Горнило золотого небосвода

Вячеслав Иванович Шаповалов – русский поэт, переводчик тюркской и европейской поэзии, литературовед, теоретик перевода. Народный поэт Киргизии, лауреат Государственной премии КР, Русской премии, заслуженный деятель культуры, профессор, доктор филологии, академик Международной академии наук педагогического образования (РФ) и др. Директор научного центра «Перевод» в Киргизско-Российском Cлавянском университете. Автор двенадцати книг стихов. Родился и живет в Киргизии.

Олжасу…На скакуне Ак-Куле Он скачет по древней земле,теряя юных соратников, растратив судьбу свою.Он полон чужой мольбы, надежд, рождений, смертей,задыхаясь от чьих-то скорбей. Таким Он пришел ко мнебессонной тяжелою ночью у бед моих на краюи молча забрал мою боль. Но стало еще больней.Ночь исполненья желаний молитвой не расколоть -каменную слезу синей зарницей пролей! -не всем отзывается Он. И тесен воздух Ему,в сиротстве космической ночи – черна бесплотная плоть:- Зачем беспокоишь, смертный, смерд нездешних кровей,зачем в чужую стучишься тысячелетнюю тьму?..- В сны принца Шокана врывался ты, каменный исполин,являлся – белогвардейской юной крови хлебнутьили демонским слухом внедриться в новые слезы и смех?- Завет нездешнего мира для всех вас неисполним,зову я детей кочевья продолжить мой горький путь -чтоб научились слышать спетое не для всех…- С годами грубее камня становится разум земной,и тот, кто поет о Тебе, уже изверился вдрызг,да Ты и сам притворился, что вновь всесилен и юн.- Но каждый певец воскликнет: «Манас являлся – за мной!..»- Века воспевают Тебя, побед Твоих горький приз,но как пульсирует боль в шрамах победных рун…- Да, я прихожу к певцам, вливаю в них древнюю кровь,в которой гудят напевы и стелется тишина! -да, в слабую память вживляю событья и имена,ненависть, хмель отваги, жизнь и смерть и любовь! -да, с ужасом и восторгом растерянная странакаждой травинкой тянется в грядущие времена!…Он скачет чуткою степью на скакуне Ак-Куле,и гладит серый ковыль обводы медных стремян.А где-то в аиле голодном малец, не знавший отца,плача, пробует голос в одушевленной мгле,провидит пугающий путь, колких звезд караван,где Он воззрился во тьму – отец, не знавший мальца.Щекочет ноздри прах веками прежними,отар на склонах гаснет пентаграмма,кружась, ткут облака над побережьямисвой млечный холст – для парусов адама.И правда сумеречна здесь, и кривда,в ущельях скалы рушатся упруго:конец пути, парк тюркского периода,тьма, перекрестье мелового круга.Где колыхалась песенка пастушья,за ветер зацепившись покрывалом,рвет дерн людская молвь дикорастущаясвоим адреналиновым оралом.И рвется прочь от этой грязи вверх, кудаей путь заказан с тысячного года,душа – и плавает в зрачке у беркутагорнило золотого небосвода.И там, где вновь расцвел костер кочевника,где тих туман, в лощинах оседая,прикурит от горящего учебникавечерняя зарница молодая.Уводит лань за собою лихого стрелкаНа гиблый обрыв качнувшегося мирка,И молча молит скала о смертной стреле,И кровь высыхает у жала на острие,И сука, скуля, уносит щенка от норы,И молча волчьи обрушиваются миры,И не уйти от пожара, кишки волоча,Через флажки державы несытого палача,И плачут млечный агнец и серый братУ самых светлых, у запертых райских врат,И плачут все дети, и плач их ясен, как смех,Обо всех закатах, о звездопадах всех,И серый ветер таится у млечных высот,И облако слез до Бога он донесет,И тот все услышит, поскольку сам из сирот -И все-то Он знает, бедняга, все наперед…Срубленная, пала в разнотравьеСолнца золотая голова.Сворой разномастною затравлен,Волк искал последние слова -Те ли, что вначале были Словом,Или что-то, может быть, еще? -В мутном мареве солончаковомСмерть дышала в спину горячо.Кони от плетей осатанели,В их глазах был красный волчий свет,И на склонах отшатнулись ели,Ибо смерти не было и нет.Каменный обрыв – конец ущелья,Каменный мешок сухой реки:На чужом пиру творись, похмельеБоя – боли, жизни и тоски.Серой грудью пав на серый верескВ миг, когда живому все равно,На закат малиновый ощерясь,Зверь дышал протяжно и темно.И камча, что лошадь кровянила,Шевельнулась, подавая знак,И тотчас же в сторону аилаПоскакали известить зевак.Спешились и двинулись неспешно,Ибо злобе в мире места нет:Все, что совершается, – безгрешно,Лишь в глазах – тот красный волчий свет.Равнодушен перед псовой ратью,С пьяным ветром сглатывая кровь,Волк молчал -И смертный свет во взглядеБыл уже бесплотен, как любовь.Ночь сквозила сумеречной тучей,Скоро обещая холода.Плакал, бился родничок в падучей,Первая прорезалась звезда.Жизнь кончалась, серая и злая,Знающая, что она – права.И тяжелой кровью, догорая,Пропиталась жесткая трава.Для того ль моя – бурлит по жилам,Чтобы в горле вспоротом моемГде-то, за каким-нибудь аиломПлач и песня хлынули огнем?!Время и любить, и ненавидеть,Умереть, когда тебя казнят.Мне бы только их глаза увидеть -Красный свет, малиновый закат……и все же увел я во влажную ночьдвух кровных кобыл и полковничью дочьи скрыл их в разлете ковыльной волныот всех революций от вечной войныи пусть мне не ведать что будет со мнойс родной стороной за гражданской войнойи пусть в нас состарятся тело и духно нынче вселенной нам мало для двухпо травному лону копыта стучаткузнечики плачут и звезды молчатнеслышно звенят на рыси удилаи стрелка по кругу обратно леглаи луч от звезды в вышине прокололозерную даль и ночной Караколне ложь не надежда не брат и не врагна дне мирозданья колодезный мракни лживых надежд ни постылых веригнемым и глухим безымянный языкни крови ни боли ни будущих летза нами струится серебряный следочей под луной серебрятся белкиласкают мне плоть молодые клыкии юная всадница в медной лунедыханьем спалила рубашку на мнеи длятся предвечные голос и взглядкузнечики плачут копыта стучатжизнь сползает по склону судьбы неопознанный натискрокот рек ропот скал звездный гул сновиденья снеговразноцветная осень в ущельях расколотых наспехсерый каменный идол в теснине арчовых луговупокоен в незыблемой эре колхозных угодийзрит смирение пастбищ где внутренний взор напрягии два юных ягненка зовомых Кирилл и Мефодийиероглиф озвучат движенью морен вопрекиомертвелых пространств собеседник истлевшее времянет мгновенная смерть в поцелуе столетней пчелынам дороже чем жало на старой стреле опереньечем случайная жизнь на которую обреченыкак зовемся теперь отыгравшие с вечностью в жмуркина безмолвном наречье бросавшие вызов судьбебезымянные хетты шумеры ли гунны ли тюркив мясорубке кочевий почившие в вечной семьекто услышит движенье вселенной и чем он заплатитза дарованный миг за бессмертья истерзанный садбесконечно стада созерцают вращенье галактики галактик толпа наблюдает вращение стадузкий взор улыбается в плоском гранитном овалеи змеится яремная жила вселенского зламы любить и страшиться любимых не переставалии любовь эта силы года и надежды взялавыбей слово в граните и юною кровью набухнетэтот первый надрез мирозданья наскальный чертежпамять вцепится в смыслы века наслоятся на буквеубивай этот мир летописцев его уничтожьпусть заплачет скрижаль но столетья глаза поднимаябудут слушать пророков и пялиться молча во тьмуибо нечего ждать кровь на камне не есть пониманьеи чужие грехи искупить не дано никомув камне плотность звезды и забытая сага о громедлящем тысячелетье восходов где время тщетамы надрез на граните мы крохи запекшейся кровибренность сретенье жизни и смерти меча и щитанебо грянуло в недра а воды разгладили граничто нам ложь этих правд что нам тварная эта зарянам последышам жертвенной силы что нам умираньеговорящим опарышам что нам душа алтарявозвращаю подарок небес ибо не был прозреньемада с небом посредник на ком эта кровь запекласья из этих сирот так пронзи меня током подземнымсердце между мирами успеет ударить хоть рази как девочка с красной косынкою на поворотесмертным жертвенным вздохом откликнется эта странаи блеснет на прощанье в письмовнике меркнущей плотисумрак каменной руны мираж золотого рунаВскрик гортанный, киргизская речь. Так весенний ручейчто-то силится вымолвить талому склону горы.Эта звонкая гласная вязь, несомненно, прочней,чем ее окружившие каменные миры.Так на смуглой руке оживает старинный браслет -из серебряной вспышки восходит огонь родовой:материнский язык о родстве запоет над землей,а отцовская речь загремит о забвенье побед.Рядом вспыхнет родник, словно гиперборейский сапфир,русских звуков несет он значенья – и пахнет, как снег:талой влаги хлебнешь, и в душе, как расколотый мир,отзывается нега оставленных медленных рек.Жизнью полная – рвется жестокой поэзии нить,что связала нас мудростью древней смертельной игры:материнская речь породнит своим плачем миры,а отцовская речь будет чуждую кровь леденить.В рудных безднах пробьются к слиянью слепые ручьи,и безмолвье нарушится – слабое Слово найдетк двери темной вселенной простые, как сердце, ключи,путь откроет, и в души спокойная мудрость войдет.Только жизнь так мала, чтобы в небо ворваться без крыл! -вспомним близких, ушедших – надежды отчаянной миг,что когда-то постигнем тот вещий всеобщий язык,на котором с пророками молча Господь говорил…