На чтение: ≈ 18 мин.– Просто кепка. Привычка, вещь, которая связывает меня с собственным прошлым, с тем, что дорого мне. Кепку я носил еще в юношеском возрасте. Если в этом видят нечто другое, придуманное – мне жаль. Это вовсе не элемент имиджа. Конечно, забота об имидже – дело хорошее, но бесполезное без полноценного “содержания”. Нельзя выглядеть лучше, чем ты есть на самом деле. Наших сограждан не обманешь. Они все равно разберутся в твоей сути. Так что кепка здесь ни при чем. А если серьезно, то моя кепка необычная. Козырек – это блок питания. Шишечка – это антенна. Сзади кепки встроен мощный компьютер, который мне рекомендует, что нужно делать, а в лобовой части кепки – энергетическая система, которая мне дает обороты. Так и живу.
– Скажите, когда вы решили, что “Отечество” нужно России?
– Когда понял, что нашему государству нужно нечто большее, чем поиск “лабораторных” схем развития экономики. Когда понял, что наша страна страдает от отсутствия солидарных действий всех политических сил. Когда понял, что движение вперед не может быть достигнуто без укрепления государства. Наше движение не ориентируется на “молчаливое большинство”. Оно хочет напомнить о миллионах “забытых россиян”, которых политики в начале девяностых обнадежили, а потом жестоко обманули. У нас сложилась некая традиция, когда политические силы существуют лишь за счет неудач своих оппонентов. По принципу: плохо твоему конкуренту – хорошо тебе. Мало кто пытается сделать шаг навстречу друг другу, объединить силы, чтобы поставить ясные, с перспективой на будущее задачи. Как же жить стране, которая не имеет единых целей, где каждый сам по себе и только за себя? Всем надоели дрязги, которые вызывают лишь отвращение и недоверие к власти. Посмотрите, до какого абсурда доходит ситуация, когда принятие необходимого для экономики закона становится поводом для начала политического торга. Наша Государственная Дума воюет то против МВФ, то против неугодного ей федерального правительства, то против президента. Наша государственная политика, как потерявший ориентацию богатырь на распутье из трех дорог. Только он уже не пытается идти по какому-то одному пути, а движется сразу по трем направлениям. В результате – стоит на месте. “Отечеству” близки социал-демократические ценности. Правильное сочетание сильной социальной политики с принципами рыночной экономики – это то, чего так не хватает России в последнее десятилетие.
– Вы с Примаковым лидеры одного блока. Но после выборов встанет проблема: кому из вас идти на президентские выборы? Вы уже договорились?
– Нам с Евгением Максимовичем договоренности не нужны. Мы хорошо понимаем друг друга, а это главное. Взаимопонимание появилось не тогда, когда “Отечество” пригласило Примакова возглавить избирательный список. В течение уже ряда лет у нас прекрасные, добрые отношения. Вы, конечно, слышали о моем заявлении, которое было сделано еще в конце прошлого года. Я сказал, что у меня нет президентских амбиций, но я внимательно отслеживаю ситуацию. Если на политическом поле появится человек, который объявит о своем желании взять на себя тяжелейшее бремя власти, и если этот человек, с моей точки зрения, будет способен вывести страну из сложившегося положения, я с удовольствием буду его поддерживать. Я считаю Евгения Примакова способным решать государственные задачи высшего уровня. И если Примаков решится на выдвижение своей кандидатуры, я его поддержу. Я вижу, что это человек, который будет возрождать Россию, который не угробит страну.
– Какого вопроса своих дочерей вы боитесь?
– Самый страшный вопрос: “Папа, почему ты не успел к нашему сну, чтобы рассказать свою любимую сказку о черном Бармалее?” Я им рассказываю, когда успеваю, сказки в сто серий о черном Бармалее, которого мы сами с ними вместе придумали. Вот это и есть самый страшный и неприятный вопрос.
– Все соглашаются, что вам в Москве удалось реализовать многое. Но можно ли московскую программу запустить по всей России?
– В Москве деньги не сыплются с неба. Нужно просто использовать возможности, которые сегодня дает малая экономика. Необходимо поддерживать промышленность. Мы в столице по целому ряду предприятий отказались от своей части налоговых поступлений. Меня часто спрашивают: смог бы я сделать в другом регионе то, что удалось в Москве? Бывший вице-премьер Олег Сысуев хотел послать меня в Сызрань. Я не боюсь. Малый бизнес можно раскручивать в любом городе. Потому что малый бизнес – это, с одной стороны, инициатива, дополнительное производство, а с другой – человек берет на себя ответственность за свою судьбу, свой достаток и снимает эту ответственность с государства. В Москве малые предприятия вобрали в себя всех тех, кого выбросили за ворота гибнущие предприятия. В результате безработица сегодня в городе не превышает одного процента. В России зарегистрировано 800 тысяч малых предприятий, 240 тысяч из них – в Москве. Кстати, половину бюджета такой развитой страны, как Германия, дает малое предпринимательство. Это дело, которым нужно заниматься.
– Юрий Михайлович, недавно вышла книга “Российские “законы Паркинсона”. Совсем тоненькая, но, на мой взгляд, стоящая многих томов. Зачем вы ее написали?
-Вы, наверное, знаете, что Макс Вебер в своей “Протестантской этике” показал, сколь жестко был обусловлен европейский капитализм определенным типом ментальности. Значит, и нам надо попытаться понять, как влияет “загадочный русский характер” (по-нынешнему “менталитет”) на экономическое поведение, деловые и трудовые навыки россиян. Без этого мы не сможем решить главную задачу – построить российский вариант высокопродуктивного процветающего общества. Что же это такое – наш менталитет, как его заставить служить России? Попыток определить его было множество. Так что я не буду претендовать на лавры Чаадаева и Кюстина. Тем более Тютчева с его знаменитым “умом Россию не понять…” Впрочем, в наше время вспоминается другая строчка: “Давно пора, … мать, умом Россию понимать”. Это Губерман. Конечно, большой грубиян, но сама мысль правильная. По крайней мере для нас, тех, кто берется за реформирование российской социально-экономической системы. Тут-то и вспоминается знаменитый закон Паркинсона, а следом за ним принцип Питера, закон Мэрфи и вся выросшая на них традиция управленческого фольклора, которой Паркинсон дал свое имя подобно тому, как классическая физика называется ньютоновской, геометрия – эвклидовой, а астрономия – коперниковской. Не знаю, как и когда вы читали знаменитый труд Паркинсона, а я – когда еще был студентом. Не книжку, конечно, а какую-то слепую копию на машинке. “Самиздат”. Давали друг другу на ночь. В течение этой ночи я трижды перечитал текст и запомнил на всю жизнь. Со временем я стал для себя формулировать законы Паркинсона по-русски.
– И какой из них наиболее “русский вариант”?
– Помните анекдот о том, как на одном российском заводе стали делать мясорубки, ложки-плошки и прочую бытовую продукцию. Но что бы ни делали, получался автомат Калашникова. Самое смешное, что все это правда. В свое время я занимался проектированием приборов аналитического контроля для химической промышленности. А мой сотрудник Николай Яковлевич Феста все время ездил в Тулу. Там строился наш филиал. Однажды возвращается и говорит: “Знаете, что удивительно: все приборы, все датчики, которые там проектируются, похожи на затвор автомата. Просто диву даешься: конечная конфигурация любого прибора независимо от функции – полная копия затвора”. Поехал, смотрю – точно! И тогда я сформулировал для себя “закон затвора”. Это самый универсальный из русских вариантов законов Паркинсона. Свою классическую формулировку он нашел в словах нашего экс-премьера: “Хотели как лучше, а получилось как всегда”. На мой взгляд, ярче всего закон неизбежных искажений проявляет свое действие, когда берем заемные образцы. Делаем один к одному, а получается нечто, от чего иностранцы просто балдеют. Возьмите хотя бы систему налогов. В основе – лучшие образцы, а нам говорят: нигде в мире ничего подобного нет. Чем больше капитализма и рынка по рецептам Фридмана и МВФ, тем больше российского феодализма на деле. Строили рыночную экономику, а получили “блефономику”. Делали свободную конкуренцию, а построили систему, где главная прибыль извлекается не за счет успеха на рынке, а за счет распределения “властной ренты”, умения ладить с авторитетами, жить по понятиям и так далее.
Десять лет либералы-консерваторы пытались пристроиться в затылок успешных стран уходящего века. Не вышло. Десять лет стране навязывался ложный выбор между двумя консервативными стратегиями: праволиберальной и леворетроградной. Но мы, центристы, потому и отвергаем обе, что и тот и другой варианты исторически выработаны. На них не построить прорывную стратегию. И это вопрос не идеологии, а выживания, не политических игр, а национального спасения.
– Московский учитель живет лучше своего коллеги из региона. За счет чего?
