Георгий ГАБЕЛИЯ: Тбилисец и “аэродром” – это несовместимо

Впервые я увидел картину Георгия Габелия “Лицо кавказской национальности” на кинофестивале “Окно в Европу” два года назад. Тогда фильм получил в Выборге один из главных призов, потом последовали Гран-при на “Золотом Пегасе”, номинация на “Нику”. А с Габелия мы продолжали регулярно пересекаться, то в Питере на “Послании к человеку”, то опять в Выборге, где он на этот раз уже возглавлял жюри конкурса документалистов.

– Георгий, не уверен на сто процентов, что ваш замечательный фильм “Лицо кавказской национальности” большинство наших читателей видело. Но в том, что слышало о нем, не сомневаюсь. Потому позволю лишь напомнить, что речь в картине идет о человеке, который, не обращая внимания на объектив кинокамеры, проживает перед нею жизнь. Печет дома хлеб, предъявляет на Арбате стражам порядка документы для проверки, коль скоро и является тем самым “лицом кавказской национальности”. Не нужно объяснять, какой смысл в последние годы вкладывается в эти три слова, и тем не менее предполагаю, что этот фильм все же не про политику.
– Ни в коем случае, ее тут абсолютно не вижу. Все элементарно – это ностальгическая картина. У каждого человека – своя родина, у каждой нации – свои особенности, устои, непохожесть на других. Потому мне и кажется запредельным так определять человека – “лицо кавказской национальности”. Давайте тогда говорить – “лицо славянской национальности” или “лицо балтийской национальности”. Не зря же, получая приз за эту картину на одном из фестивалей, я от души благодарил всех “лиц”, помогавших мне, – русских, евреев, грузин…

– Это правда, что не автор выбирает героев, а они его? Можете сказать так про себя?
– Нет. Ведь делаешь то, что тебя забирает, волнует. Я получал немало предложений сделать игровую картину, но всегда отказывался. Самой большой радостью было находить реального человека и вместе с ним работать. Это в тысячу раз интереснее, чем просить актера: сыграй мне. Вот герой фильма “Лицо кавказской национальности” – мы оба учились когда-то в Тбилисской консерватории, там и подружились. В Москву Мераб переехал раньше меня. Но дело не только в давней дружбе, очень похожими оказались у нас и какие-то жизненные подробности. Ведь на самом деле я снимал эту картину не о Мерабе Гагнидзе, а о себе. В каждый эпизод вкладывал что-то личное.

– Вы и ваш герой не чувствуете себя в России эмигрантами?
– Ни в коем случае. Я во всяком случае не чувствую. И никогда не чувствовал. И “лицом кавказской национальности” никогда себя не ощущал. Может, потому, что и не похож внешне. Но все равно могу понять, что это такое, когда тебя останавливают через каждые пять минут на улице для проверки “паспортного режима”.

– Эти эпизоды проверки документов в вашей картине были все же постановочными?
– Нет, все было абсолютно реальным, и снимать правду легко, если человека постоянно вежливо останавливают. А действительно трудно было снимать эпизод, когда герой включает магнитофон и слушает песню, которую поет на пленке его сын. Вот где горечь и настоящая трагедия. А потом Мераб подходит и наливает воды маленькому цветку. На самом деле это был не цветок, а крохотный росток перца в огромной бочке. О таких “мелочах” и деталях можно говорить бесконечно, но не стану же я сейчас пересказывать по кусочкам свою картину.

– Все же стоит напомнить, что ваш герой – Мераб Гагнидзе – известный композитор. В финале картины мы присутствуем в Большом зале консерватории на премьере одного из его произведений. Способствует ли, однако, оторванность от родных корней творчеству, влияет ли на него?
– Скорее да, потому что обостряет чувства. В музыке Мераба, в моих фильмах. Ведь каждая музыкальная фраза или каждый кадр картины опять-таки связан с чем-то, что было в жизни, – с детством, родиной, городом. Вы не видели, к сожалению, мою предыдущую картину “Пройдут мимо скоморохи”. Вроде бы простой фильм об уличных музыкантах на Арбате. Но странное дело – люди, которые смотрели эту картину, говорили: “Удивительно, но это же Тбилиси. Видишь Арбат, а узнаешь Тбилиси”. Но что же здесь удивительного?

– Вы носили когда-нибудь кепку-“аэродром”?
– (Смеется). Нет, никогда. Тут вот какая вещь, которую надо знать: есть грузины, и есть настоящие тбилисцы, а это отдельная каста. Именно каста, потому что Тбилиси – на редкость интернациональный город, национальностей уйма, но я никогда не видел истинного тбилисца в “аэродроме”. Их больше носят ребята из Кутаиси или Рустави, предположим, из провинциальных городов или сел. А тбилисец и “аэродром” – это несовместимо. Но почему-то в России или еще где-то грузина без “аэродрома” себе не представляют. Но зато во всех без исключения грузинах генетически живут щедрость и радушие, гостеприимство до ненормальности. Сейчас, к сожалению, Грузия живет трудно, но по-прежнему бытует мнение, что все грузины – исключительно миллионеры. А как же иначе, если грузин, приезжая к друзьям в Москву или Питер, обязательно в гостях сам немедленно начинает по-хозяйски накрывать столы. И тут ничего не поделать.

– А недостатки есть у грузин?
– О, как же без этого! И у кого их нет? Но если взглянуть исторически, то главный, наверное, в том, что каждый грузин в душе мнит себя царьком. Грузия всегда была разделена на множество княжеств, менгрельский князь, гурийский, и каждый думал, что лучше, чем он, быть не может, не может, и все тут. И когда случалось очередное нашествие, а без них Грузия, кажется, не жила никогда, обязательно находился тот, кто открывал ворота. Это всегда губило, и не только грузин, вероятно.

– Думаю, нет смысла спрашивать вас об очередных проектах. Режиссеры не любят говорить про это – примета плохая.
– Могу сказать, что мечтал бы снять. 10 библейских заповедей. Сейчас, в сегодняшней Москве. На чисто документальном материале.

Алексей АННУШКИН