На чтение: ≈ 6 мин.Известный российский критик, литературовед, писатель, публицист, телеведущий и педагог Александр Архангельский с начала года в лектории «Прямая речь» уже прочел две лекции по литературе – про две великих книги «Войну и мир» и «Доктор Живаго». 31 марта Архангельский обсудит со слушателями лектория, что такое чеховский рассказ.
А на февральской встрече Александр Николаевич рассматривал роман Пастернака как христианский. Почему же Александр Архангельский называет «Доктор Живаго» христианским романом о проигравшем герое?
В начале лекции он напомнил слушателям, что Борис Леонидович Пастернак писал роман «Доктор Живаго» очень долго – почти 10 лет. И это происходило в промежутке между двумя его переводческими работами – над «Гамлетом» и «Фаустом». Между двумя полюсами – полюсом бездействия (отказ от воли в «Гамлете») и полюсом преобразующей, но губящей энергии (в «Фаусте» воля может менять мир).
И в ключевых героях романа Пастернака Архангельский видит и фаустовское, и гамлетовское начало. У Юрия Живаго побеждает гамлетовское начало, Антипов-Стрельников – воплощение воли и активного действия.
Сам роман модернистский, хотя и производит впечатление русского реалистического, классического романа. В нем можно четко выделить две части. До 1917 года повествование идет хронологически точно. С 1917-го – все меняется, появляется масса неточностей, уже неважно, прошло 5 или 10 лет с какого-то момента. И объяснение этого факта такое: первая часть – про жизнь, вторая – уже про житие, где хронология не так важна.
Земная история главного героя оканчивается крахом, смертью. Однако сам роман завершается вечностью. Завершается не прозой, а стихами. И предопределенность оборачивается непредсказуемостью.
Если бы Юрий Живаго просто умер в трамвае, то это был бы роман о поражении. Но его стихи вершат суд над веком. Жизнь частного, слабого, проигравшего человека Пастернак соотносит со Страстной неделей Христа.
Первое стихотворение цикла «Гамлет» более всего похоже на то, как писал бы реальный человек Юрий Андреевич Живаго.
Дальше идет поэтическое раскачивание между жизнью и смертью. И наиболее ярко показано существование между жизнью и смертью в стихотворении «Август». Это встреча со смертью и обещание воскресения. Торжество жизни в самой сердцевине смерти – Преображение Господне.
Борис Пастернак своим поэтическим циклом ставит судьбу Юрия Живаго, не справившегося с жизненной задачей, на фоне Страстной недели. И вечность восстанавливает проигравшего героя в правах – он выполнил свою задачу преображения жизни в стихи.
В следующих после «Августа» стихах соединяются все события. В «Рождественской звезде» библейские события переносятся в Советскую Россию. Это значит, что они происходят всегда и везде. И в этой жизни, которой живем мы.
Чтобы евангельские события не показались читателям чисто русскими, Пастернак в «Рождественской звезде» переносит их в разные точки мира и в объединяющую все Вселенную. Затем – обратно в Иерусалим.
В последнем стихотворении цикла «Гефсиманский сад» проводится параллель с первым, с «Гамлетом». Однако это уже не театр, как в первом стихотворении, а настоящая трагедия выбора, трагедия принятия.
Гамлетовское начало обнаруживается в Христе:
Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства,
И был теперь, как смертные, как мы…
Это относится и к врачу-диагносту и поэту Юрию Живаго. Его поражение – не просто поражение, а добровольно принятое поражение, чтобы разделить судьбу со всеми современниками. Здесь страдательный залог переходит в действительный: не «мне выпало это», а «я эту участь принял».
И Юрий Живаго получает право свидетельствовать своими стихами на суде над веком. Он выиграл будущее для нас, потому что тетрадь со стихами сохранилась. И теперь каждый, кто читает стихи Живаго, проживает Страстную неделю, завершающуюся Воскресением. Так отдельный слабый, безвольный, проигравший человек стал частью всемирной истории и, может быть, ее средоточием.
Выбор читателей
Комментарии