Факультатив Отечества достойные сыны

Человек может гордиться высоким происхождением или благосостоянием, должностью родителей или знакомством с великим человеком. Но это не его заслуга. Значимость личности определяется не масштабом присвоенного, а масштабом созданного. Заглянем в отечественную историю и обратимся к двум личностям: Петру Яковлевичу Чаадаеву (1794-1856) и Дмитрию Ивановичу Менделееву (1834-1907). Их имена знакомы нам со школьной скамьи, но в очень узком аспекте: первый – как друг А. Пушкина, второй – как основатель Периодического закона.
Общепризнано, что Чаадаев во многом повлиял на духовное становление Пушкина и Лермонтова. К Чаадаеву восходит разделение русской общественной жизни на западничество и славянофильство. Его концепция “истинного патриотизма” и понятие “демократия” звучат сегодня для нас злободневно и подтверждают его мысль о том, что идея становится достоянием масс, пройдя через поколения.
Имя Менделеева принято ставить рядом с именем его далекого предшественника Михаила Васильевича Ломоносова (1711-1765). При этом отмечается много общего в идейном и фактическом содержании их научной деятельности. Как и Ломоносов, Менделеев был многогранным ученым. Оба были пламенными патриотами и трудились для процветания своей Родины не жалея сил. Оба страстно боролись против рутины и отсталости, за просвещение народа, за передовые идеи и теории в науке, за новые прогрессивные производства.
В объективе нашего внимания тоже два известных имени – Чаадаев и Менделеев. Обращаясь к “Философическим письмам” Чаадаева и литературному наследию Менделеева, сопоставляя проблемы, волновавшие в разные периоды наших думающих сограждан, явственно ощущаешь гражданственность их позиции и одновременно отмечаешь вехи изменений в направлении и содержании общественной жизни России.
Что касается Менделеева, то, по его мнению, “замереть России – гибель. Это невозможно, хотя бы иным и хотелось, чтобы на известной форме замерло все наше развитие. Ее удел поэтому все двигаться вперед, и составленное историческое имя ей должно удержаться на должной высоте, пользуясь для того своевременно ясными уроками истории”.
Современный период нашего общественного развития, когда “наше могущество” уже “не держит в страхе мир” и повторяет как бы время, в которое жил Менделеев: начало капитализации экономики, неустроенность “домашнего быта” из-за перестройки социально-политической системы государства, – делает актуальными размышления двух верных сынов России.
Кстати, в 2003 году “Заветным мыслям” Менделеева исполняется 100 лет. “Писать начал для журнала “Научное обозрение”, – сообщает он в предисловии к первому изданию – и в майской книжке (1903) напечатал уже вступление”. Направляя сегодня свое внимание на его заветы, мы воздаем должное нашему национальному достоянию. Не многим удавалось перевернуть мир. К таковым относили только двоих – Аристотеля и Ньютона. К ним присоединили и имя нашего соотечественника – Менделеева.

Накипевшее рвется наружу
Познакомившись в рукописи с первым “Философическим письмом”, А. Пушкин пишет Чаадаеву (19 октября 1836): “Я далеко не во всем согласен с вами”. В частности, он не приемлет мнение автора о “нашей исторической ничтожности” и ссылается на: “войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы”, которые отличают “юность всех народов”, “татарское нашествие – печальное и великое зрелище”; “пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству”. …”Как, неужели все это не история, а лишь бледный полузабытый сон?”. Свое письмо Александр Сергеевич завершает следующими строками: “Поспорив с вами, я должен вам сказать, что многое в вашем послании глубоко верно. Вы хорошо сделали, что сказали об этом громко. Но боюсь, как бы ваши исторические воззрения вам не повредили”.
Обратимся к заветным мыслям Дмитрия Менделеева. Предваряя свою публикацию, Дмитрий Иванович объясняет обстоятельства, которые заставили его изменить известной истине: “Мысль изреченная есть ложь”. Он пишет, что на протяжении всей жизни ему “нравился и верным казался чисто русский совет Тютчева”:
Молчи, скрывайся и таи//И чувства, и мечты свои,//Пускай в душевной глубине//И всходят, и зайдут оне//Как звезды ясные в ночи;//Любуйся ими и молчи.
Но, продолжает он, обстоятельства внешней жизни: “когда слышишь кругом или только нерешительный шепот, или открытый призыв к мистическому, личному успокоению, от которого будят лишь гибельные потрясения”. И личные обстоятельства: “когда кончается седьмой десяток лет, когда мечтательность молодости и казавшаяся определенною решимость зрелых годов переварились в котле жизненного опыта” – все это заставляет отказаться от занимаемой позиции. И тогда, выражаясь словами автора, накипевшее рвется наружу, боишься согрешить замалчиванием и требуется писать “Заветные мысли”. Начав писать их на рубеже веков, Менделеев собирался создать размеренное и глубокое повествование, подводящие итог его размышлениям о росте человечества, о судьбах народов, государствах, о промышленности, торговле, сельском хозяйстве.
Боль о неустроенности “домашнего быта” является одной из той “тысячи нитей, которые, по выражению Чаадаева, связывают одно создание с другими разными путями”. Именно эта боль о неустроенности объединяет нас с выбранными собеседниками.
Думы о России
Оттолкнемся от концепции России, выдвинутой в “Философических письмах”. По Чаадаеву, Россия – страна аномальная, чья история и действительность складываются вопреки, в противоречии с законами развития и существования народов.
“Дело в том, – объясняет он, – что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось. Дивная связь человеческих идей в преемстве поколений и история человеческого духа, приведшие его во всем остальном мире к его современному состоянию, на нас не оказали никакого воздействия”.
Далеко ли мы ушли от тех, которых критиковал Чаадаев? И разве это не о нас, сегодняшних, сказано: “Уже 300 лет Россия стремится слиться с Западной Европой, заимствуя оттуда все наиболее серьезные свои идеи, наиболее плодотворные свои познания и свои живейшие наслаждения. …Мы только и делаем, что, не сводя глаз с Запада, вбираем в себя веяния, приходившие к нам оттуда, и питаемся ими. Мы целиком перевели западную литературу, выучили ее наизусть, нарядились в ее лохмотья и, наконец, стали счастливы, что походим на Запад, и горды, когда он снисходительно согласился причислить нас к своим”.
Чаадаев первым обратился к русскому национальному самосознанию и разбудил его своими вопросами: “Одинокие в мире, что мы дали миру? Каково занимаемое нами в общем строе место?” И сам же подсказал путь в строй общей цивилизации: “Чем иным, как не новым усилием человеческого гения, выйти из тесной ограды родной страны, чтобы занять место на широкой арене человечества”.
Руководствуясь его принципом, мы могли бы сегодня ответить, что Россия из ограды родной страны вышла на широкую арену человечества, представив непревзойденные образцы художественного и научного творчества: Толстого, Достоевского, Чехова, Бутлерова, Павлова, Пирогова, Сеченова, Столетова, Тимирязева. Вклад Менделеева в развитие мировой цивилизации еще несоизмеримо масштабнее. Он дал человечеству новый инструмент научного познания. При жизни Менделеев услышал (1889 г.) слова от одного из видных английских ученых – Т.Е.Торпа: “Ни один русский не оказал более важного, более длительного влияния на развитие физических знаний, чем Менделеев. Способ работ и мышления у него настолько самобытен, его метод преподавания и чтения лекций так оригинален, а успех великого обобщения, с которым связано его имя и слава, так поразительно полон”.
И хотя было бы достаточно только одного имени – Менделеев, чтобы закрыть вопрос Чаадаева о том, что мы дали миру, самого Дмитрия Ивановича мучил вопрос: “Да как же и отчего на деле мы оказываемся во всем только отсталыми и подражательными?”. Оба серьезно были озабочены положением России в мире и искали ответы на поставленный вопрос.

Своеобразие России
Одна из центральных мыслей чаадаевской концепции – огромное значение географического фактора в истории России. Согласно Чаадаеву, особенность истории России в ее “огромности”, в ее географическом положении. Факт географический, отмечает он, является в одно и то же время существенным элементом нашего политического величия и истинной причиной нашего умственного бессилия. Под влиянием этого фактора сложилась, по его мнению, и специфическая черта национального характера – “дух покорности, пристрастие к самоотвержению и самоотречению”. Под воздействием природных условий родилось пренебрежение удобствами и радостями жизни: “Мы лишь с грехом пополам боремся с ненастьями разных времен года, и это при климате, о котором можно не в шутку спросить себя, был ли он предназначен для жизни разумных существ”.
Географический фактор присутствует и в размышлениях Менделеева: “Земли много, и можно довольствоваться одним сильным развитием сельского хозяйства. Но лето наше коротко и за землей труд ограничен временем. …Крестьяне не имеют возможности применять свой труд в течение 6-8 месяцев”.
Одна из главных причин российской отсталости, по Менделееву, и в том, что правительство заблуждается относительно специализации страны и ее роли на международном рынке. С присущей ему основательностью Менделеев изучает земледелие. Он сопоставляет историю западноевропейского и российского сельского хозяйства. На личном опыте, купив имение Боблово под Клином и организовав там экспериментальные делянки, он убеждается в том, что в российских климатических и экономических условиях западноевропейская культура земледелия неприменима. Выделяет несколько причин: большинство полей Западной Европы страдает избытком сырости, а наших – засухами.
Указывая на сложившийся стереотип ведения земледелия, он одновременно предлагает реальные меры, связанные с “возбуждением промышленного развития в России”. Российские земли, напоминает он, богаты полезными ископаемыми. Но когда Россия занялась их разведкой и добычей? Гораздо позже, чем Западная Европа, потому что “мы поверили в наших помещичьих вожделениях, что России назначено кормить хлебом промышленные силы Западной Европы, где мало земли и недостаток хлеба”.
Еще одну причину нашей отсталости Менделеев видит в подражательности. Вступив на поприще образованных стран, Россия воспользовалась не только их примером, но и их ошибками, считает он, в Западной Европе поздно обратили внимание на социальные вопросы, возбуждаемые силою промышленных отношений, и сделали классическую в этом отношении ошибку.

Национальный характер русских
В наследии наших великих национальных деятелей непременно присутствуют мысли о народе. Указав на природно-климатические причины, воздействовавшие на формирование национального характера русских, Чаадаев призывает: “Раз мы допустили некогда неосторожность поселиться в этом жестоком климате, то постараемся по крайней мере ныне устроиться так, чтобы можно было несколько забыть его суровость”. Он отмечает действительную основу нашей деятельности, которая проходит не по торной дороге, “где колеса жизни катятся по наезженной колее: это тропа, по которой приходится продираться сквозь колючки и тернии, а подчас и сквозь чащу”. Нас спасает инстинкт самосохранения. Нельзя не согласиться с ним и в том, что мы живем чувствами. В чувстве таится много озарений, отмечает он, сердцу несомненно присущи великие силы; но чувство действует на нас временно. Нам свойственны прочувствованные идеи, но, подчеркивает Чаадаев, продуманная идея предпочтительнее.
Менделеев считает себя “азиатом”, потому что “в Тобольске увидел свет Божий и там же получил первый свет человеческий – начало образования”, и для него представляется “Европа лишь малой частью того материка, на котором совершается развитие человечества”. Народы Азии, по его выражению, “дремлющие еще, но, быть может, долженствующие проснуться”. “…Наш русский народ, занимая географическую середину старого материка, представляет пример народа реального, народа с реальными представлениями”. И объясняет: “Это видно уже в том отношении, какое замечается у нашего народа ко всем другим, в его уживчивости с ними, в его способности поглощать их в себе, а более всего в том, что вся наша история представляет собой пример сочетания понятий азиатских с западноевропейскими”.

