В последнее время все чаще поднимается вопрос о чистоте русского языка. Редкий преподаватель (и не только изящной словесности) способен по крайней мере молча, не нахмурившись, пройти мимо группы молодых людей (не обязательно своих нынешних или бывших учеников), бурная речь которых сплошь состоит из слов-паразитов, междометий, и некалькированных англо-американских вкраплений, и не поддаться вечной “учительской привычке поучать и исправлять”. В тот момент, когда до слуха долетает обрывок разговора, своей лексикой удививший бы даже Эллочку-людоедку, невольно возмущаешься и думаешь о том, как чуждо подобное словотворчество родному русскому языку. Как правило, более всего раздражает “тлетворное западное влияние”: междометия типа “вау, упс, бла-бла-бла” действительно нелепо выглядят на фоне богатого выбора своих, родных, милых и дорогих сердцу эквивалентов среди того же класса междометий. Однако в школе, на уроках русского языка на изучение этой части речи и обобщение сведений по ней отводится 2 часа в конце 7-го класса (да и те по ряду причин могут быть сокращены до одного или проведены “галопом по Европам”, не оставляя особого следа в головах учеников). Среди таких причин можно наблюдать как формальные (нехватка времени), так и чисто лингвистические.
Дело в том, что междометие – это малоизученный грамматический класс, который в силу своего промежуточного положения в общей системе частей речи современного русского языка и широкого спектра составляющих его лексических единиц не получил еще полного, всеобъемлющего определения. Этот факт может смущать преподавателей русского языка, не знакомых с новыми работами по этой теме и опирающихся на краткие сведения учебников.
Междометия же являются формирующимся, активно пополняемым классом слов. Лингвистическое чутье большинства наших учеников фиксирует этот процесс, что может выразиться в ряде вопросов к учителю-словеснику: “А что это за часть речи – слово дык?”, “А находится ли выражение елы-палы в системе литературного языка или это бранная лексика?”. Задача педагога – быть готовым к таким вопросам.
Запас непервообразных междометий пополняется непрерывно, особенно в разговорной молодежной речи и в сленге (ни бум-бум, абзац, копец, дык, елы-палы). Но вследствие ослабления интереса к изучению междометий эти явления фактически нигде не фиксируются и, таким образом, целые звенья формирования этой части речи не отмечаются. Вместе с тем особенно интересно проследить процесс образования таких междометий, характеризующийся контаминацией двух тенденций – тенденцией к сокращению числа лексических единиц и постоянной тенденцией к эвфемизации в речи.
Такие междометия, как абзац, копец, кранты, появились в речи как эвфемизмы – эмоционально-нейтральные слова или выражения, употребляемые вместо синонимичных слов или выражений, которые представляются говорящему неприличными, грубыми или нетактичными. По значению эти междометия синонимичны непервообразным эмоциональным междометиям конец, ужас, кошмар (Ср.: “Ты что, забыл контрольную?! Абзац! Ну как ты мог!” И: “Я пропал! Конец!”).
Интересно, что процесс эвфемизации при образовании междометий молодежной лексики тесно связан с обратным процессом – процессом дисфемизации – заменой нейтрального в эмоциональном и стилистическом отношении слова более грубым, пренебрежительным и т.п. Любая замена грубого, непристойного слова не ограничивается его полным устранением из лексикона – создается новое слово (эвфемизм), по звучанию схожее с устраняемым оригиналом (дисфемизм). Для этого либо просто берется фонетически сродная лексема – абзац, либо видоизменяются под “оригинал” имеющиеся в языке эмоциональные междометия-синонимы или синонимичные по значению оценочно-характеризующие имена существительные – копец (из конец), кранты (из крах).
Процесс дисфемизации в данной сфере может быть и самостоятельным. Так, междометия дык, елы-палы (из “ну так” и “елки-палки”) явились результатом своеобразного эпатирования, вызова обществу сознательным огрублением при произнесении слова и вольным обращением с ним, внешним пренебрежением к языковому словарному запасу.
Междометия молодежной речи и сленга подчас многозначны или же обладают столькими различными оттенками, что единое общее значение слова может быть из них не выводимо. Например, слово дык может употребляться как словоформа разных частей речи с разным значением:
“Ты у Аллы вечером будешь?” – “Дык!” (= “Да. Конечно. Разумеется”); “Посмотри, какой велик (велосипед)” – “Дык!” (=эмоциональное междометие со значением изумления и восхищения); “Ты в курсе (ты знаешь), что у тебя неуд?” – “Дык” (= эмоциональное междометие, в зависимости от интонации – обреченности или негодования); “Вы были правы: она опять опоздала!” – “Дык в этом никто и не сомневался” (= так в этом…) и т.д.
