спектакле события из двадцатых годов XIX ве­ка перенесены на сто лет вперед, то есть в двадцатые годы прошлого столетия, и Первая мировая война действительно становится «мощной точкой отсчета для событий драмы». Чуть больше десятилетия отделяет их от зарождения «коричневой чумы», воздух вахтанговского спектакля полон этих предчувствий.

И вот Лопе де Вега. Испания XVII ве­ка. Неистовство инквизиции, сож­же­ние книг, масса запретов и при этом необычайное стремление к свободе, расцвет искусства и литературы. В повседневной жизни причудливо переплелись образованность и невежество, милосердие и жестокость, благородство и тщеславие. Ни один городской праздник не обходится без корриды, и при этом один за другим открываются монастыри. Сам Лопе де Вега (1562-1635) несколько раз скрывался в них от преследователей. Наряду с головокружительными приключениями этот блестящий идальго успел сочинить около 2000 пьес, четыреста из них дошли до нашего времени, и многие вот уже на протяжении нескольких веков не сходят с мировых сцен.

С точки зрения влияния на художественное мировоззрение Вахтангова комедия плаща и шпаги Лопе де Веги «Дурочка», конечно, на особом счету. Это одна из немногих пьес драматурга, дошедшая до нас в подлиннике: автограф автора – 28 апреля 1613 года – хранится в Королевской библиотеке Мадрида, и нам во всей красе явлена та самая «повседневная жизнь» Испании. Пьеса написана в период расцвета творчества Лопе де Веги, для нее характерно стремительное развитие сюжета, на фоне которого происходит становление главной героини. Благодаря искрометному юмору и сатирическому изобличению мало изменившихся за 400 лет нравов пьесе обеспечена актуальность.

«Дурочка» – пьеса о любви и противоречивых чувствах и поступках, – говорит Анатолий Шульев. – А еще она про столкновение поколений отцов и детей. Одинокий отец Октавьо, представитель патриархального мира, в котором «наука женщины – рожать детей и молчаливой быть», столкнувшись с миром юных дочерей, каждая из которых по-своему отстаивает свои права: одна совершенствует ум, другая прячется под маской наивности, пасует перед женской природой. Он не понимает их и думает только о том, как поскорее выдать замуж. А это совсем непросто».

Для этого Октавьо (Олег Форостенко) придется выйти на ринг, сцена так и оформлена Мариусом Яцовскисом, и сразиться как с дочерьми – благовоспитанной умницей Нисой (Ксения Кубасова) и Финеей (Екатерина Крамзина), дурочкой, так и с их женихами. Для младшей он присмотрел состоятельного дворянина Лисео (Александр Галочкин), а для старшей – поэта Лауренсьо (Константин Белошапка). В спектакле великолепно разыграны четыре пары хозяев и слуг, известно, что Лопе де Вега выступил в этом деле новатором, выведя на сцену яркие образы слуг, ставших своего рода предтечами знаменитых персонажей в пьесах Мольера и Бомарше. Служанки Нисы и Финеи во всем подражают своим сеньоритам: Селья (Ольга Боровская), как и Ниса, сдержанна и высокомерна, строго одета, в то время как Клара (Евгения Ивашова), подобно Финее, ходит в расхристанных одеждах, носит на голове «воронье гнездо» и не уступит по взбалмошности манер. Под стать Лисео и Лауренсьо их слуги – благовоспитанный Турин (Денис Самойлов) и выдумщик Педро (Евгений Пилюгин). Оригинальны их костюмы (Мария Данилова) – в художественных дырках, похожих на аппликации. Активно участвуя в розыгрыше любовного квадрата своих хозяев, каждый из них присматривает и себе девушку по душе.

Но это в финале, а поначалу женихи не стесняются в оценке сестер: «Две дочери у старика, // Но Ниса – пальма, а Финею // Дубиной я назвать посмею. // Учена Ниса и тонка, // Красноречива и умна. // Финея – дурочка, к тому же – // Невежественна, неуклюжа… // Однако именно она // Уже просватана. Что, чудо?» Впрочем, это «чудо» вполне объяснимо: именно дурочке, признается Октавьо своему другу Мисено (заслуженный артист России Рубен Симонов), оставил большое наследство недавно отошедший к праотцам дядюшка. Этот момент и станет ключевым в борьбе за невест, во время которой женихи не раз поменяются местами, а главное – в каждом из этой четверки проклюнутся истинные чувства. Как видим, сюжет «Сердец четырех» повторяется в каждом веке. Но женихи – что, главная метаморфоза произойдет с дурочкой. Она изменится и внешне, и внутренне. Во-первых, избавится от копны волос, а главное – в ней проснется интерес к наукам и поэзии, а если учесть, что она не блистала грамотой и не умела толком читать, то перемены разительны. И как тут не найтись общим темам для разговоров с поэтом?! А там и до любви недалеко.

