На чтение: ≈ 17 мин.3 сентября, когда бесланский кошмар завершился трагедией, невиданной в истории современной России, я просмотрел десяток американских и европейских газет. Я думал, что самым частым словом в заголовках будет слово «дети». Я ошибался. Самым частым словом была фамилия. Путин. «Путин наказан чеченским терроризмом» (Financial Times), «Господин Путин, подавление терроризма только подпитывает его» (The Times), «Возможности Путина в кризисной ситуации ограничены» (The Wall Street Journal), «Путин попал в затруднительное положение» (Christian Science Monitor), «Крупнейший кризис Путина» (The Guardian).
Так вот оно что: в произошедшей в Беслане трагедии западных журналистов интересуют не страдания заложников, не гибель 330 ни в чем не повинных людей, не оборванные детские жизни. Всех интересует, что будет с Путиным. Оно и понятно: детей в России много, а Путин один. Путин. Путин. Путин. «Приведут ли теракты последних дней к падению рейтинга Путина?» «Скорректирует ли Путин свою чеченскую политику?» Создается впечатление, что те, кто пишет подобные статьи, ничего не знают ни о России, ни об элементарных законах политики. Нет, господа, никакого обвала рейтинга Путина не предвидится. В России, как и во многих других странах, трагедии подобного масштаба приводят к сплочению нации вокруг лидера, даже если этот лидер не столь уж привлекательная личность – лучший пример тому Джордж Буш после 11 сентября. Никакой серьезной корректировки чеченской политики, по крайней мере в сторону смягчения, не будет. Начать новую политику в Чечне – значит признать ошибочность старой, признать, что жертвы были напрасны, признать свою слабость и совершить политическое самоубийство. Что было бы с рейтингом Буша, если бы после 11 сентября вместо обещания сокрушить международный терроризм он начал каяться в грехах американского империализма и обещать смягчить американскую ближневосточную политику?
Тон большинства статей в западной прессе можно охарактеризовать как плохо прикрытое злорадство. «Россия в очередной раз продемонстрировала свою уязвимость», «Теперь России придется задуматься об изменении своей кавказской политики» и так далее и так далее. Британская «Financial Times» договорилась до того, что назвала дело террористов «достойным и правым», правда, оговорившись, что «любое нападение на гражданских лиц, и особенно детей, преступно и возмутительно». Что же это за «достойное и правое дело», ради которого сгоняют в спортивный зал сотни детей, не дают им воды и пищи, взрывают, а затем стреляют выжившим в спину? Кто-нибудь хотел бы видеть подобных защитников «достойного и правого» дела среди офицеров своей армии и полиции? Рискну предположить, что нет. Так почему вы считаете это нормальным и приемлемым для чеченского народа? Конечно, в западной прессе раздаются и трезвые голоса. Например, голос немецкого «Вельт»: «Жертвой варварского безумия этой акции уже стали остатки легитимности, которую мир готов был признать за устремлениями чеченцев… Кто решился бы доверить таким людям управление страной?», голос британского эксперта по вопросам безопасности Тима Рипли, не сомневающегося, что Россия получит поддержку западных стран: «Мы обязаны российскому правительству за его борьбу с терроризмом, никто из нас не обязан ничем исламским фундаменталистам». Но подобные голоса достаточно редки и почти тонут в общем хоре злорадства.
