search
main
0

Елена Геворкян – человек, который все знает о российском высшем образовании

​Когда Елена ГЕВОРКЯН перешла из Рособрнадзора в Московский городской педагогический университет и стала там проректором по науке, все отдали должное прозорливости и умению работать с кадрами тогдашнего ректора и нынешнего президента МГПУ Виктора Рябова. А как иначе, ведь сегодняшний первый проректор университета Елена Геворкян и тогда, несколько лет назад, и сегодня – самый большой специалист по части высшего профессионального образования. Наш разговор с Еленой Николаевной сложился вокруг проблем науки и высшей педагогической школы.

Елена Геворкян – доктор экономических наук, профессор, действительный государственный советник РФ 3-го класса, академик Российской академии образования, в 1976 году окончила Московский авиационный технологический институт имени К.Э.Циолковского, работала  в МАТИ (лаборант, старший лаборант);  в Хозрасчетном научном объединении Минвуза РСФСР (инженер, старший инженер, старший экономист, главный экономист); в Госинспекции по аттестации учебных заведений России  при Минобразования РФ (ведущий специалист, главный специалист, заместитель начальника отдела, начальник отдела); начальником отдела, заместителем начальника, начальником Управления лицензирования, аккредитации и аттестации Минобразования России; руководителем Департамента лицензирования, аккредитации и аттестации Минобразования России. 1 июня 2004 года Елена Геворкян была  назначена заместителем руководителя Федеральной службы по надзору в сфере образования и науки, в  2008 году приступила к работе в МГПУ проректором по научной деятельности, нынче она первый проректор МГПУ.- Елена Николаевна, во-первых, поздравляю вас с избранием  действительным членом Российской академии образования. Во-вторых, хочу спросить: зачем вам нужно быть  академиком РАО?- Наверное, затем, чтобы академия стала, может быть, немного другой. – Вы так верите в свои силы?- Я не так верю в свои силы, как в то, что в РАО есть люди интересные, энергичные, сильные. Я верю в академию, мне нравится сама идея РАО, мне кажется, что такая академия должна быть. Это  совершенно искренне! Я готова работать с большой группой достойных людей, которая там есть, например в нашем отделении профессионального образования, стараюсь не пропускать заседания бюро этого отделения, хотя не всегда просто вырваться из университета.  Там интересные сообщения, интересные доклады, очень интересно начинают развиваться различные институты, например,  питерский Институт образования взрослых, где есть свой взгляд на профобразование.- Каждый человек, который занимается наукой, выбирает для себя стезю, по которой он продвигается. Для вас такая научная стезя – высшее педагогическое образование?- Скажу честно – теперь я уже не знаю, так ли это. Изначально для меня сферой научной деятельности были экономика и социология образования – докторская диссертация была по экономике, но даже не по рынку услуг, а  по рынку образовательных ресурсов. Это была очень интересная для меня  тема. Но с недавних пор, то есть года четыре  назад, я не сразу начала углубляться в проблемы высшего педагогического образования, эта сфера профессионального образования стала для меня очень интересной. Я даже иногда думаю,  присутствуя на конференциях, что зря не поступила когда-то учиться в педагогический вуз. Теперь бы я это сделала обязательно, но когда оканчивала школу, не представляла   для себя ничего иного, кроме инженерного образования. Мне тогда казалось, что  авиационный инженер – самое интересное, престижное занятие.- Елена Николаевна, но ведь  работать  инженером вы не стали?- Просто не успела. В 1976 году  окончила МАТИ,  проработала год в  этом вузе на кафедре, в 1977 году у меня родился сын,  после чего я совершенно случайно в 1979 году попала в Министерство образования. Я была в декретном отпуске, шла  за продуктами в магазин по проспекту Мира, встретила приятеля, с которым работала в  лаборатории МАТИ, он пригласил меня на кофе, сообщил, что ушел из вуза в  научное учреждение, что там нужны люди, и пригласил меня к себе в коллектив. По-житейски я решила, что мне это подходит: ребенок маленький,  поэтому работа рядом с домом меня устраивала, а на самом деле это было  началом всей дальнейшей жизни.  Я не представляла себе эту работу, но коллектив там сложился молодой, все, как и я, постигали все в процессе  практической деятельности. Мне повезло  в том, что  попала сразу в научную сферу. Тогда было создано Хозрасчетное научное объединение Минвуза РСФСР, и я пришла туда на работу, курировала университеты, экономические, юридические, медицинские вузы, то есть гуманитарную сферу.  