На чтение: ≈ 19 мин.Вот уже более двух недель министр образования Исаак Калина входит в курс дела. В этом ему помогают встречи с различными категориями столичных участников образовательного процесса. Одна из таких встреч состоялась в Музее образования с группой директоров, входящих в некий совет директоров. Что интересно, встреча, по словам ее организатора – ректора МИОО Алексея Семенова, была тайной. Во всяком случае, корреспондента «УГ-Москва» на нее не пустили, хотя слов об открытости и прозрачности нынче говорится ой как много. О чем же шла речь на этой «тайной сходке» и кто в ней участвовал? Об этом мы расспросили директора гимназии №1543 Юрия ЗАВЕЛЬСКОГО.
– Юрий Владимирович, по какому принципу подбирали участников встречи и кто это был?- Директоров приглашал Алексей Семенов. Были на встрече Ямбург, Менделевич, Евнина, Овчинников, всего человек 30. Впрочем, говорить об отборе не приходится, эта группа собирается постоянно. К нам приехал Исаак Калина и пригласил к разговору обо всем том насущном, чем мы живем, что нас волнует, о чем мы мечтаем.- Какое впечатление на вас произвел Исаак Калина?- Он показался мне очень уверенным в себе человеком, который понимает, какое место занимает и какие возможности у него есть сегодня.- О чем же говорили директора?- О плохом питании школьников, о ценах на питание, об отсутствии стекол… Словом, обо всем том, о чем можно говорить беспрерывно, эти проблемы никогда не закончатся. Я, честно говоря, ожидал более серьезного и глубокого разговора. Ведь он продолжался более трех часов.- Ваше выступление на встрече произвело впечатление и на Калину, и на ваших коллег-директоров. О чем вы говорили?- О трудном положении гимназий и лицеев, о том, что нужно сделать все, чтобы в столице не было двоечников.- Это, на ваш взгляд, реально?- Вполне.- А что мешало это сделать раньше?- Осознание реальных путей в этом направлении. Проблема успеваемости – одна из наших застаревших, которую мы переживаем в течение многих десятилетий – и в течение 70 советских лет, и в течение последующих постсоветских. Ведь вольно или невольно, но мы занимались очковтирательством, выдавали желаемое за действительное. Я с этим столкнулся еще в 1950 году, когда начал работать в школе на Украине. Меня, молодого учителя, единственного, имевшего высшее образование (я окончил МГУ), назначили завучем. Опыта работы у меня не было, поэтому первый же мой отчет в роно вызвал удивление: в нем были двоечники. Меня вызвали в роно и сказали, что не может быть такой успеваемости, но это была правда. Потом закончился учебный год, и я оставил на второй год 38 двоечников из 1500 учеников школы. Я считал, как нормальный человек, не обремененный никакими традиционными представлениями, дурными привычками, не понимавший никакой конъюнктуры, что если дети не освоили программу, их переводить в следующий класс нельзя. Из меня сделали фаршмак, но тогда я сумел отстоять свою позицию. Мне нечего было терять. Следующий год, когда эти ребята остались на повторный курс, многое мне объяснил. Я понял, какую глупость сделал, что второгодничество – огромное зло для ребенка. Больше никогда я этого не делал.- Вы решили, что второгодничество – зло?- Что такое второгодничество и второгодники? Дети ведь бывают разные. Есть ребята малоспособные, есть те, кто трудно усваивает материал, есть те, кто вообще активно не хочет учиться и этого не скрывает. В 1950 году в той моей первой школе были дети запущенные, которые три года не учились, ведь она находилась во время войны на оккупированной территории. Легко себе представить внутреннее состояние этих детей. Но я понимал: если не заставить их второй раз пройти курс, они не смогут дальше овладевать учебным материалом. Что получилось? Второгодник – человек, который приходит 1 сентября снова в тот же класс по цифре и букве, он на год старше других учеников, его никто не знает в этом классе, его не знают многие учителя, которые учат детей в том классе, в котором будет учиться второгодник. Он садится за самую последнюю парту, и ни одному учителю в сущности не нужен, так как для них он – лишняя головная боль. Учителя совершенно не знают его самого, его психологии, его менталитета, характера, умственных способностей, тех конкретных пробелов в знаниях, которые у него есть по тем предметам, из-за которых он остался на второй год, потому что для него это новые учителя. И вместо того, чтобы второй год обучения в том же классе его поднял, он еще ниже его опускает. Когда этот год закончился, то те ребята, которых я оставил на второй год, остались такими же, какими были, а на третий год их оставлять уже было нельзя. Вот тогда я и понял: то, что я сделал, глупо. Не потому, что я не послушал начальства, а потому, что это по сути неверно. До сих пор я считаю, что второгодничество зло и оставлять детей на повторный курс нельзя.