Факультатив. Ирония истории

Каждому россиянину известна дата 22 июня 1941 года – это начало Великой Отечественной войны, но мало кто знает, что войска Наполеона пересекли русскую границу тоже 22 июня.

Знал ли об этом Гитлер? Ответ дает текст, который Гитлер продиктовал Мартину Борману в начале 1945 г.: «За время войны мне не приходилось принимать более трудного решения, чем о наступлении на Россию. Я всегда заявлял, что нам следует избегать войны на два фронта, и, кроме того, никто не усомнится в том, что я больше, чем кто-либо другой, размышлял над судьбой Наполеона в России».

И все-таки он принял решение о войне с Россией в условиях Западного фронта. До сих пор продолжает озвучиваться версия Гитлера, что «если бы немцы не ударили первыми до того, как русские завершили перевооружение своей армии, и они сами, и вся остальная Европа были бы смяты наступлением превосходящих сил русских».

Так ли это? Воспользуемся исследованием английского историка сэра Алана Буллока, чья книга «Гитлер и Сталин» основана на тщательном анализе богатейших исторических материалов – как опубликованных на Западе и в нашей стране, так и неопубликованных. Вот что он пишет о войне между Германией и Россией: она «стала главным испытанием как для Гитлера, так и для Сталина. Шли они к ней, однако, разными путями».

Сталин делал все возможное, отмечает сэр Буллок, чтобы оттянуть начало войны, упрямо закрывая глаза на свидетельства того, что немцы готовились начать наступление на Россию. В течение первых шести месяцев 1941 г. он проводил, пишет историк, по отношению к Гитлеру политику умиротворения: «Сталин увеличил поставки в Германию, в части нефти и зерна, именно тогда, когда Россия едва ли могла это себе позволить». В дополнение к известному пакту Молотова-Риббентропа в Москве 10 января 1941 г. был подписан еще один пакт из шести германо-советских договоров. Основным в них, считает английский исследователь, стало экономическое соглашение, по которому Россия обязывалась поставить длинный перечень товаров на сумму 620-640 миллионов рейхсмарок в период до августа 1942-го. Исследователь обращает внимание на участие Сталина в конкретных цифрах договора: в последний момент он сам вмешался (решение высшей инстанции) и увеличил размер поставок наиболее важного и дефицитного сырья: 6000 т. меди, 1500 т. никеля и по 500 т. олова, вольфрама и молибдена.

Вплоть до фактического немецкого нападения 22 июня он запрещал советским военачальникам предпринимать какие-либо шаги, которые могли бы спровоцировать немцев.

Английский историк не сомневается, что Сталин осознавал возможность войны, но убедил себя в том, что раз уж он подписал нацистско-советский пакт, то Гитлер так будет занят остальной Европой, что для него станут очевидны обоюдные выгоды сохранения этого пакта. В качестве подтверждения своей версии, автор выдвигает тот факт, что после 10 лет пограничных боев на Дальнем Востоке Сталин преуспел в достижении урегулирования отношений с Японией – еще одной державой, угрожавшей Советскому Союзу. Это урегулирование имело удачным продолжением заключение в апреле 1941 г. пакта о нейтралитете, действие которого продолжалось до 1945 г., когда Сталин сам объявил войну Японии. Что касалось Германии, вывод Сталина был следующим: даже если Россия не сможет избежать возможной войны с Германией, эта война начнется не ранее 1942-1943 гг., а это оставляло ему еще 2 или 3 года подготовки к ней. Но он ошибся.

Что касается Германии, то, объясняет Гитлер, московский договор был продиктован тактическими соображениями, этот этап остался позади, можно его теперь в расчет не принимать. Он признается своему адъютанту: «Честным этот пакт никогда не был, потому что слишком глубока пропасть между мировоззрениями».Руководству вермахта направлена секретная директива Гитлера №21.

Ставка фюрера, 18 декабря 1940, секретно.

Германские вооруженные силы должны быть подготовлены для того, чтобы стремительным ударом разгромить Советскую Россию до окончания войны против Англии (план «Барбаросса»). Для этой цели армия должна использовать все имеющиеся войска, но с оговоркой, что оккупированные территории также должны охраняться от неожиданного нападения. Для кампании на востоке военно-воздушные силы должны будут освободить такие мощные силы для поддержания армии, чтобы можно было добиться быстрого завершения мгновенных операций. Подготовка, требующая большого времени, если она еще не началась, должна быть начата немедленно и закончена к 15 мая 1941 г. Величайшая осторожность должна быть соблюдена с тем, чтобы не раскрыть эти планы…