Она вроде была не моя по содержанию, но как наука была мне близка, поскольку, работая на кафедре в МАТИ, я такими научными исследованиями занималась, поскольку  в то время в этом вузе наука была сильной, были хоздоговоры. Через несколько лет хозрасчетное объединение ликвидировали, создали главк науки в тогдашнем Министерстве высшего  образования РСФСР, научным блоком пришел руководить Александр Тихонов, который меня на работу к себе не взял, за что я ему всю жизнь  безмерно благодарна: Александр Николаевич пришел тогда в Минвуз со своей командой из МИЭМа, кого-то взял из нашего объединения. Но в это время начинает развиваться Госинспекция, там работал Валерий Мешалкин, с которым мы контактировали по проверкам вузов, он меня всегда привлекал от Хозрасчетного объединения для проверок по науке, к нему я обратилась за помощью и попала в Госинспекцию, которую тоже долго реорганизовывали. В  конце 1998 года Владимир Филиппов был назначен на должность министра образования РФ,   он предложил мне возглавить отдел аккредитации в министерстве. Собственно, предложил даже не Владимир Михайлович, а, как ни странно, Александр Тихонов, который тоже  короткое время был министром, но приказ о назначении подписывал  уже Филиппов. С тех пор и началась  моя жизнь в сфере контроля и качества.- Я перед нашей встречей посмотрела наши с вами прошлые  интервью, когда мы беседовали о контроле и качестве, тогда вы были одним из первых управленцев, кто говорил о необходимости  оценки эффективности вузов. Смешно, но в  2004 году при вас не был аккредитован вуз, который  до недавнего времени возглавлял Сергей Бабурин и который был признан в прошлом году неэффективным, объединен с Плехановкой. Как вы теперь относитесь к оценке эффективности-неэффективности  высших учебных  заведений России?- Я уже  не помню, что тогда   происходило с РГТЭУ, но мы всегда говорили об оценке деятельности вузов. Если же говорить о сегодняшней оценке эффективности высших учебных заведений, то, конечно, какой-то такой шаг нужно было делать, потому что когда-то все возлагали надежды на Госинспекцию, вернее, на Федеральную службу надзора, такие задачи  нам ставили, но мы тогда были очень серьезно ограничены законодательством. Мы тогда предлагали внести в законодательство такую позицию (как это было в западных законах): не надо лишать вуз только аккредитации. Если вуз не выполняет своей миссии,  его надо удалять с этой  образовательной поляны, поэтому наши предложения были  такими: если вуз лишен аккредитации  по какой-то образовательной программе, то сразу нужно забирать у него лицензию на подготовку по этому направлению. На мой взгляд, нельзя сразу сказать, что вуз эффективен или неэффективен, потому что, как правило, какие-то направления у него очень эффективные, какие-то – не очень, какие-то – вовсе не эффективные. – Но  некоторые  вузовские программы вызывают у министерских чиновников аллергию как непрофильные. Это ведь факт?- Да, но давайте вспомним, что вузы открывали некоторые направления подготовки не от хорошей жизни – в 90-е годы им не на что было жить. Вспомните, откуда появились наши многочисленные юридические, экономические и прочие специальности? Открывать их было просто, ничего для этого не требовалось, в частности никакой материальной  базы, закон предусматривал и до сих пор предусматривает, что при лицензировании ты можешь  все арендовать. Но когда выпустили на волю этого джинна из бутылки, когда преподавателям было негде  зарабатывать, понятно было, что они пустятся во все тяжкие. Все преподаватели живые люди, им нужно было зарабатывать, кормить семьи и растить детей. У меня муж, например, подрабатывал извозом. Но одно дело, когда вузам дают деньги,  хорошо платят профессуре за качественную работу, а вуз неэффективно использует эти деньги,  не может использовать их так, как положено, другое – когда денег не дают, когда материальную базу не укрепляют, зданий не строят.- В 90-е годы вузы открывали и филиалы, которые нынче в опале. Не понимаю, почему курс взят не на поддержку филиалов, чтобы те давали качественное образование людям, живущим в малых городах, а на их закрытие.- Я всегда была убеждена в том, что за филиал отвечает головной вуз. Если есть нарушения в филиале, значит, надо спрашивать с  руководства этого вуза – не умеет обеспечить  работу филиала.- Я помню одно  интервью, в котором вы мне  именно об этом говорили после проверки вузов и их филиалов. Но ведь в прошлом году была парадоксальная история: вузы признавали неэффективными, а их филиалы – эффективными,  например в том же самом РГТЭУ, в РГСУ. Как это могло  случиться?