Евгений БУНИМОВИЧ, уполномоченный по правам ребенка в Москве: Объединение не должно

М​еня беспокоит, что мы все время крутимся вокруг темы создания образовательных комплексов. Само по себе объединение школ – это ни хорошо, ни плохо, потому что ребенку может быть хорошо и в большом комплексе, плохо в маленькой школе и наоборот. Интересы ребенка – самое важное, что есть в системе образования.

Все это началось в Москве не полгода назад, в столице уже давно существовали образовательные комплексы, и сегодня они существуют, безусловно, успешно. У нас есть комплексы, в которые входят и четыре школы, и даже семь различных учреждений образования. Я недавно видел такой успешный комплекс и теперь знаю: когда процесс объединения происходит спокойно, добровольно, с директором, который грамотно строит отношения со всеми, то никто из такого нового учреждения не уходит – ни дети, ни родители, ни учителя. Когда практика объединения стала широкой, когда она вначале коснулась так называемых проблемных школ, а их было более 80, не набравших в прошлом году первые классы, это уже означало, что не Департамент образования, не чиновники, а родители сказали: «Эти школы нас не устраивают!» Возникла проблема, и эта проблема действительно была остра для всей Москвы, для Департамента образования, для окружных управлений. В этом смысле первый этап, когда было некоторое объединение этих школ с сильными, куда дети пришли и им даже не хватало места. Этот этап процесса объединения особых вопросов не вызывал, потому что никто никогда не говорил, что директор школы – директор одного школьного здания: может быть и одно, и два, и больше зданий у одной школы, и это нормально, когда в ней учится много детей, когда школа пользуется спросом у населения. Есть и другие аргументы за укрупнение школ, среди них ситуация реализации стандартов старшей школы. Когда речь идет о многопрофильности, ясно, что именно в большом комплексе можно сделать разные профили, тут выбор широкий для разных детей. Вообще идея о том, что дети разного возраста могут учиться в разных зданиях, тоже неплоха, потому что, если даже там хорошие старшеклассники, но когда у них под ногами путаются первоклассники, они могут тех зашибить просто в силу своего возраста. Есть разумность в том, что в разных зданиях размещают разные ступени средней школы: в одном – старшеклассников, в другом – среднюю школу, а в третьем – начальную. Все это нормально. Когда школа большая и туда, исходя из-за нормативно-подушевого финансирования вместе с детьми приходит много денег, у школы появляется больше возможностей решать многие свои проблемы, проводить внятную образовательную политику, в том числе с финансовой точки зрения. Все это те позиции «за», которые я вижу в этом процессе.Что меня смущает в нынешнем процессе объединения образовательных учреждений? Это все, что называется кампанией. Когда школа постепенно и, я бы сказал, корректно разговаривала с теми, кто против, доходчиво, аргументированно объясняла им, как все будет происходить и зачем, какие есть плюсы и минусы, какие преимущества получат все группы участников образовательного процесса, когда классам, которые ничего хотели менять, говорили, что они и не будут ничего менять, останутся в своих зданиях и со своими учителями, я не видел в том никаких проблем. Сейчас меня смущает то, что сегодня я вижу скорость и всеохватность. Это особенность исполнительной власти, когда департамент ни на кого не давит и ничего не заставляет делать быстро и немедленно, но все хотят сделать именно так и быстро отчитаться, в результате все превращается в кампанию. В какой-то момент это начинает казаться какой-то лавиной. Мне кажется, что при этом теряются какие-то позиции столичного образования. Весной мы довольно подробно с министром образования Москвы Исааком Калиной проговорили ключевую позицию о том, что без согласия управляющих советов объединение образовательных советов происходить не будет, и Департамент образования эту позицию соблюдает. Это, мне кажется, важная вещь, тем более что это было принято добровольно Департаментом образования. Я знаю, что заявки на объединение и документы по этому поводу Департамент возвращает, если нет согласия управляющих советов или есть группы недовольных родителей, которые выражают свое несогласие публично. С точки зрения закона можно обходиться и без этого, но то, что главенствует идея согласия управляющих советов, очень хорошо. Наверное, в процессе укрупнения есть много разумного, но у любой модели есть границы и риски. Мне кажется, что теперь мы добрались до тех позиций, о которых говорили когда-то, но очень ясно теперь возникли эти границы и риски. В чем эти границы, в чем риски? Только что в Московской городской Думе обсуждали проблему объединения обычных школ и школ для детей с девиантным поведением. Это серьезная проблема. Я считаю, что надо трогать те школы, у которых