- Этот важный педагогический урок был получен вами в сравнительно маленьком городке на Украине. Но теперь вы работаете в мегаполисе, и тот урок для вас по-прежнему актуален? Ведь тут дети, которым многое дано и многое они могут получить. Ситуация с отстающими повторяется и тут?- Разумеется. И в Москве я старался сделать все возможное, чтобы второго года не было. Но это давалось колоссальным трудом.- В чем же трудность?- Не в детях – в учителе. В классе собраны 25 человек, и это разные ребята. Представим себе теоретически какой-нибудь класс, в нем несколько талантливых ребят (они могут быть даже в обычной школе) с ярко выраженными способностями. Наряду с этим есть ребята, у которых этих способностей нет, – они с большим трудом осваивают программный материал. В этом классе есть ребята, у которых внимание может быть сконцентрированным, – им не нужно больших усилий для того, чтобы это внимание сосредоточить на том, что говорит учитель. Есть в этом классе и ребята, у которых внимание рассеянное, и им трудно его сконцентрировать на том или ином учебном материале. Есть ребята, у которых цепкая и прочная память, они с ходу запоминают многое из того, что взрослый человек с ходу никогда не запомнит. Есть ребята с разным отношением к учению, они не скрывают, что не хотят учиться, более того, они этим фрондируют. Вот на уроке всех этих ребят учителю надо объединить вокруг себя и вокруг той информации, того учебного материала, который учитель хочет им преподнести. Представим себе урок первичного усвоения знаний, с которого начинается тема. Эта тема может состоять из десяти, пятнадцати, а может и тридцати уроков. Этот урок – тот старт, который дает возможность ученику успешно изучить всю предстоящую тему. Многое будет зависеть от этого урока. Я внимательно смотрю на открытых уроках на ребят, иногда сажусь не за последнюю, а за первую парту, иногда ставлю стул около первой парты, поворачивая его углом, чтобы смотреть на лица ребят. По их выражению, их глазам, их реакции я вижу, как каждый из них усваивает то, что говорит учитель, разбираюсь, понимает ли он учителя или нет. – Всегда ли и всем ли учителям удается сделать так, чтобы урок был успешным для каждого ученика?- К сожалению, нет. Для этого нужно иметь очень большой опыт. Как на природе, в лесу не каждому дано увидеть, рассмотреть каждое дерево, каждый листок, каждый отблеск солнца, который падает на это дерево, этот красный ствол сосны. Для того чтобы увидеть все это, нужно знать и любить природу. Лесник, который постоянно находится и живет в лесу, все это видит. Я, городской человек, не всегда это могу увидеть. Точно так же и на уроке: учитель, который работал много лет, у которого накопилось много наблюдений за ребятами, у которого выработалась методика как бы на кончиках пальцев, это может сделать. Я видел учителей, которые чувствуют методику, способны к передаче знаний не только умом, но и в самом деле кончиками пальцев. Это дается многократным повторением одного и того же, множеством уроков, которые дал учитель.- У таких учителей, выходит, нет детей, которые остаются на уроке вне зоны их влияния и которые становятся двоечниками? Или у них тоже есть эти проблемы? – Нет-нет, такие проблемы бывают и у опытных учителей тоже. Но их значительно меньше, а может быть, у таких учителей их вообще нет. – Означает ли это, что проблемы появляются у тех учителей, которые не стали профессионалами в том широком смысле, который должен быть? И как решить такую проблему? – Представим себе, что начался все тот же урок первичного усвоения знаний, который мы часто называем уроком усвоения нового материала. Я слежу за детьми, которых в своей гимназии уже хорошо знаю. Поэтому, когда я присутствую на уроке, мне не важны те мальчик или девочка, которые все усвоят. Мне важны те двое в классе, фамилии которых как неуспевающих я, как правило, особенно часто слышу на педсоветах. Я слежу за их ответами, если учитель им задает какой-то вопрос, вижу, как они реагируют на все происходящее на уроке. Я смотрю: сначала у всех, в том числе и у этих двоих, ребят абсолютное внимание, но потом кто-то из этих ребят начинает испытывать по ходу урока определенные трудности. Почему? Потому что не успевают за темпом, в первую очередь, – учитель быстро говорит, ориентируясь на среднего ученика. А есть учителя, которые невольно обращают внимание и ведут урок в расчете на сильных детей (сильные дети провоцируют их своими ответами, поднятыми руками, своей