- Для меня это  тоже загадка. Больше того, совсем недавно на аккредитационной коллегии рассматривали один из вузов,  образовательная программа которого полностью соответствует требованиям федерального стандарта в филиале и не соответствует в головном высшем учебном заведении. Как это может быть, когда филиал – часть вуза, его удаленный факультет? – Елена Николаевна, вы уникальный специалист, ведь у вас в свое время была  возможность  предметно и детально посмотреть на высшую школу России, проверить качество  ее деятельности. Каково работать в вузе, зная, что и как должно быть, когда  физически нельзя одномоментно в силу разных причин  довести его    до идеала? Какие страдания – физические, моральные, интеллектуальные, управленческие – приходится при этом испытывать? –  Переход с чиновничьей должности, что называется, «на землю» очень сложен (по аналогии – есть министр  МВД, а есть участковый), и сложен он  прежде всего психологически, так как резко меняется круг общения. Я не говорю о друзьях, которые остались и никуда не делись, которые приходили не «к креслу», а к тебе как к человеку, мы по-прежнему с ними общаемся, у меня очень много таких друзей, а о круге профессионального общения. Когда я переходила из Рособрнадзора в МГПУ, друзья мне объяснили сразу: жизнь будет не лучше и не хуже, она будет просто другая, к этому надо просто привыкнуть. Но мне при переходе из Рособрнадзора в МГПУ повезло, так как я попала в нормальный коллектив, у меня не было противостояния внутри коллектива, меня ждали и правильно восприняли. Это с точки зрения общения, а с  точки зрения профессиональной адаптации в вузе мне повезло потому, что я пришла в МГПУ накануне  его аккредитации. Представляете, я это все делала когда-то  сверху, с командой, а тут все нужно было сделать изнутри самой. У меня сохранились все документы, которые я готовила, вплоть до приказа о распределении обязанностей, о формировании документов, о том, как должна идти их подготовка. – Что вы поняли тогда ярче всего?- Я тогда поняла, насколько сложно для вуза самообследование. Когда я сидела в Рособрнадзоре, мне приносили  из вузов тома документов, я  лишь перелистывала их по диагонали,  так как искала  лишь нужные мне цифры. В МГПУ я поняла, что на самом деле эти тома – труд всего коллектива вуза,  что   вузы делали лишнее, без чего можно было бы и обойтись, что вузы  можно было бы  так не нагружать. Я вообще считаю, что чиновников нужно иногда отправлять «на землю», чтобы они понимали, что должны сделать, сидя в своих чиновничьих креслах. Иногда у меня  теперь вызывают удивление некоторые приказы или распоряжения, которые сама когда-то подписывала или которые с моей подачи подписывал Виктор Болотов, будучи главой Рособрнадзора.  Но в целом могу сказать, глядя теперь на эту ситуацию снизу, что  тогда не было особых перегибов, особой дури  в работе Федеральной службы, что мы  всегда хотели сделать каждую ситуацию как можно более прозрачной, чтобы у вуза не было возможности слукавить. Может быть, поэтому мы брали в одном  случае данные, в другом – формировали их, в третьем –  выстраивали какие-то графики.- Задачи «высечь» вузы у вас не было?- Нет, задача была другой – определить болевые точки и понять, где вуз проигрывает. Ведь даже была ситуация (те ректоры, которые еще остались во главе своих вузов, это помнят), когда мы писали две справки: одну – для общего результата проверки, а  другую – для ректора, чтобы он мог  на ученом совете сказать: комиссия рекомендовала это, чтобы улучшить нашу работу. То есть всегда у нас  вся работа была настроена на взаимодействие. У нас была хорошая команда, все мы начинали с главных специалистов, а потом дорастали до своих должностей, у нас не было людей со стороны, которые приходили сразу на какую-то руководящую должность. Для нас  с Болотовым было очень важно сохранить моральную обстановку в  коллективе,  чтобы все верили в нужность и важность   работы. Я помню, как однажды нам нужно было решить задачу по проверке всех зарубежных филиалов к коллегии, которая должна была состояться через месяц. Собрала своих заместителей, сказала, что за десять дней до коллегии нужно  представить материал по проверке. Все сразу сказали, что это нереально, что они это сделать не могут, но стали думать, как это сделать, распределили силы,  куда-то отправили на проверку вузовских сотрудников, куда-то поехали сами, ровно через десять дней все было готово, мы положили документы на стол Ничкову для согласования с международным отделом. Его удивлению (как мы это сделали?!) не было предела. Но