На чтение: ≈ 18 мин.Новый учебный год уникален по определению. За месяцы пандемии именно сфере образования пришлось кардинально перестроить всю свою работу. Особенно трудно это было сделать учреждениям, которые занимаются подготовкой специалистов в сфере искусства. Каким 1 сентября встречает один из ведущих вузов страны – Российский институт театрального искусства – ГИТИС, а также о том, что нужно, чтобы попасть в мировые рейтинги, и почему система трехступенчатого образования остается востребованной, мы поговорили с Григорием Заславским, ректором ГИТИСа, доцентом, кандидатом филологических наук, театральным критиком и телеведущим.
– Григорий Анатольевич, как пандемия изменила образовательный процесс? В интервью РБК вы отмечали, что тяжело пережили это время.
– Да, нам действительно было тяжело. Хотя само решение по переходу на дистанционное обучение мы приняли, наверное, одними из первых еще накануне выходных 13 марта. Это было в пятницу, мы решили, что переводим на дистанционное обучение продюсерский и театроведческий факультеты. А в понедельник 16 марта на ректорате приняли уже более радикальное решение о переходе всего ГИТИСа на дистанционное обучение, правда, только по тем предметам, по которым это возможно. Это очень важное уточнение, потому что теоретические предметы переводимы в онлайн – пусть с потерями, но переводимы. А практические дисциплины, такие как актерское мастерство или сценическая речь, невозможно перевести в онлайн. Утром 17 марта мы уже вели занятия по теоретическим дисциплинам онлайн. Образовательный процесс должен быть непрерывен. Его можно сравнить с разливкой стали – стоит остановить один этап, и все производство окажется под угрозой. Точно так же устроен творческий процесс: если его остановить на какое-то время, то придется начинать все заново, а не с того места, когда он был поставлен на паузу. Кроме того, точно так же, как нашим студентам необходимо постоянное общение с нашими мастерами, и нашим мастерам необходимо постоянное общение со студентами. Это не были занятия по актерскому мастерству, но мы придумали этим встречам специальное название – общение на профессиональные темы. А сами практические занятия сначала отложили на две недели, потом эти две недели превратились в месяц. Потом стало понятно, что мы останавливаемся до конца июня. 20 мая мы закончили учебный год для шести наших факультетов, где практические занятия необходимы, промежуточной аттестацией, а не классической сессией. И посчитали, что каникулы закончатся 20 июля. Когда 23 июня в Москве разрешили открывать массажные салоны, парикмахерские, мы возобновили репетиции в ГИТИСе. Часть студентов находились все это время в общежитии, часть разъехались по домам.
Поэтому мы попросили студентов вернуться на две недели раньше и пересидеть двухнедельный карантин, чтобы более-менее защищенными чувствовать себя в учебных аудиториях. Но, к сожалению, произошло то, что можно было ожидать: сегодня мы, находясь в относительно безопасной эпидемиологической ситуации, психологически не готовы к возобновлению занятий в полном объеме. Каждый день ко мне обращаются студенты или их родители, которые взволнованны: «Говорят, вчера три скорых забрали еще нескольких студентов, что ваше общежитие – очаг ковидной инфекции, это правда?» и так далее. Я, естественно, тут же поддаюсь этим волнениям, звоню в общежитие. Выясняется, что последняя скорая помощь приезжала пять недель назад и забрала мальчика, который сломал себе во время занятий палец на ноге.
– Насколько сложно было перестроиться преподавателям? Как показали исследования, в российских школах каждому пятому учителю не хватает навыков дистанционной работы.
– Наши преподаватели – люди, которые все время готовы к тому, что студенты предложат им что-нибудь неожиданное и новое, они всегда готовы к самым разным формам работы. Например, наш выдающийся выпускник и профессор Михаил Ефимович Швыдкой преподавал у нас на протяжении всего карантина, регулярно приезжал на нашу студию и через Zoom вел занятия. Другое дело, для того чтобы мгновенно перейти в онлайн, нам пришлось потратить около 150 миллионов, которые мы получили в прошлом году в рамках федерального проекта «Творческие люди» национального проекта «Культура», это средства, потраченные на закупку техники. Благодаря этой счастливой неслучайности мы смогли в понедельник в три часа дня проголосовать за переход в онлайн, а в 9 утра следующего дня начать занятия.