Найдут путь друг к другу и Ниса с Лисео – с нее слетит все высокомерие, а Лисео счастлив будет обнять свою «пальму», ведь это он сестрицам прозвища придумывал. И вот в пространстве ринга семейство уже позирует для общего фото, здесь проигравших нет. А поумневшая Финея везет на ниточке надувную рыбку – символ счастья и удачи во всем, не зря сестрица называла ее «прельстительной полурыбой».

«Саломея» Оскара Уайльда в постановке Гульназ Балпеисовой завершила цикл «Театральные параллели». Одноактная драма, написанная в 1891 году, увидела свет рампы, причем в Париже, лишь пять лет спустя, в Великобритании запрещались театральные представления на библейские сюжеты. В основу «Саломеи» положен эпизод гибели Иоанна Крестителя, у Уайльда это пророк Иоканаан. Предыстория такова: проповедуя среди народа, пророк обличал царя Ирода Антипу в нарушении заповедей Моисея: тот, бросив супругу, сожительствовал с женой своего брата Иродиадой. Иоканаан призывал властителя покаяться, за что Ирод посадил его в темницу.

На одном из пиров царю Ироду так понравился танец падчерицы Саломеи, что он поклялся перед гостями дать ей все, чего бы она ни попросила. Та, по наущению своей матери Иродиады, ненавидевшей Крестителя, потребовала голову пророка. Ирод боялся гнева Божьего, но Крестителя все равно казнил, а голову отдали Саломее. Уайльд переосмыслил сюжет, сделав акцент не на мести Иродиады, а на безумных желаниях Саломеи. «Мне кажется, главные герои не осознают, до какой степени они красивы, – говорит Гульназ Балпеисова. – Они не понимают, в каком пространстве находятся, и попусту растрачивают эту красоту, свои чувства и эмоции. Тратят их без разбора, не ценят. А надо бы чаще смотреть на небеса: хотела бы именно эту мысль донести до зрителей. «Мы все в сточной канаве, но кто-то из нас смотрит на звезды», – говорил Оскар Уайльд».

И в спектакле вахтанговцев один запрет нарушается за другим. Саломея (Мария Бердинских) польстилась на ум и красоту Иоканаана (Денис Бондаренко) и, несмотря на его отказ, продолжает настаивать на своих желаниях. Сладострастник Ирод (Максим Севриновский) на глазах у Иродиады (народная артистка Ольга Тумайкина) добивается взаимности от ее дочери. В сторону принцессы бросает влюбленные взгляды и молодой сириец-телохранитель Нарработ, в этой роли пластичен и очень красив Николай Романовский. Действиями всех правит страсть, а это главный момент в отношениях героев, который интересно исследовать Уайльду. По всем канонам Саломея – роковая женщина, одним своим явлением воспламеняющая мужчин, вдохновившая десятки лучших художников мира на создание своих портретов, что уж говорить о танце семи покрывал с его сакральным значением. Нет для нее преград. В вахтанговском спектакле пошли от противного – Саломею играет Мария Бердинских – по облику девочка-подросток, холодная, закрытая, словно бутон, в неярких одеждах, позволяющая порой лишь во взгляде прорваться тому, что бушует внутри нее. Да монотонный голос ее, которым на одной жесткой ноте требует «голову Иоканаана на блюде», помогает представить размеры грядущей трагедии.

Легко понять, о какой «сточной канаве» помышлял апостол красоты, когда выводил в конце XIX века на сцену царя Ирода и его окружение. Но в сложной полифонии спектакля отчетливо звучат голоса тех, кто «видит звезды» на небосводе. Конечно, первый в этом ряду пророк Иоканаан в исполнении Дениса Бондаренко. Интересно, что в его персонаже – Иоанн Креститель, Иоанн Предтеча, ближайший предшественник Иисуса Христа, легко узнаваемый на любой иконе, и видишь прежде всего человека, а не бронзовую скульптуру. Человека, который, подобно всем нам, ходил по земле… И все-таки, когда задумываешься, чем привлек маэстро Вахтангова Оскар Уайльд, легко делаешь вывод, что «Саломея» была, пожалуй, главным ориентиром для писателя в то счастливое и роковое пятилетие (1891-1895), когда он написал свои лучшие вещи.

В XIX веке Оскар Уайльд превратил Саломею в адскую женщину, не имеющую ничего общего с реальной царевной. И это он заставил ее исполнять танец семи покрывал, в котором раскрывается женская душа.

В 1908 году известный хореограф Михаил Фокин готовил постановку по «Саломее» на музыку Александра Глазунова. Спектакль запретили, но танец семи покрывал, поставленный Фокиным для Иды Рубинштейн, как и костюм Саломеи, перекочевал в «Ночь Клеопатры» (1909). Тогда же режиссер Николай Евреинов получил разрешение на постановку пьесы в Театре Комиссаржевской (1908). Так началось шествие танца семи покрывал по миру. Ирод Антипа и Иродиада по-прежнему задают тон жизни, Саломея танцует, надеясь найти свою настоящую любовь, а Иоканаан указывает путь.