ведь мы знали, что это надо было сделать, и верили, что это не чья-то дурь, а нужное дело, которое нужно сделать  даже в таких сложных условиях. – Когда выставляют такие  высокие требования к вузам по эффективности, педагогические вузы практически списывают в никуда. Вы  сегодня  первый проректор сильного педагогического, но все же городского вуза, а городские вузы пока не рассматривали по признакам эффективности. – У нас была попытка пройти такую оценку. Нас интересовало не столько то, как нас оценят со стороны, сколько то,  как мы сами себя оценим по общим критериям. Думаю, нам все же удастся это сделать, нам  важнее всего понять, где, по каким критериям и почему, скажем, вдруг могут появиться несоответствия  уровню эффективности. Если говорить об общих критериях, то я, конечно, по ним просчитала, куда мы выходим, в какую группу вузов попадаем, в эффективную группу при проверке мы войдем без проблем. Чего у нас нет, так это  международной деятельности, поскольку мы по определению  не можем набирать  иностранных  и иногородних студентов в таком количестве, в каком это  нужно по  министерским критериям, этого совершенно бессмысленно требовать от нашего педуниверситета. Вообще что касается МГПУ,  то мне кажется, наш вуз как городской должен,  сохранив педагогическое ядро, стать неким социальным вузом Москвы,  вузом, исполняющим социально-педагогическую миссию. Он должен быть направлен  не только на подготовку педагога, но и на взаимодействие со всей окружающей средой, с родителями,  учителями.  В МГПУ есть разные специальности («социальная работа», «экономика», «социология», «менеджмент»), но все-таки мы  можем и  должны работать в целом на город. Другое дело, что учебный процесс в МГПУ должен измениться. Я не говорю о перестройке (страшно не люблю это слово!) – ничего не надо перестраивать, люди работают нормально, просто надо менять содержание и технологии обучения. Когда я слышу, как говорят:  педвузы не готовят  квалифицированных педагогов, давайте их готовить в классических университетах, то у меня  возникает вопрос, чем  эти университеты лучше  нашего педуниверситета? Мы тоже давно стали настоящим  университетом по набору специальностей, по преподавательским  кадрам, будущих педагогов учат специально обученные люди, которые знают методику, психологию, педагогику. Зачем надо переучивать кого-то, условно говоря физика из МГУ? Наверное, он должен прийти в профильную школу, овладев азами педагогики, психологии, методики. Не может учить детей каждый специалист! Я помню, как на совещании в РАО выступил представитель  МГУ и сказал: «Мы не можем готовить таких педагогов, которые нынче нужны школе, не отдавайте нам эти обязанности, мы не готовы к качественной работе в этой сфере, наши выпускники не пойдут в школу, у них другие устремления».- В  майских указах Президента РФ Владимира Путина сказано о том, что регионы  должны создавать центры педагогического образования. Каким вы видите такой центр в Москве?- Если речь идет просто о каком-то названии, то лично мне это не очень интересно, так как мне интересен вуз по содержанию и функционалу. Я думаю, что МГПУ готов стать таким центром, и  мы уже выполняем функцию такого центра. Например, наши преподаватели – авторы учебников, включенных в федеральный перечень, по сути, это их большая научная работа.  В показателях эффективности министерства есть официально зарегистрированные научные школы. Но где такая школа официально регистрируется, где проводится конкурс таких научных школ? В Российском фонде фундаментальных исследований. Но каким образом  гуманитарный, да еще педагогический, вуз  попадет в конкурс РФФИ?  Никак. А вот учебники, по которым учится вся страна (в прошлом году 10 процентов  учебников  федерального перечня),  были написаны преподавателями нашего вуза, разве это не функция центра педагогического образования? – С большим уважением отношусь к команде ректора ВШЭ Ярослава Кузьминова, но не кажется ли вам, что  для реформ в образовании все-таки должен быть создан какой-то  гуманитарный мозговой центр, который бы определял политику в области среднего и высшего педагогического образования, статус и задачи педагога в общеобразовательных учреждениях?