Группа «Ария»:

На протяжении трех десятков лет группа «Ария» продолжает оставаться флагманом тяжелой музыки в России. Однако аудитория у коллектива гораздо шире, потому что в своем творчестве музыканты нередко обращаются к злободневным темам, героическому прошлому России и шедеврам мировой литературы и кинематографа. Новый альбом «Арии» «Проклятье морей» исключением не стал. О том, как удается не только не забывать своих корней, но и постоянно держать руку на пульсе современности, корреспонденту «Учительской газеты» рассказали участники группы Владимир Холстинин (гитара), Виталий Дубинин (бас-гитара), Сергей Попов (гитара) и Михаил Житняков (вокал).

– В новом альбоме группа «Ария» опять обратилась к истории России, особенно это ощутимо по песне «Варяг», к которой вы, Владимир, написали музыку. А как «Варяга» восприняли ваши поклонники?
Владимир Холстинин: Меня зацепили отзывы об этой песне, когда в наших интернет-сообществах началась полемика относительно ирландских и шотландских берегов. Вышел спор, у каких из них стоит обелиск затонувшему кораблю. Дело в том, что на протяжении ста лет, минувших с момента гибели «Варяга», не было никакого обелиска вообще. А песню мы задумали еще лет 10 назад, когда я посмотрел телепередачу о «Варяге». Так что упомянутый в тексте песни обелиск подразумевался в переносном смысле, хотя корабль у нас по сюжету лежит у ирландских берегов. Поэтому мы с автором текста Игорем Лобановым ответили нашим поклонникам, что памятник поставлен не в России. Но после всех этих обсуждений мы с ужасом узнали, что буквально лет 6‑7 назад какие-то энтузиасты приехали в Шотландию из России и там действительно установили обелиск (улыбается). Но мы-то об этом не знали, поэтому наша идея материализовалась несколько неожиданным для нас образом.
Сергей Попов: В любом случае отрадно, что наши песни побуждают людей копаться и доходить самим до каких-то фундаментальных вещей.
– Песня «Арии» «Атака мертвецов» появилась как раз к 100‑летию Первой мировой войны. Так получается, что и «Варяг» из альбома, презентация которого случится в 2019‑м, будет приурочена к 115‑летию боя у Чемульпо. Это делалось специально?
Виталий Дубинин: Что касается «Атаки мертвецов», это получилось абсолютно случайно. Нашему постоянному автору Маргарите Пушкиной мы отдали эту песню для написания текста одной из последних, и она начала сочинять про замок, который нужно было защитить от плохих людей. В общем, получалось немного не то, и вдруг Рита совершенно неожиданно сказала, что есть такая тема о крепости Осовец. В итоге текст «Атака мертвецов» был ею создан буквально за пять дней. Специально ничего не придумывали.
– Вам не обидно, что историю нынче многие изучают не на соответствующих уроках, а по песням таких групп, как «Ария»?
Виталий Дубинин: Конечно, ни для кого не секрет, что сейчас катастрофически падает качество образования. Как замечательно сказал Михаил Жванецкий, когда ты заглядываешь в Интернет или смотришь кино, ты просто созерцатель. А когда читаешь книгу, ты мыслишь, поэтому являешься человеком думающим. Все меньше и меньше людей читает и все больше относится к категории тех, кто получает информацию из Интернета. Получается такое потребительское отношение…
Сергей Попов: С другой стороны, и как таковой просветительской миссии у «Арии» нет. Темы подбираются такие, какие предпочитаем мы. Просто по факту так получается, что для кого-то это служит толчком для изучения истории того же «Варяга».
– Тем не менее, может быть, вы знаете о таких случаях, когда песни «Арии» побуждали людей обратиться к какой-то серьезной литературе?
Сергей Попов: Естественно. Особенно если песни делаются на основе каких-то книг. Мы получаем много отзывов, когда люди открывают для себя тех или иных авторов.