активностью, и учителя подсознательно поддаются на эти провокации). При этом они не обращают внимания на этих двоих, которые не могут работать в предложенном учителем темпе, они не успевают за мыслью. Им нужно многократное повторение одних и тех же слов, ведь на уроке первичного усвоения знаний, как правило, учитель дает совершенно новые определения, те определения, которые так важны для последующего усвоения темы. Один ученик вспомнит их с ходу, а отстающий не сможет, ему нужно, чтобы учитель многократно повторил эти определения. Ему важно, чтобы на уроке учитель чуть-чуть по-другому все объяснил, так как какие-то сложные понятия ему непонятны. Ему важно, чтобы они были преподнесены таким образом, чтобы их можно было связать с тем типом мышления, который у него есть. Таким образом, учитель должен быть таким, чтобы о каких-то сложных вещах он мог говорить просто. – Но тогда учитель должен постоянно ориентироваться на тот нижний уровень, который есть у этих двоих учеников, теряя при этом сильных? – Да, тут есть опасность. Но на уроке эти двое без особого внимания учителя могут «потерять урок», у них произойдет первый обрыв, первый сбой, когда связь между ними и учителем обрывается. Этот обрыв повлечет за собой непонимание, все, что последует на уроке дальше, они уже усвоить не смогут. Вот так на уроках рождаются наши двойки и двоечники. Причем это не единственный случай, они могут рождаться и по-другому, но это один из вариантов рождения будущих двоек. Это очень трудный момент. Тут учитель должен быть таким мастером, который бы, ведя урок и видя класс в целом, понимал, кто и как реагирует на то, что сейчас происходит.- Как режиссер, который все видит и выстраивает композицию урока? – Учитель не должен быть режиссером в прямом понимании этого слова. Он должен обладать талантом передачи знаний, делать так, чтобы каждый, кто сидит в классе, понимал материал и усваивал его. Это дано не каждому учителю: в какой-то степени это природный дар, а в большей части дается опытом. Даже если у человека 10-15-20 и более лет стажа, эта способность может у него отсутствовать.- Скажите, а в принципе учителя ставят тройки тем, кто знает на тройку? Это нынче распространенное явление?- Нет. Скажу, что текущие двойки учителя ставят. Но вот наступает конец четверти. К сожалению, уже в сознании большинства учителей понимание того, что теперь, после двух месяцев работы, независимо от того, усвоили ли материал те или иные ученики, у них не должно быть двоек. – Кто это говорит учителям – директор, завуч?- Это говорит завуч, это говорит директор, а директору говорят другие люди, а этим другим людям это говорят еще другие люди. Мы друг другу это говорим… Вы знаете, я обратил внимание: если раньше в школе были учителя, которые активно сопротивлялись этому давлению, то теперь их много меньше, если не сказать, что нет совсем. Помню, у меня работала учительница от Бога Ирина Николаевна Деева (учитель математики), настоящий трудоголик, которая не щадила себя в работе с детьми, она была удивительно требовательна к себе, но при этом не менее требовательна к детям. Я не мог очень часто уломать ее, чтобы она не ставила плохие оценки, говорил: «Ирина Николаевна! Ну нельзя, чтобы у нас в 8-м классе «Б» были пять отстающих ребят, имеющих пять двоек. Ну давайте этим двум поставим «два», а этим трем – тройки!» Она отвечала: «Ни за что!» Теперь таких учителей почти нет, за многие годы все усвоили простую мысль – она проста, как правда: «Заканчивается четверть, и у меня должны быть все ученики успевающими. Если у меня будут неуспевающие, следовательно, директор, завуч будут со мной говорить. Если я этого не пойму, у меня будут неприятности в жизни!» Так постепенно выработалась у учителя такая психология – учить надо без двоек, двойка – вообще нелигитимная оценка. – Персона нон грата?- Да, персона нон грата. Я работаю в школе почти 60 лет, при моем-то опыте нужно было бы с этим давным-давно смириться, махнуть на это рукой: «Ну и черт с ним, будем ставить тройки!», но я не могу.- А неужели вас, заслуженного человека, тоже могут куда-то вызвать и читать мораль по поводу двоек, выставленных в вашей школе?- Нет, со мной не связываются, хотя двойки в школе есть, и больше, чем в других школах округа. Лично меня никто не вызовет, и завуча моего тоже не будут трогать. Но разве дело в этом? Значит, Завельскому это дозволено, а была бы другая фамилия, то не дозволено? Но это же полная чушь.Что делать, как научить учителя видеть всех детей в классе, Юрий Завельский расскажет в следующем номере «УГ-Москва». Следите за нашими публикациями, они могут помочь вам в работе.
Выбор читателей
Комментарии