- Я согласна с тем, что экономика экономикой, как экономист, могу сказать, что она определяет все в нашей жизни. Но при этом абсолютно не согласна с тем, что любое образование  должно быть оторвано от  его содержания, а в определении и изменении  содержания образования экономисты не помогут, тут все-таки нужны профессионалы-педагоги, которые  бы могли его корректировать. Нужна дискуссия, надо, чтобы педагогов слушали и слышали, чтобы не всегда  одна и та же тусовка  определяла политику в образовании, ведь у нас есть много людей, которые могут что-то сказать по поводу педагогики. У нас есть замечательные министры образования в регионах (в том числе в Москве), которые  понимают систему образования и ее проблемы, которые могут  высказать свое мнение и сделать свои предложения по каким-то изменениям. Но пока дискуссии не получается.- Лично меня не устраивает то, что многие  реформы, которые эксперты-экономисты предлагают для  отечественного образования, –  копии того, что делают за рубежом. Но может быть, это нормальный процесс  вхождения в мировое образовательное пространство?- Я очень настороженно  отношусь к этому процессу, потому что порой переносят заграничное, что называется, один в один. Мне кажется, что по некоторым решениям, которые были приняты при этом, мы еще будем возвращаться и обсуждать  их правомерность. – Что  из того, что переносили, вам кажется совершенно неправомерным?- Совершенно неприемлемым мне кажется безоговорочный переход на уровневую систему  (бакалавр и магистр) подготовки в отечественном высшем образовании.  Я понимаю, что сейчас иду вразрез с суждениями больших руководителей, что кому-то из них это не понравится, но думаю, надо было делать более гибкую систему подготовки. Если говорить о педагогическом образовании,  обязанном готовить такого  профессионального учителя, который после окончания вуза должен войти в класс и чувствовать себя там как рыба в воде, то меня пугает сокращение педагогической практики. В московских вузах включенная педагогическая практика была достижением,  в результате выпускники МГПУ действительно спокойно входили в классы – у них за плечами была встроенная годичная практика. Сегодня у нас нет возможности это делать. Когда мы говорили о педагогической интернатуре, которая нужна нашим вузам, нас не услышали. Специфика и особенности высшего педагогического образования в новом Законе «Об образовании в РФ» не отражены, там есть культура,  физкультура и спорт, все что угодно, а в любое учреждение приходит педагог, который учит и того, кто занимается искусством, и того, кто занимается спортом, и того, кто лечит,  и того, кто учит. Мне кажется, что есть ключевая позиция –  надо готовить учителя, способного научить учиться, а его в свою очередь  тоже нужно научить. – Тем не менее сегодня в школу придут бакалавры,  но директорский корпус сомневается в подготовке  этих специалистов на уровне, достаточном для преподавания. Не окажутся ли выпускники-бакалавры в некоем  нерабочем вакууме? Не сработает ли тут вхолостую педагогический вуз?- Сейчас в Москве мы попытаемся на базе МГПУ и МГППУ провести эксперимент  (Департамент образования в этом нас поддерживает) по педагогической  и психолого-педагогической интернатуре,  затем снова обратиться к депутатам или в правительство и по результатам эксперимента предложить все же внести изменения  в  Закон «Об образовании в РФ», так как интернам и их наставникам нужен какой-то правовой статус,  люди за все должны получать деньги. У нас ведь возникнет еще одна проблема с теми преподавателями, которые придут не из педагогических вузов. Их же тоже нужно где-то учить,  так почему бы не сделать это обучение встроенным в школу в рамках  педагогической интернатуры? Предположим,  дать им начальный курс как курсы повышения квалификации по методике, по педагогике и психологии, а потом  предложить некую годичную практику в детском саду или в школе (в зависимости от специфики будущей работы) со сдачей квалификационного  экзамена по допуску к работе. Практикующим врачом и адвокатом просто так человек сегодня  не станет, но почему так легко и просто можно стать практикующим педагогом? Но мы  не убедили законодателей, что нужно прописать в законе педагогическую интернатуру, теперь вся надежда на то, что она может быть прописана в московском законе об образовании, который учтет специфику столичного образования. Тем более что у Департамента образования и Московской городской Думы есть намерение написать хороший и нужный всем образовательный закон, опираясь на предложения педагогического сообщества столицы.- А что бы вы внесли в московский закон об образовании?