Герой Советского Союза Владимир КАРПОВ Дарю вам маршальский жезл

Владимир Карпов – фронтовик, войсковой разведчик, известнейший военный писатель. В годы Великой Отечественной он участвовал в захвате 79 “языков”. Представьте целый строй плененных гитлеровцев. Немало?! Это боевой рекорд советских разведчиков. За мужество и бесстрашие удостоен звания Героя Советского Союза. А вспомните его романы “Маршальский жезл”, “Вечный бой”, “Полководец”, трилогию “Маршал Жуков”, “Расстрелянные маршалы”… Все они захватывают читателя с первой страницы и не отпускают не только сюжетными коллизиями, но и авторскими размышлениями, обобщениями. А как иначе? Ведь Владимир Карпов – знаток военной темы. С 1939-го по февраль 1941-го учился в Ташкентском военном училище, войну прошел штрафником, рядовым, сержантом, младшим лейтенантом, лейтенантом – командиром взвода пешей разведки. А затем – Военная академия имени М.В. Фрунзе, Высшие академические курсы Генштаба и 1954-м – Литературный институт. Служил в Генштабе, командовал полком, был заместителем комдива, начальником штаба дивизии, заместителем начальника высшего военного училища, в котором учился до войны. Он – лауреат международных премий, почетный академик Военных наук России.

– Владимир Васильевич, в вашем романе “Взять живым” майор Караваев инструктирует лейтенанта Ромашкина: “Что немцы собираются делать? Где и какие у них резервы? Этого “язык” из первой траншеи не знает. Нам же сейчас требуются именно такие сведения. Ведь скоро, наверно, опять начнем наступать… В общем, нужен “язык” из глубины – офицер или, на худой конец, штабной писарь. Кто имеет дело с бумагами да телефонами, всегда знает больше. – Караваев ткнул в карту карандашом. – Вот здесь, в деревне Симаки, штаб полка у них. Деревня в шести километрах от переднего края. За ночь можно сходить туда и вернуться обратно. Если не успеете, оставайтесь еще на сутки. Замаскируйтесь в лесочке, понаблюдайте, изучите расположение штаба и в следующую ночь действуйте наверняка. Главное, “язык” должен быть знающий. Уяснил?”
Лейтенант Ромашкин – это вы, именно так вам ставили боевые задачи?
– Да, роман “Взять живым” автобиографичен, в нем – моя фронтовая жизнь. Василию Ромашкину достались те самые – “мои” задачи. Я был командиром взвода пешей разведки 629-го стрелкового полка 134-й стрелковой дивизии. Пришлось хлебнуть… Только в августе-сентябре 1943-го во время боев в Духовщинском районе Смоленской области более 30 раз с группой разведчиков ходили во вражеский тыл, взяли 35 “языков”.
– А ведь это боевой рекорд! Рядовой Сидорский во фронтовой газете написал о вас так: “Если лейтенанту Карпову не удавалось взять “языка” сегодня, он повторял поиск завтра, но пленного добывал”. Расскажите, как это было? Какой случай запомнился особенно?
– В один из дней, а точнее, ночей, о которых шла речь, наша восьмерка разведчиков через нейтральную полосу пробиралась к переднему краю гитлеровцев. Впереди кустарник, который почти сливался с проволочным заграждением. Еще раньше, наблюдая из окопов, решил использовать его для маскировки, чтобы незаметно подползти к проволочному заграждению, а оттуда к вражеским траншеям. Так и получилось.
Спустились в траншею вшестером. Двинулись к огневой точке. Вдоль стенки – телефонный провод. Я достал нож, перерезал его. В этот момент из-за поворота внезапно показались два вражеских солдата. Передний о чем-то спросил меня, видимо, приняв нас за своих связистов. У меня над ухом треснула короткая автоматная очередь. Передний немец повалился на спину, второй бросился бежать. Это Пигарева подвели нервы – выстрелил в немцев. А надо брать живым! Кинулся за уцелевшим, схватил за плечи, попытался свалить. Но он сильным ударом ноги отбросил меня назад, побежал дальше. Нагнал, прыгнул ему на плечи, но он сбросил меня, ударил кулаком с лицо, и только теперь испуганно заорал. Пришлось заставить его замолчать навсегда. Взять “языка” не удалось.
По стенке траншеи застучали пули. Стреляли из-за поворота рядом, но выстрелы глухие. Выглянул за поворот траншеи, увидел лесенку и дверь блиндажа. Понял, что немцы палят из автоматов через закрытую дверь. Видимо, услышали стрельбу, крик и попытались огнем расчистить себе выход. Рядовой Макагонов бросил под дверь гранату. Грохнул взрыв. Дверь свалилась. Я метнул “лимонку” внутрь блиндажа. После взрыва из проема двери пошел дымок. Нужно лезть в блиндаж и тащить оттуда “языка”. Но как? Уцелевшие после взрыва немцы могли стоять наготове. Только покажись – прошьют автоматной очередью.
