Генетика города на Неве

Писатель Татьяна Кудрявцева знает, что и как рассказывать детям о войне

Она в любом возрасте выглядит растерянным и незащищенным ребенком. Удивительное сочетание детской доверчивости, противоречащей железному веку, и несгибаемой духовной основы.
Автор 15 книг для детей и о детях писатель Татьяна Кудрявцева часто выступает в школах перед детьми. Читает им свои рассказы. Учителя говорят, тишина во время ее выступлений стоит такая, что слышно, как стучат сердца девчонок с первой парты. Метафора, в которой метафоры меньше всего.
Несколько книг Татьяны Кудрявцевой посвящены войне. Вот и последняя книга писателя «Маленьких у войны не бывает», как написано в ее предисловии, «…про маленьких, которых судьба заставила стать взрослыми».

– Татьяна Александровна, что лично у вас связано с войной, с блокадой?

– Я родилась всего через пять лет после Победы. О блокаде в нашем доме молчали, раны в душах не успели еще затянуться. К тому же город наш, много переживший, всегда отличался благородной сдержанностью. На ум приходят строки Ахматовой: «И в мире нет людей бесслезней, // Надменнее и проще нас». Под надменностью здесь кроется обостренное чувство внутреннего достоинства. Папа, мама, дедушка, бабушка, дяди, тети – все мои близкие от первого до последнего дня осады провели в Ленинграде…

О блокаде не говорили, но она присутствовала в доме незарастающей памятью, я росла в этой памяти, она стала моей кожей. Кто бы ни пришел в дом, мама сразу сажала за стол – кормить. Сестра моей бабушки, вой­дя в дверь, перво-наперво положила на стол черную буханку и сказала: «Хлеб есть, значит, будем живы». Я, маленькая, запомнила, как дрогнуло у нее при этом лицо.

Однажды (уже во взрослой жизни) вернулась из музея «А музы не молчали». Взволнованная, я рассказала маме о ленинградке, которая, найдя в блокаду продуктовые карточки, вернула их в семью, где было 11 детей. «А что ты удивляешься? – произнесла мама. – Твоя бабушка тоже потеряла карточки, нам их вернули. И мы находили, и тоже возвращали. Это было нормой».

Такова генетика моего родного города.

Редкий случай – тогда мне удалось выспросить подробности. Маленькая девочка (моя мама) сидела в холодной и темной блокадной квартире и вдруг услышала, как на лестничной площадке кто-то скребется в филенку двери. Света не было, звонки не работали. Даже постучать женщина не могла – на это не хватило сил. Девочка вышла на лестницу и увидела, как женщина, держась за косяк, чтобы не упасть, протянула ей карточки.

И еще одна реалия блокады. Когда мне не было и пяти лет, бабушка вспомнила, как лютой зимой 1942 года дедушка добыл где-то выжимку из клюквы – жмых, оставшийся от ягод. Он положил мешочек со жмыхом в шкаф в коридоре. Был поздний вечер, все уже забылись сном. А когда встали, дверь повисла настежь, а шкаф был разломан – и ни клюквинки в нем. Несмотря на мои малые годы, эпизод врезался в память навсегда.

Блокада была адом. Но правда факта не есть правда жизни. Факты в блокаду встречались разные, а правда жизни состоит в том, что души одних людей корежились, но души других светлели, становясь святыми. Святых было больше.

Дедушку завод не отпустил на фронт. Но на передовой погибли его братья, младший сын пропал без вести, а старший мамин брат возглавил партизанский отряд.

Папиным полем боя стала Ладога. Моего отца, двадцатилетнего выпускника Военного авиаморского технического училища, прикомандировали к авиабазе Балтийского флота 20 июня 1941 года. Его страшным послевоенным сном были полуторки с детьми и хлебом, с криком уходящие под лед, в темную воду. Открытый, распахнутый людям человек, отец замыкался в себе, если речь заходила о Великой Отечественной. Только раз в жизни я увидела его плачущим: тогда он впервые услышал песню Вениамина Баснера и Михаила Матусовского «На безымянной высоте». Помню даже, при каких словах папины плечи сгорбились: «Нас оставалось только трое // Из восемнадцати ребят…»

Любимых бабушку с дедушкой блокада «догнала» еще в моем раннем детстве. Отец прожил дольше всего на 10 лет. В 2000‑е ушла и мама: блокадный ребенок, вставший к станку в 14 лет. Как большинство ее сверстников, она получила медаль «За оборону Ленинграда» раньше, чем паспорт. Мама никогда не выбрасывала еду… Но мои дочки, как и я, не знавшие голода, никогда не бросят хлеб на землю. Они сердцем понимают цену того мерзлого благословенного кусочка, который полагалось жевать медленно, отщипывая по крошке. На стене школы, в которую ходила старшая дочь, слова: «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». Историческая надпись – первая, которую дочка, учась читать, прочла вслух сама. Как азы букваря. А папин орден, медали моих родных я храню теперь в шкатулке, в которой принято держать драгоценности…

– Как вы думаете, герои Великой Отечественной – это уже «отыгранный материал» для воспитания нынешнего поколения или в памяти о войне еще есть немалый духовный потенциал?

– Документальную книгу «Маленьких у войны не бывает» я вынашивала полжизни, а писала для своих героев, чье детство опалила война. Мне хотелось, чтобы их дни были согреты смыслом – светом и теплом, осознанием того, что жизнь свершилась не зря. Но учителя рассказали мне, как теперешние девочки и мальчики выбирали эту книгу, готовясь к конкурсу «Живая классика», ставили по ней спектакли в школьном театре. Два таких спектакля я видела сама…

Когда слышу, что сейчас дети мало читают, всегда возражаю. Моя аргументация – многочисленные заинтересованные читатели разного школьного возраста. Нынешней зимой выступлений-встреч с ними у меня было 15!

Все зависит от того, какие взрослые рядом с ребятами, что сумели посеять в душах. Я знаю многих наделенных талантом, умом и душой педагогов, библиотекарей, музейщиков. Благодарна им за свою аудиторию. Иногда случается шквал вопросов, а иногда просто стоит хрустальная тишина, и я вижу, как даже мальчишки потихонечку смахивают слезы, а потом сурово молчат.

Однажды спросила: «Как вы думаете, какое стихотворение в моей книге «Азбука Санкт-Петербурга на букву «в»?» (В книге 33 стихотворения на все буквы алфавита.) Девочка, сидевшая в первом ряду, немедленно подняла руку: «На «в» – «Вечный огонь». Я запомнила не только название, но и все стихотворение». И выдала. Без запинки, без монотонности, «с чувством, с толком». А стихотворение-то длинное. «Из какого ты класса? – спросила я. – Из 3‑го, наверное?» «Из первого!» – гордо ответила она.

Детям ничего нельзя навязывать, с ними надо разговаривать, поверяя. Без снисходительности и занудства. Без лжи и умолчаний. День Победы должен учить нас не только маршам, но и минуте молчания. Горечи, какой оборачивается живая память.

Четвертая часть моих «Маленьких…» – «Страничка зеленая. Победный май» – про сегодняшних подростков. Один из рассказов так и называется: «Минута молчания. Гимназисты». При строительстве универсама «Лента» на Пулковских высотах нашли воинские останки. Здесь, на южных подступах к городу, в 1941‑м прошел последний бой перед началом блокады. Совсем молодые солдаты полегли целым взводом, но не пропустили врага в Ленинград. Стояли 2000‑е, справить похороны было делом хлопотным. Город отказался захоронить останки, поскольку родных у тех солдатиков уже не осталось. Об этом узнали старшеклассники 49‑й гимназии. И сказали учительнице: «Вы же нас учили: «Два чувства дивно близки нам, // В них обретает сердце пищу: // Любовь к родному пепелищу,  //Любовь к отеческим гробам». Как же так?» Это был тот редкий случай, когда дети повели за собой учителей. Они написали 121 письмо, долго ходили по инстанциям. И добились своего: захоронение состоялось со всеми почестями. 23 Февраля, в День защитника Отечества.

Мы никто без своей истории со всеми ее реалиями. В книге для детей я писала только правду, чтобы они поняли: было много страшного, были ошибки и просчеты, однако мы победили. Земля горела, металл расплавлялся, а люди стояли. Нашу Победу умалить немыслимо, это истина, которую во все времена мы можем положить на алтарь.

– Татьяна Александровна, кто был вашим учителем в литературе?

– Необыкновенный человек Радий Петрович Погодин. Это великий, недооцененный писатель. Свою прозу, стихи, картины (он был и самобытным живописцем) сам Погодин называл иконописью, поскольку писал о человеке светлом.

Его произведение «Что у Сеньки было» представляется мне самой патриотичной вещью, какую можно создать для детей. У Сеньки была его деревня, его гора и поля, и лес, все травы, цветы и птицы, все соседи, корова, кошки и собаки – целая Вселенная, какую решил отнять фашист, когда началась война. Ясно, что Сенька не захотел этого отдавать.

Патриотизму научить нельзя, его можно вдохнуть как воздух, читая такие строки. Или слушая стариков, которым есть что рассказать. Умные книги, фильмы, музеи, музыка – все это кислород, необходимый для взросления.

Радий Петрович не писал о войне, он писал о жизни, так он сам говорил. Его, умирающего шестнадцатилетнего подростка, вывезли из блокады в Пермскую область, а Радий, едва оклемавшись, подучился в пехотном училище и ушел на фронт. Потом госпиталь: форсировал Днепр, его ранило. Вышел из госпиталя, стал разведчиком в гвардейской танковой армии. За два с половиной года войны его наградили четырьмя орденами – двумя Славы, двумя Красной Звезды – и дважды представили к ордену Отечественной войны. Это в девятнадцать-то лет!

В 1946 году работал в «пожарке», и тут собрание, на котором клеймили Зощенко и Ахматову. Радий выступил и сказал: «Не понимаю, что происходит. Это хорошие писатели, нас уже не будет, а они будут». По доносу получил срок, ордена у него отняли. И вернули лишь тридцать лет спустя, в 1976 году. Я помню, как он шел со знаменем по сцене нашего Дома писателей как раз на День Победы, и ордена у него горели на лацкане пиджака…

Мою первую книжку «Сто имен Тани Филимоновой» он сам отвез в издательство «Детская литература». Это была повесть про первоклас­сников, наивная и смешная. И о ужас! Меня вызвали на ковер к главному редактору, который задал мне сакраментальный вопрос: «Что скажут на этот опус наши враги?» А дальше процедил: «Почему у вас 1 сентября во дворе лужа? Что делает в школе троечник по прозвищу Крыськин? Нам не нужны такие книжки, а нужны плакаты. Кто вас этому научил? Небось Погодин?» Лихорадочно соображая, дабы и не отречься, и не подвести, отчеканила: «Радий Петрович – мой любимый писатель. Но это все придумала сама!» А Радию Петровичу потом сказала: «Пусть лучше у меня не будет никакой книжки, чем будет плакат». Учитель согласился со мной. Но добавил, что, мол, твоя литература сама пробьет себе дорогу. Книгу издательство выпустило сразу же, как началась перестройка…

Примерно за месяц до смерти Погодин читал свою новую прозу в Союзе писателей. Читал тихим, приглушенным тяжкой болезнью голосом. Это были произведения такого мощного замеса, такой природной силы, что даже аплодисменты казались неуместными. А в конце марта… мне позвонила Маргарита Николаевна (жена его и друг): «Беги скорее, Радик тебя зовет». Этот долгий мучительный вечер всегда теперь живет во мне. И то, как мужественно уходил мой Учитель. И сколько у него было планов. И как я встала на колени у кровати, чтобы слышать каждое слово. Когда я уже застыла в дверях, он вдруг произнес: «Знаешь, какую лучшую фразу я придумал? Не бойся Дня…»

И этот вешний день уже наступал. День без него.

Моя любимая книга про блокаду – погодинская «Я догоню вас на небесах». Она бездонна.

Я просто не имела права не написать своих «Маленьких…» и не поставить там посвящения Учителю…

Сергей РЫКОВ

Досье «УГ»

Татьяна Александровна Кудрявцева – прозаик, поэт, журналист, эссеист, литературный и арт-критик. Родилась 22 марта 1950 года в Ленинграде. Писать стихи и рассказы начала в 9 лет, занималась в клубе поэтов детской газеты «Ленинские искры», в литературном клубе «Дерзания» Аничкова дворца.

Окончила факультет журналистики ЛГУ. Автор 15 книг для детей и о детях, наиболее популярные из которых – «Я живу в России» («Здравствуй, Россия»), «Бабочка над заливом», «Сто имен Тани Филимоновой», «Азбука Санкт-Петербурга», «Сотворение мира», «Маленьких у войны не бывает». Член Союза журналистов и Союза писателей России. В 2016 году Татьяна Кудрявцева стала лауреатом V Международного литературного конкурса имени Михалкова.