Владимир Холстинин: Замечательный пример, когда вышла наша «Симфония огня», написанная по мотивам «451 градуса по Фаренгейту» Рея Брэдбери, мне позвонил один приятель и спросил, не знаю ли я, где можно купить книжку. Я ответил: «Да вроде в любом книжном магазине!» А он рассказал, что зашел в магазин недалеко от дома, а ему сказали, что неожиданно за две недели разобрали весь тираж. Тогда он попросил хотя бы собрание сочинений, но выяснилось, что и его тоже унесли. Вот яркий пример, как народ послушал песню и пошел в книжный, где Брэдбери на весь город не хватило (смеется). Не хочу сказать, что очень плохо, раз народ не читает книги. Просто раньше источником информации были только они, а теперь каналов очень много. Это и видео, и телевидение, и Интернет, и фильмы, и те же наши концерты. Поэтому нельзя обвинять людей в том, что они не читали книгу, а сначала посмотрели фильм. Наверное, таковы нынешние реалии, что зачастую информацию получаешь из вторичных источников, а не из литературы.
Сергей Попов: Но то, что люди стали писать безграмотно, это огорчает. Однозначно, это влияние эсэмэс-поколения, «албанских языков» и проч. Я все понимаю, но когда человек пытается донести какую-то важную мысль только строчными буквами и без единого знака препинания, невольно думаешь, что он ущербный.
Владимир Холстинин: А мне очень за кофе обидно – всегда был мужского рода, а теперь можно его называть как хочешь. К этому привыкнуть трудно.
– Хорошо, тогда в плане грамотности и орфографии «Ария» может что-то противопоставить общей нерадостной тенденции?
Сергей Попов: Как минимум в каких-то интерактивах мы сами стараемся общаться грамотно.
Михаил Житняков: И добиваемся, чтобы это стало по-настоящему модным! Мне понравилось высказывание о том, что в свое время брутальность мужчины для женщины и была синонимом слова «харизма». Но в какой-то момент менталитет стал меняться, и с мужской харизмой стал ассоциироваться уже ум. То же самое хочется переложить и на проблему грамотности людей, на связность изложения их мыслей, некую просвещенность. Когда это станет по-настоящему модным, все само собой придет. На сегодняшний день эхом того периода, когда сменился строй, пал Советский Союз и началась новая Россия, стала череда потерянных в плане образования и грамотности лет. Как известно, разрушить все можно за короткое время, а вот создать новое очень тяжело. На мой взгляд, результатом этого безвременья и стала в том числе и утрата грамотности.
Сергей Попов: Кстати, вопросы в этом отношении возникают не только к молодежи, потому что особенно в интернет-СМИ очень много грамматических ляпов. Причем достаточно вопиющих.
Виталий Дубинин: Да и далеко не только в Интернете. Послушайте, что порой говорят телевизионные дикторы, которых в советское время за это тут же выгнали бы с работы. Такое, бывает, несут! Прочитать правильно не могут.
– Ну а инициативы сверху вроде «Великих имен России», когда, скажем, в честь Егора Летова пытались называть аэропорт, могут изменить данную ситуацию?
Сергей Попов: Представьте собственный недостроенный дом, где не вставлены окна, а вы вешаете картинку или ставите горшочек с цветами. Нужно сначала обеспечить людям достойную жизнь, а потом заниматься украшательством!
Виталий Дубинин: А что касается аэропортов, лучше бы они там порядок сначала навели. У нас в стране всего лишь около 400 аэропортов, которые могут принимать самолеты разных «калибров». А в США их несколько десятков тысяч. Наверное, кто-то там себе и может позволить называть их именем Джона Кеннеди или как-то еще. Правильно говорит Сергей, что у нас надо сначала построить так, чтобы было не стыдно за это все, а потом уже тратить деньги на переименование. Все эти инициативы просто очередная кампания, позволяющая вновь распилить деньги.
Сергей Попов: Может быть, в воспаленном воображении чиновников это дает лишние «висты» к некоему патриотизму. Но это не так. Лучше бы они еще одну больницу построили.
Виталий Дубинин: Опять же вернусь к Кеннеди. Насколько я знаю, его именем назвали аэропорт давным-давно, может быть, даже сразу после его убийства или в честь какой-то годовщины. А не так: давайте в 2019 году дадим какие-то имена всем аэропортам. Это же смешно! Другое дело, если бы, скажем, построили аэропорт Внуково, и случилось так, что туда привезли Гагарина. Если бы уже после смерти назвали его именем аэропорт, это было бы хоть как-то понятно. Но сейчас в подобных инициативах нет никакой логики.