Бросил в блиндаж еще одну гранату, но чеку не выдернул. Вслед за гранатой бросился внутрь и отскочил от двери в сторону. Мой расчет – на психологический эффект: если кто-либо уцелел, он при падении гранаты обязательно ляжет, укроет голову руками. О том, что граната не разорвется, знал только я. Нескольких секунд хватило, чтобы проскользнуть в блиндаж незамеченным. Темно. Прижался спиной к стене, автомат наготове. Слышу чье-то тяжелое дыхание. Сделал первый шаг, сапог ткнулся в лежащего гитлеровца. Присел, осторожно ощупал его, но тот не подавал признаков жизни. Я лег и медленно пополз. Блиндаж был небольшой. Нащупал в темноте несколько мертвых гитлеровцев. У задней стенки услышал громкое дыхание. Очень осторожно стал пробираться туда. Немец, видимо, не подозревал, что в блиндаже советский разведчик. Я достал карманный фонарь, включил его и внезапно направил свет в лицо гитлеровца. Тот дрожал от страха. Крови на нем не было, значит, не ранен. Взял фрица за шиворот, приподнял с пола. В блиндаж заглянул рядовой Макагонов. Я показал ему: “язык” есть, подталкивая пленного к двери. Немец, потрясенный, подавленный, не сопротивлялся…
– Вы не просто участник Парада Победы 1945 года, а знаменосец в колонне разведчиков…
– Вспоминаю о том, что был знаменосцем в такой колонне необыкновенных людей, с гордостью. Учился тогда в высшей разведшколе Главного разведывательного управления. Здесь слушателями были офицеры – асы разведки в годы войны. Я был тогда капитаном. Ассистентом знаменосца справа – знаменитый командир партизанской бригады Герой Советского Союза Гришин, ассистент слева – тоже Герой Советского Союза старший лейтенант Ворончук. К слову, на репетиции парада на аэродроме я впервые увидел близко маршала Жукова.
– Наверное, тогда и не думали, что из-под вашего пера выйдет роман-трилогия “Маршал Жуков”? Какое влияние оказала на вас личность полководца?
– Личность Георгия Константиновича Жукова столь масштабна, что оказывает влияние на любого мыслящего человека, тем более военного. Не обошло это и меня. К тому же позднее я встречался с полководцем. Созрела мысль о трилогии, когда стал уже довольно опытным писателем. Взяться за такую тему без соответствующих знаний и опыта нельзя. Только после окончания академии, работы в Генштабе я решился на создание фундаментальной книги о Жукове.
– В чем были ваши затруднения?
– Жуков, повторюсь, – личность масштабная, сложная и неоднозначная – и как полководец, и как общественный деятель, и как человек. Непросто собрать в единую картину все, что характеризовало бы маршала, создать его подлинный образ. Я не претендую ни на роман, ни на эпопею и прошу судить о моей работе по законам жанра литературной мозаики, который если не изобрел, то во всяком случае стремился это сделать и считаю наиболее подходящим в такой масштабной работе. Все компоненты мозаики объединены моими суждениями, объяснениями, комментариями, они-то и должны, по моему замыслу, связать все в единое целое.
Очень хотелось познакомить читателей с документами, характеризующими деятельность Георгия Константиновича, образно говоря, дать читателям возможность услышать голоса очевидцев, тех, кто участвовал в сражениях, был близок к Жукову, другим историческим личностям, о которых идет речь в книге. Надеюсь, кто-нибудь раскроет ее, когда уже не будет ни меня, ни участников войны, живущих сегодня. Тогда ценность свидетельств очевидцев возрастет еще больше…
– Ваши произведения – “Маршал Жуков”, “Маршальский жезл”, “Командиры седеют рано”, “Двое в песках”, “Портрет лейтенанта”, “Не мечом единым”, “Вечный бой”, “Полководец”, “Расстрелянные маршалы” – о жизни солдат и офицеров нашей армии. Вы отдаете предпочтение военной теме в связи с личным опытом?
– Это одна из причин. Но есть и вторая. Литературные произведения – это исследования судеб людей, их внутреннего мира. А на войне, в армии характер проявляется ярче, резче – из-за драматических, крутых событий… Какие испытания сегодня выпадают на долю офицеров, солдат, сержантов в Чечне! Да и в мирной жизни военному человеку часто приходится оказываться в ситуациях, требующих бесстрашия, мужества, трудолюбия, терпения, целеустремленности…
– Говоря языком ваших произведений, – “Вечный бой”?
– Можно и так сказать. Вечный бой в моем представлении – это не только бой, в котором гибнут люди. Это бой за воспитание человека, за выращивание мужественного воина не только на войне, но и в мирное время. В этом бою человек не погибает, а рождается в новом прекрасном качестве. Правильно говорили раньше: “Армия – это школа мужества!”
– Я слышал, что в Академии имени Фрунзе вы защитили диплом на английском языке?
– Вы и это знаете? Было дело. Я считал, что офицер должен владеть языком противника. С гитлеровцами было покончено. Потенциальный наш противник говорит на английском. Вот я и поставил перед собой такую цель и добился ее. Целеустремленность нужна во всем.
– И в творчестве? Что привело вас – разведчика, офицера – в литературу?
– Писать я начал еще до войны, в школе, сначала стихи, потом очерки, рассказы. В годы войны ничего не писал: служба в разведке поглощала все – и время, и мысли. Когда после войны вновь начал писать (это было во время службы в Генеральном штабе), вскоре понял: литература, как и любое другое дело, требует знания теории, “технологии” и законов творческого процесса. И поступил на вечернее отделение Литературного института имени Горького, где проучился пять лет. Моим творческим руководителем был замечательный писатель Георгий Константинович Паустовский. У него и вообще в Литинституте получил гуманитарные знания, которых раньше не хватало.
После окончания института возникла трудная дилемма: очень хотелось писать, но служба в разведке и накопленный материал в большинстве секретные. Надо было уходить из разведки к обычным солдатам, офицерам, о которых можно писать. Попросил перевести в войска. К слову, в этом мне помог генерал армии Иван Ефимович Петров, который знал меня с довоенных лет. Он – человек разносторонне эрудированный, понимающий толк в искусстве, сам не лишенный таланта (писал картины маслом на уровне профессиональных художников), понял мою творческую устремленность.
– Только полками командовали шесть лет, причем в труднейших условиях Туркестанского военного округа – на Памире, в “Черных песках” – Каракумах. Позднее в тех же краях служили заместителем комдива и начальником штаба дивизии…
– Всего у меня за плечами 25 лет, как говорят, календарной службы. Уволился полковником на Кушке, на самой южной границе Советского Союза, о которой была поговорка: “Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют”. Последние четыре года служил именно там.
-Признаюсь, Владимир Васильевич, по-моему, в вашей судьбе немало парадоксального. На фронте такие, как вы, командиры росли быстро – до полковничьих и генеральских погон. И вам, вероятно, не раз предлагали повышения. Вы же “в низах”, по-пластунски за линию фронта, в тыл врага… А потом – академия, английский язык, Генштаб, Литинститут. И вдруг променяли столичные блага на глухомань, экстремальный климат “Черных песков”, на полковую жизнь. Парадокс?! Может быть, оставшись в столице, больше книг успели бы написать и чины получили бы более высокие?
– Да ведь живи я иначе – не было бы моих книг! Писатель может рассказать людям только то, что пропустил сквозь собственные разум и душу, разглядел сквозь призму своего жизненного опыта. Без этого не вспыхнет искра творчества, не быть ни повестям, ни романам.
Мой фронтовой выбор не случаен: разведка на войне – единственный вид боевой работы, куда бойцов подбирают по желанию, добровольцев. Я прибыл на фронт в штрафной роте. Когда стал рядовым красноармейцем 629-го полка и там узнали, что я бывший боксер (чемпион Средней Азии!), то сразу предложили в разведвзвод. Я согласился. Мне надо было смывать с себя “черное пятно” прежней судимости, хотя я не был “врагом народа” – просто за болтовню пострадал. Не был я и каким-то особым храбрецом – надо было показать свою честность, порядочность, любовь к Родине. Вот я и лазил за “языками” “не щадя живота своего”. И еще – большая цифра 79 – это не только мой итог. За “языком” в одиночку не ходят, я всегда был в группе захвата и участвовал во взятии пленного. Иногда это было более весомо, как в случае, рассказанном выше. В другой раз мой вклад был более скромным: прикрывал товарища, отстреливался при отходе. В общем, никакой я не “супермен”, а обычный разведчик. Мне очень помогала в экстремальных ситуациях боксерская быстрота мышления, к чему я привык еще в боях на ринге. Да и немцы в конце войны были не те, что в 1941-м. А я попал на Калининский фронт в конце 1942 года.
…Да разве ради “звездочек” на погоны я мог бросить своих орлов-разведчиков, дело, которое добровольно избрал?! Разведчики – это особая семья. Не зря их относят к высшей категории воинов. Во всех родах войск – в авиации, у танкистов, на флоте, когда хотят дать высшую оценку человеку, говорят: “С ним я бы в разведку пошел!”
А позже, останься в Москве, разве узнал бы, какова она – послевоенная армия, каковы люди в ее строю? Без тех лет в полку, дивизиях в Туркестане, может быть, многое виделось бы иначе. Это тоже необходимый этап на пути в писательской стезе.
– А как же маршальский жезл, который вы вынесли в название одной из книг?
– Да ведь он у каждого свой. Когда делаешь дело “на все сто” – по максимуму своих сил – и все у тебя получается, ты на коне, с символическим маршальским жезлом в руках.
Именно такой маршальский жезл истинных ценностей – не меркантильных, не шкурных, а вечных, духовных, нравственных – я и старался вручить читателям, прежде всего, конечно же, юным, стоящим перед выбором жизненного пути. И мне кажется, если юные читатели, обдумывая жизнь, открывают “Военное образование” – они на верном пути. Значит, их мысли и чувства чем-то созвучны духовному миру далекой уже нашей фронтовой юности, лейтенанта Ромашкина, других моих героев книг. Значит, мы единомышленники. Всем им от всей души желаю найти маршальский жезл – каждому свой. Буду рад, если кому-то помогут обрести его мои книги. Настойчивости и удачи вам!
Анатолий ДОКУЧАЕВ