Елена ШУРЛАПОВА: Я перевожу писателей на язык книжной графики

Удел художника-иллюстратора – быть как бы в тени автора книги. Хотя когда-то имена Фаворского, Гончарова, Верейского, Кибрика стояли вровень с именами классиков мировой литературы, чьи книги приходили к читателю с картинками этих выдающихся мастеров. А сегодня подчас и не поймешь, кто кому соседством под одной обложкой оказал больше чести – автор художнику или наоборот.

Художник Елена Шурлапова давно связана с книгой. Сказки Пушкина и японские сказки, пьесы Мольера, «Дон Кихот» Сервантеса, переведенные ею на язык книжной графики, приобрели дополнительный художественный объем, обнаружили новые смыслы. А недавно в издательском доме «Российская газета» вышел в свет «Дон Кихот» Сервантеса, оформленный Шурлаповой превосходно.- Вы делали эту работу по заказу «Российской газеты»?- Я ее делала для себя. Как раньше говорили, «в стол». Без всякого повода.- А какой тут может быть повод?- Ну, скажем, юбилей классика. Хотя делать что-то специально к юбилеям я не умею, а в случае с Сервантесом еще и увидела, что к очередной круглой дате никак не получится. Но меня очень притягивало все это: Сервантес, Испания, средневековые рыцарские романы… Я завелась и сделала. Это два огромных тома.- Сколько же там иллюстраций?- Если и мелкие считать, то около сотни. А разворотных – листов двадцать.- Я понимаю, это надо видеть, но все-таки… Каков был замысел и что получилось?- Начну с того, что «Дон Кихот» имеет необычайно богатую изобразительную традицию. Его иллюстрировали Оноре Домье и Гюстав Доре, Пабло Пикассо и Сальвадор Дали, многие другие выдающиеся мастера. Русские художники, занимаясь этой темой, тоже внесли серьезный вклад в искусство книжной графики. Но дело в том, что «Дон Кихот» семантически многослоен, и с течением времени в нем открываются все новые и новые смысловые пласты. При этом каждый автор находит свои средства для выражения личного отношения к героям романа.- Это наблюдение чем-то вам помогло в работе над «Дон Кихотом»?- Может быть, только одним: я поняла, как трудно мне будет найти «своего» Дон Кихота. К тому же сейчас стали появляться издания, в которых, на мой взгляд, полностью нарушаются внутренняя логика, единство и целостность книжного пространства, а работы старых мастеров (наибольшей популярностью пользуются гравюры Доре) применяются в оформлении бездумно и не всегда оправданно.- Вам захотелось бросить вызов такому подходу?- «Бросить вызов» – это слишком пафосно. Я бы сказала скромнее: предложить альтернативу. Мой проект издания «Дон Кихота» построен на совершенно иных принципах. Одна из идей – приблизить читателя к описываемой эпохе. Она осуществляется путем использования текстов старинных изданий, упомянутых в романе, а также картин и гравюр того времени.- Как именно тексты старинных изданий вами использованы?- В виде обгоревших обрывков. Это все, что осталось от библиотеки Дон Кихота; она, если помните, состояла в основном из рыцарских романов и сгорела в начале повествования. Тут и «Поэма о Сиде», и «Песнь о Роланде», и «Рыцари Круглого стола»… Фрагменты произведений живописи и графики, соответствующие той эпохе, страницы старых книг – все это переплетается с графикой и складывается в невероятные видения и фантастические образы, нарисованные больным воображением героя Сервантеса. Это не иллюстрирование реальных событий романа, а картины, возникающие в голове самого Дон Кихота.- Такое оформление не каждый читатель поймет. Вы здесь на какого читателя ориентируетесь?- На хотя бы мало-мальски просвещенного. Ему же адресованы сноски, содержащие интересную историческую информацию. Эти сноски вынесены на поля, их можно читать параллельно с текстом, что очень удобно. В верстке иллюстрированных разворотов выделены ключевые фразы и имена героев. Это усиливает значение рисунка, становится его неотъемлемой частью. При оформлении также использованы титульные листы первых изданий «Дон Кихота» (XVI-XVII вв.) на разных языках. Так я хотела показать динамику развития книжного искусства в Европе. А во внешнем оформлении звучит тема единства автора со своим любимым героем: картонная коробка, в которой находится книжный том, представляет собой самодельный рыцарский шлем, в прорезь которого мы видим глаза с портрета Сервантеса, изображенного на переплете.- Я видел и оформленную вами книгу Юрия Лепского «В поисках Бродского». Это книга-маршрут к тем местам, которые поэт любил, и к тем людям, общением с которыми он дорожил. Книга превосходно издана. Мне кажется, это тот случай, когда художник может по праву считаться соавтором.- Спасибо. Для меня это, пожалуй, этапная работа. Мне была предоставлена полная свобода. Там и картинки, и макет мои, и верстку я сама делала.- Автор предлагал вам какие-то оформительские решения?- Нет, автор полностью доверился художнику. Он не ставил мне никаких условий, и я резвилась как хотела. Единственное, что он предложил, была полоска венецианской панорамы, которая ему очень дорога. Попросил вынести ее на обложку.- А стихи Бродского подсказали вам что-нибудь в оформлении книги?- Да, конечно. Вообще эта работа расширила мой кругозор. Я немало узнала о Бродском, о местах, которые были ему дороги, о людях, с которыми он дружил. Какие-то его стихи заново перечитала. И еще мне помогли в работе фотографии, сделанные автором книги. Там более четырехсот прекрасных фотографий, я просто влюбилась в них.- Вы шли в оформлении от стихов Бродского или от фотографий?- Наверное, и от того, и от другого. Но сначала мы с автором поговорили и на первой же встрече решили, что это будет книга-маршрут. Вот читатель идет, идет по предложенному ему фотомаршруту и на пути своем встречает рисованную картинку. Проходит взглядом по ней и возвращается к фотографии. Так возникает контрапункт рисунка и фотографии.- Картинки привязаны к тексту?- Нет, привязка к тексту довольно условная.- А как же тогда выстраивается маршрут?- Нормально выстраивается. Человек же не может все время смотреть себе под ноги. Он идет по улице, по которой до него шел Бродский, вспоминает строчки из его стихотворений, и в его воображении возникает какой-то образ. И тут он видит иллюстрацию. Останавливается, рассматривает ее, затем продолжает путь. А чтобы читатель не заблудился, текст сопровождается фрагментами карт Венеции и Санкт-Петербурга с указателями, куда он должен сейчас повернуть, чтобы попасть на нужную улицу или площадь.- Вы видели иллюстрации к Бродскому других художников?- Нет.- Нарочно не хотели смотреть?- Дело не в этом. Просто сначала книга задумывалась как маршрут, проложенный с помощью фотографий. Что касается рисования, оно возникло потом, и тогда уже не было необходимости смотреть, кто и как иллюстрировал Бродского до меня.- Вам приходилось думать, как фотографии и картинки стилистически соотносятся, не вступают ли они в конфликт?- Да, я об этом думала. Когда основная конструкция книжки уже выстроилась, стало понятно, как должны выглядеть иллюстрации, исходя из общей концепции оформления. Потому я и за верстку сама взялась. Я понимала, что мы делаем книгу, где все элементы должны сопрягаться друг с другом. На мой взгляд, это получилось.- Вам вообще не интересно прикладное иллюстрирование? Книга для вас – арт-объект?- Я стараюсь совмещать эти два направления в книжной графике. Иногда смотришь листы на выставке и восхищаешься: как это здорово! Но это все же инсталляция, а не книга, которую можно подержать в руках, поставить на полку. Я люблю, чтобы возникало тактильное ощущение. Чтобы можно было погладить переплет, перелистать страницы. Вот сейчас я наполовину завершила новый проект. Это две книги в одном картонаже. В первой – четыре мольеровские пьесы, во второй – булгаковский «Мольер». В оформлении эти книги связаны между собой театральной темой. Ты вынимаешь их из коробки: Мольера – как из одной стороны кулис, Булгакова – как из другой стороны. И читаешь одну книгу как бы сквозь другую. Одна книга иллюстрируется текстом другой книги. Хочу еще для этой работы сделать съемку уголков Москвы, связанных с именем Булгакова. Я выросла и живу на Патриарших, и булгаковские места мне очень близки. Вообще должна заметить: когда в зрелом возрасте перечитываешь классику, это совсем другое ощущение и понимание.- Сервантес, Мольер, Булгаков… Вами движет интерес к великим авторам и великой литературе?- Все проще. Я берусь иллюстрировать классиков, чтобы ставить перед собой более сложные творческие задачи и полнее реализоваться в книжной графике.- Рутинная работа «под заказ» не дает такой возможности?- Нет. За редким исключением.- Такова сегодня судьба всех художников-иллюстраторов?- Не знаю, всех ли, но очень многих.- Издателям нужно оформление попроще и подешевле?- Да, попроще и подешевле. Но дело не только в издателях. Сильно изменился читатель. Он сориентирован на упрощенное рисование, от которого художнику мало радости.- Иллюстрация должна отвечать вкусам массового читателя, иначе книга будет плохо продаваться?- Именно так. Иной раз издатели смотрят работу, в которую ты всю душу вложил, и говорят: «Да, это здорово, но это не для нас. Нам требуется простой и всем понятный рисунок». Так принято во многих детских издательствах за рубежом. Происходит своего рода унификация. За счет этого ряд западных изданий утратил свою национальную окраску, а художники – свою индивидуальность. Таким же образом происходит истребление и наших традиций в области книжной иллюстрации. Ведь были и есть прекрасные, замечательные, высочайшего уровня художники. Но в книжной графике им сегодня очень трудно работать. Профессия превращается в хобби. Я занимаюсь Сервантесом, Мольером, Булгаковым исключительно для души – в свободное от зарабатывания денег время.- Вы фрилансер?- Фрилансер. Хотя многие мои коллеги пошли работать в издательства. Пекут там детективы, дамские романы…- Это потенциально хорошие художники?- Прекрасные. Но им надо кормить семью, надо как-то зарабатывать. Кто-то из них преподаванием занимается. Молодые, продвинутые – те в рекламу идут. Это чистый дизайн, в нем хотя бы можно придумать что-то интересное. Хуже – когда русская и зарубежная классика сопровождаются примитивными комиксами.- Примирить коммерческую и художественную задачи в оформлении книги кому-нибудь удавалось?- Не знаю. Я думаю, что это невозможно.- С какими авторами вам лучше всего работается?- С теми, которые не мешают.- Вмешательство автора книги в работу художника – оно, на ваш взгляд, всегда дилетантское, некомпетентное?- Нередко – да. Я сейчас крамольную вещь скажу: я не уверена, что иллюстрации к «Маленькому принцу», сделанные самим Экзюпери, – это самое лучшее, что можно предложить в данном случае. Каждый должен заниматься своим делом. Хотя исключения, конечно, бывают.- Если автор настаивает на каком-то оформительском решении, вы с ним соглашаетесь?- Почему же, могу и поспорить. Но в принципе это абсолютно крепостная зависимость.- Художника от автора?- Да.- И что же делать?- Если общаешься с автором не напрямую, а через издательство, то оно и разруливает ситуацию. А если ты с автором в прямом контакте, то, как правило, дело кончается компромиссом. У меня с авторами никогда до конфликтов не доходило, скорее наоборот, некоторые давали мне полный карт-бланш, и я, разумеется, старалась его максимально использовать. Иногда рабочие отношения перерастали в многолетнюю дружбу. Я своих авторов нежно люблю.- Вы рисуете на компьютере или от руки?- Иногда я использую компьютер на промежуточном этапе работы. Но вообще не люблю чисто компьютерные вещи. Они какие-то ватные, противные.- Картинка ручная или компьютерная – это всегда видно?- Профессионалу – да.- Чтобы сделать иллюстрации к какой-нибудь книжке, вам обязательно требуется эту книжку прочитать?- Обязательно. Я один из немногих художников, которые читают иллюстрируемые ими книжки.- Не все это делают?- Далеко не все. В таких случаях говорят: «Чукча не писатель». Так вот, тут «чукча» частенько и не читатель даже.