Одним из ведущих источников пополнения междометий молодежной речи, и особенно сленга, являются имеющиеся в речи первообразные междометия и звукоподражания, например, хоп, дзынь, бам. Но эти слова также подвергаются видоизменению; так, указанные выше слова в сленге звучат, как хобана, бздыньк, бэми (последнее, вероятно, не носит дисфемизирующей нагрузки; скорее это своеобразная американизация произношения при прочтении русского звукоподражания “бам” в синтезе с глагольным междометием “бац”). Интересно посмотреть, как происходит интеръективация новых звукоподражаний в речи: “Стоило поднажать, и хобана! – все готово!” (эмоциональное междометие); “Так, хобана отсюда!” (междометие волеизъявления, = марш отсюда).
Не менее интересно употребление в молодежной речи в значении глаголов (или глагольных междометий) фразеологических конструкций ни бум-бум, ни бе ни ме, ни гу-гу, ни-ни-ни. Все эти конструкции имеют сходное образование, за исключением последней (ни-ни-ни).
Так устойчивое сочетание ни бум-бум образовалось довольно поздно (оно не зафиксировано в “Толковом словаре живого великорусского языка” и в сборниках “Поговорки русского народа” В.И. Даля, хотя его уже можно встретить в рассказах М. Горького) и, вероятно, по происхождению связано с жестом (при долгом раздумывании над вопросом, проблемой “мыслитель” может легонько ударить себя по лбу или по голове единожды или несколько раз) и сопутствующим ему звукоподражанием (имитация возможного звука: бум или бум-бум-бум). Со временем за этим звукоподражанием в усиленно отрицательной форме (с частицей “ни”) закрепилось определенное лексическое значение действия – если в голове пусто, сколько ее ни бей (бум-бум), качественных мыслей не появляется, значит, ты – “ни бум-бум”, “ничего не понимаешь, ничего не знаешь”. И в невежестве своем молодые человеки – Ни бум-бум о берегах, о серебряных лугах… (Ю. Мориц. “Хорошо быть молодым”). Хотя, несмотря на устойчивое процессуальное значение, глаголом эта конструкция называться не может, т.к. не обладает абсолютными категориальными признаками этой части речи, по своей же структуре она близка глагольным междометиям, имеющим некоторые признаки глагола.
От звукоподражаний также образовано устойчивое сочетание с лексическим значением, синонимичным выше рассмотренному – ни бе ни ме (“не понимаю, не знаю, не могу ответить, не могу произнести”). Его образование связано с переосмыслением фразеологизма “смотреть, как баран на новые ворота” (относительно обучения – синоним: “Смотреть в книгу – видеть фигу”). За основу этого глагольного междометия (по тем же признакам, что и сочетание “ни бум-бум”) было взято подражание блеянию барана, который при взгляде на новые ворота не произносит ни звука (ни бе ни ме).
Устойчивое сочетание со значением молчания как действия ни гу-гу также образовалось от звукоподражания детскому (младенческому) лепету: “Нянька гнет меня в дугу, А министр – ни гу-гу” (Л.Филатов. “Про Федота-стрельца, удалого молодца”). Первое появление этого фразеологизма в языке художественной литературы можно, вероятно, отметить в произведениях А.С.Пушкина, в которых он используется как средство стилизации народной речи: “И чтобы мне ни гу-гу…” – пригрозил бородач (А.Пушкин. “Капитанская дочка”).
Последнее разбираемое нами сочетание отличается от предыдущих: оно представляет собой многократное повторение усилительно-отрицательной частицы “ни” (изначально повторяющейся “ни…ни”), и его значение следует выводить из контекста: “Позвать? Ни-ни. Глупцу – урок; ей это надоело!” (= нет, не надо, ни за что (С.Черный. “Бал в женской гимназии”).
Таким образом, можно прийти к выводу, что непервообразные междометия в разговорной молодежной речи и в сленге пополняются непрерывно, и процесс этот движется в первую очередь за счет постоянной тенденции к эвфемизации в речи, а источниками пополнения являются имеющиеся в речи первообразные междометия и звукоподражания.
Проникая в русский литературный язык, и прежде всего в язык художественной литературы, междометия молодежной речи и сленга привносят с собой характерную для них в живой разговорной речи экспрессию, яркую модальность, а потому требуют обращения на себя внимания как на неисследованное стилистическое средство.
Евгения СЕРЕДА, кандидат филологических наук
Москва
Комментарии