– Да, это очень быстрый переход. А как сказалась пандемия на наборе абитуриентов в ГИТИС?
– Мы люди публичные, когда нам что-то нравится, мы громко говорим об этом. Когда нам что-то не нравится, то, как говорил Лев Толстой, не можем молчать. И поэтому, когда Министерство науки и высшего образования Российской Федерации постановило, что в условиях пандемии необходимо проводить все испытательные мероприятия в рамках приемной кампании онлайн, мы загрустили, потому что для нас это невозможно.
Точнее, возможно все, но только в том случае, если мы отказываемся от своих претензий на высшую лигу, от желания выпускать выдающихся актеров, балетмейстеров, вокалистов, сценографов, критиков, продюсеров и так далее. А если не отказываемся, без очных туров нам не обойтись никак. В результате мы стали единственным вузом, который все три тура творческих испытаний провел очно. Это не значит, что мы отказались от онлайн-прослушиваний. Но когда ребята, которые были увидены нами и произвели на нас сильное впечатление в режиме онлайн, приезжали в Москву, мы встречались с совершенно другими ребятами – другого роста, другого характера, даже с другими голосами. У меня на это есть один очень простой пример.
Мы берем двух детей из двух разных семей, в одной из них девочке или мальчику с детства говорили: «Ну какой же ты талантливый, как ты читаешь стихи, как ты строишь рожицы!» И когда началась пандемия, папа покупает самую дорогую камеру, дополнительный свет, мама и бабушка причесывают этого мальчика или девочку, ребенок десять раз читает свою программу, лучший дубль отсылают в ГИТИС. Другой родился в семье, где никто никогда актером не был, да и театра в его городе никогда не было и, скорее всего, не будет. И все, что он слышит: «Да ты что, ну какой театр, да в ГИТИСе… там все по блату, никогда и нет». Он ждет, когда все уснут, приходит на кухню небольшой однокомнатной квартиры, где они живут, прячется за холодильник и начинает полушепотом записываться на камеру плохонького мобильного телефона. И дальше мы сравниваем эти две несопоставимые записи. А талантливым артистом может быть и тот и другой. Поэтому никакой онлайн не может заменить очные испытания в вузы высшей лиги. Мы невероятно благодарны министру культуры России Ольге Борисовне Любимовой, которая разрешила нам проводить очные испытания, огромная благодарность Валерию Николаевичу Фалькову, который мгновенно разделил обеспокоенность и согласился с такой необходимостью, когда к нему с таким вопросом обратилась министр культуры. И я навсегда благодарен великому человеку Анне Юрьевне Поповой, которая прислала нам для ознакомления подготовленные ими специальные условия для очных испытаний, и они были подписаны только после того, как вузы искусства их посмотрели. Честно говоря, мы не исправили там ни одного слова. То, что было для нас придумано, было придумано профессионально, с пониманием ситуации и специфики нашего обучения. Я хочу сказать, что это уникальный опыт взаимодействия разных структур и готовности понять специфику, которой мы стараемся не кичиться, но которая, конечно, существует. Приемная кампания проходила в чрезвычайных условиях. Но все, что можно было сделать по-человечески и привычно, было сделано, поддержку мы получили со всех сторон.
– Хотелось бы расспросить вас про работу в Общественной палате Российской Федерации 7‑го созыва, а также в Министерстве культуры Российской Федерации. Насколько вы чувствуете себя способным влиять на развитие культуры в стране при помощи этого инструмента?
– В Общественном совете Министерства культуры я не состою с 2016 года, с момента, как возглавил ГИТИС. За время работы в нем, мне кажется, удалось много чего хорошего сделать. Для меня это был очень ценный и дорогой опыт. Что касается Общественной палаты, то 17 августа прошли первые слушания, на которых мы обсудили два острых вопроса: вопрос детских школ искусства и, скажем так, отголосков новой этики в образовании. В России, как и во всех странах, где дорожат своими исполнительскими традициями, существует система трехступенчатого музыкального образования: музыкальная школа, училище, консерватория. В России этой традиции более 100 лет. Как когда-то сказал Михаил Ефимович Швыдкой, если сегодня 50 тысяч человек не сядут за фортепиано в детских музыкальных школах, завтра некому будет сесть за пульт Светлановского оркестра и любого другого из лучших оркестров России. Это не уникальная система, но невероятно ценная, требующая сохранения. Сегодня, с введением сертификатов персонифицированного финансированного дополнительного образования, возникла реальная опасность уничтожения этой системы. Сертификат оценивается примерно в 7 тысяч рублей в год, а стоимость обучения в детской музыкальной школе – 70 тысяч.
