Дружина. Отрывок из книги «Lucidity. Сны о режиссуре»

Ильгар Сафат – азербайджанский театральный и кинорежиссер, сценарист, прозаик, поэт. Родился в Баку в 1972 году. Окончил Азербайджанский педагогический институт им. М.Ф.Ахундова по специальности «педагог русского языка и литературы» и Высшие курсы сценаристов и режиссеров в Москве (мастерская Владимира Хотиненко). Работал на Дальневосточной студии кинохроники в Хабаровске. Его документальный фильм «Корни Неба» включен в библиотеку Американского музея естествознания. Сценарист и режиссер полнометражного художественного фильма «Участок», выдвинутого от Азербайджана на соискание премии «Оскар» в 2010 году. Картина демонстрировалась на многочисленных кинофестивалях, получила ряд международных призов, включая Hollywood Young Artist Awards, California Golden Awards и др. Награжден дипломом правительства Москвы «За вклад в развитие культурного диалога и взаимопонимания между народами». Публиковался в различных литературных журналах. Автор более ста песен.

Небо выплеснуто густой синевой над желтой степью. Степь выжжена солнцем и огнем боевых пожарищ. Русь беременна битвами и грядущим величием. Но время, время еще не стало осязаемым, о нем мы знаем только понаслышке. Время – это лишь молва, чей-то вздорный вымысел, сказ юродивого, побиваемого камнями. В него никто не верит, им никто не дорожит.Желтую степь пересекало черное племя изможденных людей, в которых никто бы не дерзнул опознать некогда доблестное, бравое воинство князя. Был среди них и я, воин княжеской рати, не последний из княжеских храбрецов. Из какого похода мы шли и с какой силой столкнулись, я не помнил. Должно быть, голову мне перешибло ударом подлого супостата. Товарищей своих я тоже вспомнить не мог, ни имен их, ни лиц, хотя не первый день делил с ними все тяготы бесславного похода. Шли из последних сил, не веруя в спасение. От голода и ран гибли самые стойкие. Шли пешим ходом. Коней всех съели. Припасов больше не оставалось. За полевую мышь готовы были обнажить мечи друг против друга, но раздобыть мы не могли и мыши полевой. Скрип обоза, груженного трупами, до сих пор разносится в моей голове, но под кованым шлемом ему тесно, и он покрывает собою все ночное пространство, усеянное звездами. Я лежу в траве и чувствую, как дышит земля. Прислушиваюсь к тишине, из недр которой смотрят на меня слепые звезды. День – ночь, день – ночь. Идем уже долго, а конца этим диким просторам не видно. Но вдруг между желтым ковром земли и густой синевой неба показывается белая полоса. Белокаменные стены кремля. Мы не верим глазам своим. Если это мираж, то он уже вторгся в наше земное пространство. У крепостных ворот, по ту сторону рва, перед разводным мостом стоят на изготовке воины. Лица их суровы. На нас взирают как на пришлых. Не узнают некогда грозную силу, бывших защитников своих, бывалую дружину князя. Как на собак смотрят, набежавших из диких степей в поисках кости. Из нас один, что побойчее, кричит, чтобы опускали мост. Мол, княжеская рать вернулась. Поход был, правда, неудачен, но мы сражались как могли, себя не осрамили. И князь меж нас, его хотя и не узнать, так исхудал и обессилел он в дороге, но все же князь он, наш отец, ему служить беспрекословно мы целовали крест. Но там, за ямой крепостной, из всадников, похоже, главный, в собольей шапке щеголь гнусный, татарским прищуром на нас глядит и усмехается:  «Бродяги жалкие, как смеете вы лгать нам! За князя выдавать убогого пройдоху! Наш солнце-князь, мы знаем верно это, погиб в бою неравном! Его отпели мы уже! Народ оплакал горе! Княжна-красавица потерю неизбывную слезами залила, но жизнь берет свое! И женщине, когда она в соку, негоже быть одной: мы к пиру свадебному уж готовим яства, а вы явились шутки тут шутить, что князь, мол, жив! За шутки дерзкие вам всем, собакам тощим, сидеть на кольях и на вратах висеть на корм воронам!» Мы испугались, что и правда нас примут не за тех, кто есть мы, и придадут жестокой казни. Суровы нравы на Руси. Не заслужили мы такого обращенья и молча достаем мечи, готовясь к битве. Но снова тот, что побойчее был средь нас, решил, что время понапрасну терять не стоит. Письмо, рукою княжеской написанное, к стреле он привязал и запустил ее через высокую преграду стен крепостных. Стрела прошила синеву дневного неба, едва лишь солнце не задев, и оказалась в городе родном. И вот, сметая все, народ, узнавший княжескую руку, пошел крестовым ходом нам навстречу. И началось братание людей. На площадях брат обнимает брата.