– За счет системы доплат. Мы ввели доплату всем педагогам города к должностным окладам и ставкам на 20-50 процентов, 50 процентов доплачиваем за почетные звания. Выделяем бесплатное муниципальное жилье. Постоянно вводим новые школы, ремонтируем старые. Я с удовольствием участвую во всех мероприятиях, которые проводит Московский комитет образования. Первого сентября мы с Любовью Петровной Кезиной дали урок, который транслировался по всем школам города. Я разговаривал с ребятами о культуре мира. Мы никогда не построим демократическое правовое государство, если не научимся жить в мире с соседями, друг с другом. Кстати, в Москве мы ни разу не задержали педагогам зарплату. Однажды у нас был кризис, и тогда я собрал правительство и сказал, что если учителям не выдадут в положенный срок заработанное, всем нам придется уйти.
– Политики доверяют лишь самим себе и то не всегда. Не трудно так жить?
– Как бы я смог работать, если бы с таким пессимизмом относился к жизни? Вопросы “доверия-недоверия” скорее зависят от конкретных людей, а не от рода деятельности. У нас, к сожалению, сформировалась группа таких “политиков”, за которыми никто не может припомнить ни одного конкретного дела – ни посаженного дерева, ни построенного моста, ни заасфальтированного тротуара. Одни словеса, интриги, сплетни. Им, конечно же, трудно верить. Порой задаешься вопросом: “А верят ли они сами в то, что говорят людям, которых не раз обманули, а то и просто обокрали?” Наша политика – это реальные дела, которые каждый может увидеть, “пощупать”.
– Юрий Михайлович, вы как-то сказали, что главная задача власти московской ≈ не банкротить предприятия, а помогать им выжить.
– Начну издалека. Один из законов, о которых мы сегодня с вами уже говорили, – это закон обязательного обмана или “не нарушишь – не уснешь”. У меня был водитель, честный малый, работал со мной много лет. Однажды едем с ним с работы вечером, он и говорит: “Сегодня спать не буду”. – “Это почему же?” – “Да так… У меня вообще бывает бессонница. Но, знаете, я заметил, что если за весь день не нарушу правил уличного движения, ни за что не усну!” Поверьте, он был абсолютно психически здоровый. Тогда я, помню, подумал: а можно ли представить себе, допустим, западного немца, который сказал бы подобную фразу? Да он пустую улицу не перейдет на красный свет! “Ты что же, – спрашиваю, – каждый день нарушаешь?” – “Ага. Не могу иначе, но потом сплю”. Так в моей коллекции появился и этот закон. Вы знаете, что классический метод управления строится на том, что приказы исполняются более-менее точно. Он имеет массу достоинств этот метод, но при одном условии: приказы должны быть разумными. У нас все по-другому: каждый отдельный приказ исполняется плохо, зато вся система в целом более устойчива. Помню, в шестидесятые годы Хрущев обязал все колхозы сажать кукурузу. Если бы подобное случилось на Западе, где чиновник работает по классической схеме, последствия были бы катастрофическими. А тут – ничего. Все брали под козырек, но никто и не думал относиться к приказу как предписанию. И сейчас заметьте, система выживает по той же схеме. Когда наши радикал-реформаторы решили ввести в одночасье рынок, она отреагировала на них примерно так же, как на ту кукурузу. Законы принимались мгновенно, в МВФ пошли отчеты, что у нас уже полный расцвет рыночной экономики – сплошная приватизация, биржи, банкротства. А на деле и биржи не биржи, и приватизация меньше всего ассоциируется с идеей хозяина, и банкротства скорее лишь способ передела собственности. Власть должна помнить, что наших людей много лет приучали не доверять никакой власти. И значит, главная задача – прежде всего завоевать это доверие, чтобы вести общество… да, именно к рынку, куда же еще? Вот поэтому мы и стараемся помогать предприятиям, а не банкротить их.
– Говорят, что все наши беды оттого, что в России нет национальной идеи. Мол, одну идеологию разрушили, а взамен ничего не создали.
– Знаете, государственный деятель не может сформировать национальную идею и искусственно вживить ее в сознание общества. Идея может родиться, вырасти из истории государства, впитать национальные традиции. Но как быть с национальной идеей в многонациональном государстве, которым является наша Россия? Я глубоко убежден, что в рамках Российского государства каждый народ должен иметь возможность сохранять свои национальные черты, свою культуру и язык. Вот это и должно стать ключом к пониманию российской национальной идеи.
Лариса Волошина
Выбор читателей
Комментарии