Из дневника Геббельса. 16 июня 1941. …военные приготовления ведутся непрерывно дальше. Во второй половине дня фюрер вызывает меня в имперскую канцелярию…Он подробно объясняет, что наступление на Россию начнется, как только закончится развертывание наших сил. Это произойдет примерно в течение недели. Хорошо, что погода плохая и урожай на Украине еще не созрел. Таким образом, мы надеемся получить еще и большую часть этого урожая. Пример Наполеона не повторится. Русские сосредоточились как раз на границе. Самое лучшее, на что мы можем рассчитывать. Если бы они рассредоточились в глубине страны, то представляли бы большую опасность. Они располагают приблизительно 180-200 дивизиями, может быть немного меньше, но во всяком случае примерно столькими же, что и мы. Но в отношении качества личного состава и материальной части они с нами вообще не идут в сравнение. Прорыв осуществится в разных местах. Русские без особого труда будут отброшены. Фюрер рассчитывает закончить эту операцию примерно в четыре месяца. Я полагаю, в меньший срок. Большевизм развалится как карточный домик. Впереди – беспримерный победоносный поход.

Далее он записывает свои соображения:

Мы должны действовать. Москва хочет воздержаться от войны до тех пор, пока Европа не устанет и не истечет кровью. Тогда пожелал бы выступить Сталин, большевизировать Европу и вступить в управление ею. Но его расчет будет перечеркнут. Наша операция подготовлена так, как это вообще человечески возможно. Собрано столько резервов, что неудача совершенно исключается. Операция не ограничивается в географическом отношении. Борьба будет длиться до тех пор, пока перестанет существовать русская вооруженная сила. Япония – в союзе с нами. Для Японии эта операция также необходима. Токио никогда не решится связаться с США, если у него в тылу еще совсем невредимая Россия. Таким образом, Россия должна пасть и по этой причине. Англия охотно желала бы сохранить Россию как надежду на будущее Европы. Эту цель преследовала миссия британского посла в России Ричарда Криппса 1940-1942 гг. Она не удалась. Но Россия напала бы на нас, если бы мы оказались слабы, и тогда нам бы пришлось бы вести войну одновременно на двух фронтах, чего мы избегаем благодаря этой предупредительной операции. Лишь после этого мы обезопасим наш тыл. Я оцениваю боевую мощь русских очень низко, еще ниже, чем фюрер. Изо всех, что были и есть, операций эта самая обеспеченная.

Он раскрывает в дневнике свои мысли о целях нападения:

Мы должны напасть на Россию также и для того, чтобы высвободить людей. Неразбитая Россия вынуждает нас держать постоянно 150 дивизий, солдаты которых нам нужны для нашей военной промышленности.

Тенденция всего похода ясна: большевизм должен пасть, и у Англии будет выбита из рук ее последняя шпага на континенте. Большевистская зараза должна быть устранена из Европы. Против этого едва ли будет возражать Черчилль и Рузвельт. Возможно, мы обратимся также к германским епископатам обоих вероисповеданий с тем, чтобы они благословили эту войну как ниспосланную Богом. В России не будет восстановлен царизм, но в противовес еврейскому большевизму будет осуществлен настоящий социализм. Каждому старому нацисту доставит глубокое удовлетворение, что мы это увидим. Сотрудничество с Россией являлось, собственно говоря, пятном на нашей чести. Теперь оно будет смыто. Теперь мы уничтожим то, против чего мы сражались всю нашу жизнь. Я замолвливаю словечко также за Розенберга*, цель жизни которого благодаря этой операции снова оправдывается.

Фюрер не спрашивает, что думает народ. Народ думает, что мы действуем с Россией заодно, но будет вести себя также храбро, если мы призовем его к войне с Россией. Впервые наши солдаты получат возможность познакомиться с Отечеством рабочих и крестьян. Они все возвратятся ярыми антибольшевиками. Сырьевые ресурсы этой богатой страны мы теперь организуем. Надежда Англии уничтожить нас блокадой тем самым будет окончательно сорвана. И тогда лишь начнется настоящая подводная война. Англия будет повержена наземь.

В последующих записях Геббельс отмечает в своем дневнике события на Восточном фронте как хроникер:

24 июня 1941. Вчера: военные операции развиваются на Востоке сверх всяких ожиданий. Мы продвигаемся двумя крупными фронтами. До сих пор уничтожено 1800 русских самолетов. Они падают, как мухи. У их истребителей меньше скорость, чем у наших «Ю-88». Все идет по плану и даже сверх него.

26 июня 1941. Изматывающая жара. Вчера: проникли глубоко на русскую территорию: Ковно, Вильно, Слоним и Брест в наших руках. На юге тяжелые бои. Русские защищаются мужественно. Они теряют бесчисленное количество танков и самолетов. Это является предпосылкой к победе. Следует ожидать больших успехов…В США снижают сроки нашей победы уже до 10 дней…Русские бомбили Тильзит, Мемель и Кенигсберг. Это пустяки. В настоящее время наша психологическая ситуация блестяща… Финляндия официально объявляет состояние войны с Россией.

Оставим дневник Геббельса и обратимся к историческому освещению событий. Несмотря на быстрое продвижение, немецкие войска смогли прибегнуть к тем гигантским операциям по окружению, что составляли оперативный план похода на Россию первоначально только на центральном участке.

Но как бы то ни было, к 11 июля в немецких руках было около 600 тысяч советских военнопленных, в том числе свыше 70 тысяч перебежчиков. В начале июля начальник генштаба сухопутных войск Гальдер записывает в своем дневнике: «Пожалуй, я не преувеличу, если скажу, что кампания против России выиграна за 14 дней». Но придется потратить еще несколько недель, считает он, чтобы сломить упорное сопротивление противника, обусловленное большим пространством.

Русский мороз схватил «Барбароссу» за нос

Советская переводчица Елена Ржевская, прошедшая с Генштабом Красной армии от Москвы до Берлина, вступила в армию в дни, когда немцы подходили к Москве. У нее сохранилось воззвание к немецким солдатам:

Солдаты! Перед вами Москва!

За два года войны все столицы континента склонились перед вами, вы прошагали по улицам лучших городов. Осталась Москва. Заставьте ее склониться, покажите ей силу вашего оружия, пройдите по ее площадям. Москва – это конец войны!

Верховное командование вермахта

Несмотря на воодушевляющие призывы, наступление немцев, как мы знаем, было остановлено. Началось советское контрнаступление силами прибывших отборных сибирских дивизий, которое отбросило немецкие войска с тяжелыми потерями от столицы. На протяжении нескольких дней фронт колебался и разрушался в русском снегу. Ржевская – свидетельница этих событий: «Отступление замерзающих, занесенных снегом полчищ походило на исход армий Наполеона. По дороге на фронт я видела откатившиеся от Москвы, брошенные, подбитые грозные танки Гудериана, раздавившие своими гусеницами Европу и угрожавшие Москве. Два немецких командующих соединениями умерли в дни наступления. Командующий сухопутными силами Браухич вынужден был подать в отставку. Гудериан был отозван, подвергся опале». По кадрам кинохроники мы тоже знаем «в ту первую зиму на фронте, как выглядел замерзающий немецкий солдат. Замотанный поверх пилотки в бабий платок, в огромных соломенных ботах, в которые вставлялся холодный сапог, стоял он в боевом охранении».

По данным немецкого исследователя Московской битвы К.Рейнгардта, средняя температура воздуха в ноябре под Москвой была на уровне (-5,3), ее наибольшее понижение (до-20) произошло между 13 и 18 ноября. Уверенный, что летней кампании не будет, Гитлер не давал приказа о зимнем оснащении армии. От холода гибли тысячи солдат, отказывали машины и автоматическое оружие, в лазаретах раненые мерзли, и вскоре потери от холодов превысили потери в боях. В конце ноября командующий танковой группой Гудериан докладывает, что войска «дошли до ручки» и «здесь началась паника». Наступление захлебнулось. Все призывы генералитета избежать катастрофы путем тактического отходного маневра Гитлер непоколебимо отвергал. Он боялся потери оружия и снаряжения, боялся необозримых психологических последствий, которые неминуемо повлекли бы за собой разрушение нимба его личной непобедимости, короче говоря, боялся той картины разгромленного Наполеона, что так часто была ранее предметом его презрения.

В эти дни Геббельс записывает в своем дневнике: «Когда Москва заявляет, что большевики будут гнать немцев до Берлина, то это всего-навсего пропаганда, которую не следует принимать всерьез». И действительно, Красной армии потребуется еще долгих 3,5 года, прежде чем она дойдет до Берлина.

Но когда это случится, Гитлер возвратится к событиям зимы 1941 года. Теперь Геббельс назовет оборону Москвы «оптимистическим примером», который воодушевляет его на подъем национальных чувств у защитников Берлина. У Гитлера появляется надежда на то, что можно создать перелом в войне.

Но контрудар не состоялся, хотя в эти трагические часы немецкие солдаты сражались с высокой стойкостью и самоотверженностью, верные присяге и все еще надеясь на чудо-оружие, на фюрера, страшась плена и расправы эсэсовцев при отходе с позиций.