Далее. Сертификат можно использовать или на музыкальную школу, или на спортивную секцию. Но серьезный музыкант должен иметь хорошую физическую форму, без спортивной подготовки концерт в двух отделениях отыграть сможет не каждый. Оставлять такой выбор родителям – или в бокс, или на фортепиано – как минимум недальновидно. Мы хотим, чтобы наши дети были и в музыкальном смысле образованны, и физически выносливы. Второй вопрос, вынесенный на обсуждение, связан сразу с несколькими судебными процессами, по которым обвиняемыми проходили и уже осуждены известные музыкальные преподаватели. Они обвинены в педофилии, которая оказывается сегодня страшным и практически не требующим особых доказательств обвинением, которое ломает судьбы людей. И этот вопрос требует обсуждения: как не подпустить к детям реальных преступников и как одновременно подумать о защите честных людей, чтобы родители, которые просто недовольны успехами своих детей, не «закрывали» уважаемых педагогов в колонии.
Вот эти два вопроса мы обсудили 17 августа. Собрали очень хороший состав участников, в разговоре приняли участие председатель Комитета Госдумы по культуре Елена Ямпольская, представители Министерства культуры, Агентства стратегических инициатив, руководители музыкальных школ, училищ, адвокаты. Мы очень надеемся вместе с ныне замечательным Комитетом Госдумы по культуре продолжить работу над новым законом «О культуре», принять который поручил президент. Действующие сегодня Основы законодательства о культуре принимались в 1992 году, две Конституции назад.
– Вступая в должность ректора, вы отмечали, что ваша цель – сделать лучший театральный вуз мира. Что нужно, чтобы прийти к ней?
– Я знаю, что ГИТИС входит в десятку лучших вузов мира, но хочу, чтобы это признали еще и существующие рейтинги. Когда я разговариваю с коллегами из театральных школ Европы или Америки, то все лидерство ГИТИСа признают. Но в международном рейтинге QS нас нет, хотя все необходимые данные мы отправили еще в 2017 году и с тех пор показатели регулярно обновляем. К сожалению, приходится признать, что и в сфере высшего образования до сих пор действуют двойные стандарты, первые места давно «распределены» и никто не хочет изменений. Это данность. Но это не значит, что, признав это, можно ничего не делать. Скорее наоборот. Нужно еще больше работать, чтобы нас заметили. Театр – искусство национально укорененное, мы не британская актерская школа, выпускники которой могут играть в американском кино и получать «Оскары».
Нам для международного признания нужно проводить международные школы, делать все, чтобы ГИТИС был еще более узнаваемым брендом, чем мы и занимаемся с 2016 года. По-моему, наши усилия не бесполезны.
После более чем двадцатилетнего перерыва осенью прошлого года мы провели школу ГИТИСа в Париже. Из 13 участников 12 записались на вторую, мартовскую нашу школу, которую, к сожалению, пришлось перенести на неопределенное время, а двое сейчас поступают в ГИТИС. Это не сумасшедшие показатели, но это победа. В один из моих приездов в пекинскую Центральную академию драмы вечером в кампусе мы сидели во дворике, собрались студенты из разных стран, и, в частности, несколько было из Грузии. Они были не очень доброжелательно настроены к России, но признали, что единственный преподаватель, у которого можно учиться в этом вузе, выпускник ВГИКа, а две девочки, которые там учились на актерском факультете, спрашивали меня, что нужно, чтобы перевестись в ГИТИС. Это не случайно – российская система образования в сфере искусства по-прежнему лидирует: хоть в музыке, хоть в театре, хоть в балете.
Ирина КОРЕЦКАЯ
Выбор читателей
Комментарии