Российская образованность
Из девяти глав “Заветных мыслей” народному просвещению уделены две. Менделеев обращает внимание на русскую образованность, которая оторвана от народа, оттого и шатается мыслью между идейным славянофильством и таким же европеизмом. Подражательность, по его мнению, идет “от несоответствия господствующей формы образования с народными потребностями”. Он ратует за народное образование, которое должно давать знание, представляющее собой “согласие теории с практикой”. Известна фраза видного деятеля французской революции Дантона, ставшая крылатой: “После хлеба самое важное для народа – школа”. Но какая школа нужна для народа? Много вопросов рождает эта самоочевидная мысль. Менделеев, отдавший тридцать пять лет преподавательской деятельности и занимавшийся вопросами промышленного развития России, тоже размышлял о проблемах образования. Он разграничивал цели, которые стоят перед разными ступенями школы: “в начальном и среднем образовании должно преследовать преимущественно развитие личное, а в высшем образовании общественное и государственное”.
Дух начального образования, по его мнению, одинаков во все времена и во всех странах, но дух высшего образования меняется от страны к стране и от эпохи к эпохе. “…Чтобы уцелеть и продолжать свой независимый рост, – писал Менделеев, – нам надо скорее приняться за установление твердых начал всей нашей образованности, которая доныне, сказать правду, бралась с Запада, а не делалась нашею благоприобретенною собственностью. Особого внимания, по его мнению, заслуживало среднее образование в силу своей двойственности: для одной части учащихся – оно переходная ступень к образованию высшему. Для другой – основной духовный багаж, с которым учащиеся выходят в жизнь. Очень тонко уловлена Дмитрием Ивановичем психологическая составляющая ситуации. Для молодых людей, не связывающих себя с высшим образованием, важно не ощущать себя людьми второго сорта. Советская школа, на мой взгляд, не смогла справиться с этой проблемой. И до сих пор школьное начальство с гордостью произносит цифры поступивших в вузы, игнорируя тех, кто связал себя с рабочим трудом. Пренебрежительное отношение к мастеровым людям, рабочие руки которых не менее нужны народному хозяйству, чем талантливые головы, не способствует развитию чувства собственного достоинства у большинства граждан страны. И еще одна проблема, на которую обратил внимание Менделеев и которая в полной мере подтвердилась в перестроечный период: “…привилегии, доставляемые высшим образованием… зовут к себе многих, и никакому сомнению не подлежит, что многие из жаждущих – не образования, а привилегий, им доставляемых, – не в силах вынести на своих плечах… тех общественных обязанностей, которые оно налагает на лиц, его получивших”.

Назначение университетского образования
Когда в ХVIII веке Вильгельм Оранский в награду за услуги, оказанные городом Лейденом в войне за независимость Нидерландов, предложил горожанам на выбор – отмену налогов или основание университета, ответ лейденцев был лаконичен: “Не заботьтесь о налогах, давайте университет”. Взяв за основу устав именно Лейденского университета, Ломоносов всю меру своего влияния приложил к тому, чтобы Московскому университету придать “несовместимые вольности Лейденские”, и хотя ему не удалось провести их полностью, тем не менее при учреждении его детищу были дарованы немалые привилегии. В 1804 году для Московского и вновь открытых Харьковского, Казанского, Виленского и Дерптского университетов был разработан новый устав. Составленный либеральными вольнодумцами, забравшими большую силу в начале царствования Александра I, устав этот, казалось бы, не оставлял желать лучшего. Он взял под защиту русскую науку, бережно доверив ее не чиновникам, а самим ученым, объединенным в самоуправляющуюся корпорацию. В нем искусно сочетались интересы самой науки и ее служителей, и он сам по себе мог гарантировать успехи высшего образования в России. Но, увы, устав 1804 года остался мертвой буквой. И когда в 1835 году был утвержден новый устав, он, по сути дела, лишь констатировал существующее положение дел: ликвидацию автономии и практически полное подчинение университетов попечителям и инспекторам. Французская революция 1848 года, можно сказать, заморозила русскую университетскую жизнь.
В марте Менделеев подал прошение об отставке. Стенографическая запись сохранила его волнение и желание довести до молодых людей самую важную, по его мнению, мысль о том, что университетский дух состоит в стремлении к истине.
Обращением к истине заканчивает свое последнее – восьмое – философическое письмо и Чаадаев: “Эта горделивая наука должна, наконец, сама признать, что она так высоко поднялась только благодаря строгой дисциплине, незабываемости принципов и, прежде всего, благодаря инстинкту и страстному исканию истины, которые она нашла в учении Христа”.
В заключение хочется сказать о том, что глубоко верными продолжают оставаться размышления Чаадаева вместе с комментариями Пушкина о нашей общественной жизни. Провидчески звучат и слова Менделеева, вынесенные на форзац “Заветных мыслей”: “Россия, взятая в целом, думается мне, доросла до требования свободы, но не иной как соединенной с трудом и выполнением долга. Виды и формы свободы узаконить легко прямыми статьями, а надо еще немало поработать мозгами в Государственной думе, чтобы законами поощрять труд и вызвать порывы долга перед Родиной”.

Тамара БЕЛОВА