- Я бы использовала прежде всего нормы Федерального закона «Об образовании в РФ». Там есть хорошее положение о сетевом образовании, прописано, что это может быть и как это должно быть. У нас даже в рамках трех городских вузов – МГПУ, МГППУ, МИОО – вполне возможно сетевое образование. Хорошо бы прописать в московском законе какие-то возможности для реального  осуществления этого сетевого образования. Тогда можно было бы сделать идеальный процесс, когда  возник бы своеобразный холдинг (не имею в виду организационно-правовую форму)  – сетевой вуз, когда студенты могли бы спокойно  перемещаться, общаться с преподавателями разных вузов, набирая себе модули, кредитные баллы. Вообще это моя давнишняя мечта, когда я приходила в МГПУ, знакомилась с опытом Санкт-Петербурга, но у них  тогда не получился проект «Мобильность студентов Санкт-Петербурга». Коллеги  пытались выстроить вузовское сетевое взаимодействие, но им помешал закон – неизвестно было, куда зачислять студентов, какой диплом выдавать. Если бы удалось каким-то образом прописать  это в нашем московском образовательном законе, можно было бы выстроить сетевое взаимодействие столичных вузов, даже не объединяя их физически или юридически, так как процесс объединения  – процесс сложный и не всегда однозначный.- Раз уж вы упомянули об объединении вузов, то спрошу:  как идет процесс объединения МГПИ и МГПУ? – Де-юре объединиться не проблема,  де-факто главная сложность в работе с  людьми. Может быть, мудрость нашего руководства – и Правительства Москвы, и Департамента образования, и президента МГПУ Виктора Рябова, и нынешнего ректора Александра Кутузова –  позволила не создать  взрывоопасную ситуацию в студенческой среде, потому что в обоих вузах были собрания, встречи с Виктором Рябовым и Александром Кутузовым, разговоры и со студентами, и с преподавателями,  и со студсоветами, когда  удалось обсудить все плюсы, минусы, риски. Преподаватели в свою очередь объясняли студентам, что и как будет происходить, что все они останутся в тех же зданиях, что ничьи права не будут нарушены.  Поэтому к моменту нашего реального объединения де-юре студенты были уже готовы, им все было ясно и понятно. С преподавателями было все сложнее.- Вы сокращали преподавателей?- Нет, не сокращали, все осталось то же самое. Проблема была в том,  что  была разная педагогическая нагрузка в разных вузах, кто-то оказался в более привилегированном положении, кто-то – в менее, что произошло объединение некоторых кафедр, которые были одноименными, и не было смысла держать их необъединенными. Если происходило объединение кафедр,   то менялись заведующие, и мы рассчитывали на мудрость и человечность заведующих. Но процесс объединения еще не завершен, он идет, так как мы вместе всего полгода, а это очень малый временной период. Нужно, чтобы прошло немало времени, чтобы все притерлось. Но изначально было принято решение, что мы не будем предпринимать никаких резких шагов в течение нынешнего учебного года, а весной будем уже конкретно разбираться с людьми, чтобы они не потеряли работу и нагрузку.- А какая-то общая программа развития объединенного вуза уже есть?- Такая программа в процессе формирования, потому что у нас появилось много разных научных подразделений, и нужно понять, как их встроить в наш НИИ СО или в какие-то центры,  оптимизировать  аппарат управления вуза, объединившись и поняв, что меньшим количеством людей можно успешно выполнять какие-то функции. Мне кажется, мы найдем какие-то внутренние ресурсы для  оптимизации ставок. В управлении вузом есть вещи, которые уже давным-давно нужно автоматизировать, делать  электронные системы управления, электронный документооборот. Когда вуз не имеет собственного кампуса, когда он разбросан по округам Москвы, необходима четкая связь.- Сегодня Департамент образования очень много внимания уделяет повышению квалификации и обучению управленческого корпуса в системе образования, формированию резерва.  Не кажется ли вам, что главной в обучении чиновников должна быть все же высшая педагогическая школа?  Но готовы ли  столичные педагогические вузы дать им то, что ныне дают Высшая школа экономики, Московский университет управления, Финансовый университет  и другие столичные вузы?-   Может быть, эти столичные вузы дают управленцам теорию, которая, наверное, когда-то пригодится им в этой жизни. А в педагогических вузах, уверена, можно было бы сочетать эту теорию с  живой практикой, мы, конечно, способны это сделать. У нас учатся в магистратуре многие директора образовательных учреждений, после окончания нашей аспирантуры многие управленцы  как практики защищают диссертации, очень интересные  диссертации для московской системы образования.Вопросы задавала Виктория МОЛОДЦОВА На минувшей неделе Елена Геворкян отметила юбилей. Журналисты «Учительской газеты» присоединяются  к многочисленным поздравлениям и добрым пожеланиям, которые Елена Николаевна получила в этот  день  от своих друзей и коллег.

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте