Главное – бокс. Все остальное от лукавого

Немецкий режиссер Уве Болл торопился привезти свой фильм, посвященный боксеру Максу Шмелингу, на XXXII Московский кинофестиваль: картину показали один раз, без английских субтитров, с синхронным переводом на русский. Ее официальная премьера состоится в Германии и будет приурочена к юбилею известного спортсмена.

Чемпион мира в тяжелом весе в 1930-1932 годах Макс Шмелинг родился 28 сентября 1905 года и ушел из жизни совсем недавно, ему было около ста лет, и именно он сам указал, что его сумеет сыграть боксер Генри Маске. Маске – профессиональный боксер, а не актер. Чтобы сыграть Макса Шмелинга, ему пришлось пройти курсы актерского мастерства. Они были рассчитаны на полгода, но уже спустя четыре месяца Уве Болла заверили: Маске сможет сняться. Действительно, свою роль он сыграл великолепно. Многое было уже хорошо знакомо: динамичные боксерские поединки занимают в фильме достаточно много времени, в них Генри Маске мог играть самого себя, учиться не требовалось.

Макс Шмелинг – единственный абсолютный чемпион мира по боксу из Германии. В 1926 году он выиграл чемпионат Германии, затем европейский чемпионат, 12 июня 1930 года завоевал звание чемпиона мира в тяжелом весе в Нью-Йорке, победив американского боксера Джека Шарки, который был дисквалифицирован в этом бою за удар ниже пояса. В 1932 году Шарки лишил Шмелинга звания чемпиона мира, одержав победу по очкам. В 1936 году Шмелинг нокаутировал американского чемпиона Джо Луиса, считавшегося непобедимым. Имя Шмелинга стало использоваться нацистской пропагандой как символ превосходства арийской расы. В ночь, когда шел этот поединок, жена Шмелинга была приглашена к министру пропаганды Йозефу Геббельсу, с ним и его супругой она следила за радиотрансляцией «боя века». Для Геббельса победа Шмелинга стала настоящим подарком – он воспринимал это как аргумент в пользу расистской теории: белый человек доказал превосходство над чернокожим. Шансы Шмелинга на победу оценивались тогда очень низко: он был значительно старше Луиса, чья боксерская техника была к тому же безупречна. Девяносто ударов Шмелинга правой достигли цели, девяносто первый в двенадцатом раунде остановил поединок: Луис не смог подняться с пола.

Хотя сам Гитлер назвал Шмелинга образцовым арийцем, тот поступал только так, как считал нужным. Не участвовал в пропагандистских акциях, в политических шоу, отказался вступать в нацистскую партию, укрывал в своем гостиничном номере детей – двух еврейских мальчиков, вопреки требованиям спортивных чиновников участвовал в поединках за пределами Германии, принял вызов Джо Луиса на матч-реванш. В 1938 году он проиграл этот бой, можно сказать, с треском, на третьей минуте первого раунда. Но тогда, когда до начала войны оставалось совсем немного, то была его большая человеческая победа. Шмелинг осознавал, что ждет его в Германии, если он проиграет. Но бокс и политика – слишком разные вещи, по крайней мере для него. Главное – бокс, все остальное от лукавого. И для Шмелинга более важным было дать Луису шанс победить, чем оставаться «образцовым арийцем», чем, отказавшись, пользоваться славой и почестями. «Выиграй я тогда бой с Джо Луисом – и кто знает, может, стал бы я добычей Третьего рейха», – писал потом Шмелинг в книге воспоминаний.

Очевидно, он мог уехать из Германии. Решение остаться было для Шмелинга непростым моральным выбором. Но времена, как известно, не выбирают. И родину тоже. Понятия «родина» и «государство» не совпадают, и тем более совсем особый смысл несет слово «правительство», которое временно живет и действует на территории родины и государства. После поражения в матче с Джо Луисом имя Шмелинга исчезло со страниц газет, какой теперь из него символ? Вскоре боксера призвали в армию. Как обычного, простого человека. Только полученное на Кипре ранение помогло ему вернуться домой. После войны Макс Шмелинг вернулся в профессиональный бокс, не сумев найти другую работу, затем занялся предпринимательской деятельностью, основал благотворительный фонд.

Фильм показывает Макса Шмелинга как человека необычной душевной щедрости. Быть может, действительно лучший памятник человеку – хорошая книга о нем, но в этом смысле чем тогда хороший фильм уступает книге?