есть проблемы, потому что, если школа нормальная, если она не хочет ни с кем объединяться, пусть себе работает, как работала, решение о дальнейшей судьбе у нее все равно появится, но, может быть, чуть позже. Но вот о школах для детей с девиантным поведением я не прочитал никаких аналитических материалов о том, что они работают плохо, что не дают никакого эффекта. На самом деле все наоборот, рецидивы появляются тогда, когда ребят направляют в колонию, а в школах для детей с девиантным поведением есть как раз позитивные результаты. Возникает опасность, когда эта школа становится частью большой школы, и вопросы: «Сохранится ли вся та методика работы с такими детьми, те способы работы, которые есть для таких детей?» Естественно, что я, как уполномоченный по правам ребенка, тут оцениваю все шаги по объединению с точки зрения прав детей. Когда мы говорим о школе для детей с девиантным поведением, объединяемой в образовательный комплекс, то понимаем: эти дети придут в обычную школу и за каждого такого ребенка школа получит меньше, чем получала до того. Конечно, тут есть экономия средств, но я думаю, что строить тюрьмы и колонии, содержать их обойдется дороже, чем сейчас вложить деньги в этих детей.Следующая позиция – инклюзивное образование. Всем известно, что если инклюзивное образование в России существует, то оно существует в Москве, где оно хоть как-то, слава Богу, пошло и движется вперед, развиваясь. Один из ударов, который был нанесен инклюзивному образованию, был связан с тем, что сейчас все дети идут в школы по месту жительства, – такова модель, принятая в связи с федеральным законодательством. Но тут возникает вопрос: как быть с детьми-инвалидами, с детьми, имеющими проблемы со здоровьем? Одно дело, когда есть школа, где инклюзивная практика уже давно и успешно существует, но что делать тогда, когда эта школа объединяется еще с тремя школами? Что это значит: во всех школах теперь будет инклюзивное образование или именно в этой школе оно потеряется? Я все время задаю такой вопрос, хотя уже вижу, что именно в большой школе эта практика теряется. Это очень важная и большая проблема: дети, нуждающиеся в инклюзии, и большие типовые образовательные комплексы. Точно такая же проблема, как и для детей другой категории, проблема школ для одаренных детей. Я, конечно, имею в виду не «блатные» школы, где учатся дети богатых родителей, но при этом государство еще дает на эти школы больше денег, чем на все остальные, что абсолютный абсурд. Я говорю о школах для одаренных детей, где действительно работают просто талантливые педагоги, например, это физматшколы, которые в наших рейтингах находятся на первых местах. Мы уже видели не по Москве, а по Новосибирску судебное решение о том, что нельзя преподавать в такой школе ни профессорам, ни студентам, ни аспирантам, потому что с точки зрения закона это нарушение. Правда, это решение позже отменили, но прецедент все же был. Сам по себе характерен симптом: те школы, которые дают славу России, которые дают высокий рейтинг и международный резонанс, оказываются в определенном положении, потому что речь идет о том, что теперь все нормативы для всех школ одинаковы. Если у нас есть первый указ нынешнего Президента России и там есть большая позиция об одаренных детях, то, конечно, можно сначала сравнять школы для одаренных детей с обычными, а потом все создавать заново. При этом надо понимать, что восстановить то, что было, не удастся. Такое не восстанавливается! Сейчас в школы для одаренных приходят в качестве педагогов их же выпускники, они же стали профессурой, они же стали студентами и аспирантами, продолжающими традиции таких школ. Причем такие традиции продолжаются с тридцатых годов прошлого века. Один раз такие школы уже закрывали по идеологическим соображениям в 70-е годы (я как раз оканчивал вторую школу, и через год после этого по решению горкома партии ее закрыли). Если сейчас мы сделаем это уже из других соображений, это будет странный риск.Есть особенные школы. Да, хорошая идея во всех школах воспитывать одаренных детей, во всех школах заниматься инклюзией, на каком-то уровне это, наверное, возможно. Но если мы даже в каждой школе займемся, скажем, музыкой, то это не значит, что надо закрывать школу имени Гнесиных и Центральную музыкальную школу; если мы даже устроим кружки балета во многих школах, это не значит, что нужно закрывать балетное училище при Большом театре. То есть закрыть-то можно все, но тогда у нас не будет той музыки, того балета и той математики, которыми мы до сих пор продолжаем козырять, поскольку больше козырять нам особенно нечем. Какой же я делаю вывод? Да, схема объединения школ существует, она во многих случаях эффективна, но надо ее подгонять под особые ситуации, а не, наоборот, особые ситуации подгонять под особые схемы. Такова моя позиция, и, мне кажется, именно этим сейчас надо заниматься.