Сергей Попов: Недавно мы уезжали из Петрозаводска, где был даже не аэропорт, а натуральный сарай. Его тоже надо переименовывать?
Михаил Житняков: В Российской Федерации есть прецедент, когда появился новый аэропорт и сразу получил имя. Это город Ростов-на-Дону, аэропорт Платов. Вот это было замечательное решение: новый аэропорт, логичное название, все совпало. В остальном соглашусь, что во всех этих инициативах есть элемент компанейщины, хотя ощутимы и попытки заставить народ обратиться к краеведческим делам и понять, кто герой именно их малой родины. Но всегда, если это обрастает как снежный ком шумихой, неизбежно появляется негативный оттенок. Если же инициатива идет снизу и жители чуть ли не на референдум выходят: «А давайте переименуем!» – почему бы и нет.
Владимир Холстинин: Надо не переименовывать, а новое строить. Что же касается улиц, то я бы переименовал в Москве две: Ленинградский и Ленинский проспекты. Бывает, едешь и не сразу сориентируешься с развязкой: тьфу, не туда повернул! И три километра едешь обратно. Вот это действительно бесит, потому что и города уже такого нет давно – Ленинград. Ну и в принципе, если покопаться в названиях улиц, можно найти много неоднозначных персонажей с кровавым прошлым вроде Тухачевского.
Виталий Дубинин: Но в Англии же не убирают памятники Кромвелю. А в Америке – Вашингтону.
Михаил Житняков: Представьте, какая тогда вакханалия начнется при каждой смене строя.
– Михаил, в «Арии» ты уже больше семи лет. Нет ли ностальгии по тем временам, когда ты работал в нефтяной сфере, и следишь ли сегодня за деятельностью бывших коллег?
Михаил Житняков: Так или иначе с бывшими коллегами я продолжаю общение и по сей день. Не все из них на виду, хотя работа нефтяной отрасли для меня не совсем сейчас закрыта, потому что я по-прежнему вижу и общаюсь с этими людьми, и они мне приносят оттуда новости. В который раз повторю, что не жалею о своем выборе, сделанном в 2011‑м. Ностальгии по этому поводу тоже не испытываю, скорее появился какой-то правильный взгляд с высоты прожитых лет. Наверное, все так и должно было быть.
– Михаил, в свое время ты имел отношение к партии «Единая Россия». Симпатизируешь ей и поныне?
Михаил Житняков: В свое время я был депутатом муниципального самоуправления. Это не Госдума, где люди сидят на зарплатах. Помню, мы сидели перед председателем сельсовета, и он нам говорил: «Ребята, у нас есть вот такая горстка денег, что делать-то будем? Это не работает, то надо чинить». Так что мы занимались самыми приземленными делами, когда на самом бытовом уровне приходилось решать проблемы, а самим жителям это, кстати, всегда виднее. На тот момент, чего греха таить, нам дали понять, что для правильной работы с районом, который нам во всем должен помогать, нужно было создать определенный кворум, и намекнули, что для правильной организации работы необходимо вступить в «Единую Россию». Тогда, как и сейчас, я был политически нейтральным человеком. Если бы мне сейчас предложили поучаствовать в жизни какой-то партии, я бы отказался. А тогда я считал, что это нужно для работы. Честно могу сказать, не сработало, и, наверное, с этим связано самое большое сожаление. Могу признаться, что я не заплатил ни одного членского взноса (смеется). По уставу членство в партии должно было быть приостановлено уже через пару месяцев после вступления.
– Но тебя задевают такие новости, когда, например, депутат регионального парламента избивает диджея Смэша?
Михаил Житняков: Я думаю, здесь просто идет речь о зарвавшихся подонках, которые так или иначе примазались к власти и почувствовали свою безнаказанность. Повторюсь: я абсолютно аполитичен, но тут дело в том, что любая партия – большой организм, поэтому и подонков в ней хватает.