Между тем антироссийская кампания в западной прессе может иметь далеко идущие последствия как в России, так и на самом Западе. Во-первых, она усиливает антизападные настроения в России, причем усиливает их в той социальной и интеллектуальной среде, которая могла бы стать потенциальной опорой «западничества». Я просмотрел несколько форумов, посвященных обсуждению статей в западной прессе, форумов, в которых в основном участвуют молодые люди, имеющие регулярный доступ в интернет, интересующиеся политикой, многие из которых владеют английским языком. Лейтмотив 90% отзывов – негодование и возмущение. «Подонки», «сволочи», «мерзавцы» – этими эпитетами наши молодые интеллектуалы награждают отнюдь не террористов (с ними и так все ясно), а западных журналистов, а заодно и весь западный мир. Некоторые горячие головы предлагают даже назвать борьбой за независимость антиамериканские движения в Ираке и Афганистане и оказать политическую поддержку талибам и «Армии Махди», для начала предоставив их эмиссарам политическое убежище в России аналогично тому, как это сделали Британия и США в отношении чеченских сепаратистов. Надо ли объяснять, что подобные настроения являются питательной средой для идей националистов и «державников»? Я не коммунист, не нацбол и не жириновец. Я всегда считал и, несмотря ни на что, продолжаю считать, что успешное развитие России возможно лишь на пути тесного сотрудничества с Западом. Я знаю, что таких людей в России немало, но я знаю и то, что их становится меньше, потому антироссийская кампания на Западе выбивает из-под их ног и без того зыбкую почву и способствует их политической и психологической изоляции. Эта изоляция усиливает позиции «силовиков» и «державников», сторонников жестких методов «наведения порядка», и таким образом Запад получает обратный эффект.
К счастью, безответственная позиция многих западных СМИ не разделяется ответственными западными лидерами. Однако тревожит тот факт, что те из них, кто, как Шредер и Ширак, в последние дни выразил однозначную поддержку России, стали объектами массированной критики в своих странах за «оппортунизм» и «оправдание геноцида чеченского народа». Если это давление будет продолжаться, есть вероятность, что некоторые западные лидеры по внутриполитическим мотивам могут «скорректировать» свою позицию, что еще больше оттолкнет Россию от Запада и сделает ее менее демократичной. Но будет ли от этого лучше Западу?
Все вышесказанное ни в коей мере не означает, что мы должны закрыть глаза на многочисленные нарушения прав человека и преступления, совершаемые федералами в Чечне. Обо всех подобных случаях должно говориться честно и открыто, и каждый такой случай должен завершаться объективным судебным разбирательством. До тех пор пока российские суды будут признавать будановых невменяемыми, а офицеров, расстреливающих гражданских лиц, невиновными,критики России всегда будут иметь повод указать на нас пальцем и обвинить во всех смертных грехах. Российским властям нужно понять простую вещь: спасение имиджа страны – не в сокрытии очевидных фактов, а в их гласном, объективном расследовании с обязательным наказанием виновных.
Однако при освещении подобных фактов нужно иметь в виду несколько важных вещей.
Во-первых, преступления отдельных лиц не могут интерпретироваться как свидетельство преступности политики государства. Политика государства может признаваться преступной лишь при наличии официальных документов или заявлений официальных лиц, санкционирующих эти преступления. Пока таких свидетельств нет, говорить о том, что преступления, совершаемые «силовиками» при зачистках и в фильтрационных лагерях, доказывают преступность российской политики на Кавказе – все равно что сказать, что преступления, совершенные американскими военными в тюрьме Абу Грейб, свидетельствуют о преступности американской политики на Ближнем Востоке.
Во-вторых, говоря об ответственности за творящиеся в Чечне ужасы, эту ответственность нужно рассматривать как обоюдную. Опыт Югославии свидетельствует о том, что попытка возложить ответственность только на одну сторону конфликта поощряет другую сторону к эскалации насилия. Если верно то, что террор сепаратистов подпитывается жестокостью федеральных сил, то, безусловно, верно и обратное: в ответ на террор боевиков федералы звереют. Маховик насилия всегда имеет два привода. Перед тем как в тиши кабинета, за тысячи миль от войны вынести суждение, нужно задуматься о том, что одну и ту же ситуацию человек, находящийся в безопасности, и тот, кто находится в экстремальных условиях, связанных с риском для жизни, оценивают совершенно по-разному. И в соответствии с различием оценок они по-разному реагируют и по-разному действуют. В условиях партизанской войны солдат, который каждую минуту ждет пулю в спину, у которого перед глазами обезображенные трупы товарищей, который постоянно испытывает понятный человеческий страх, всегда будет видеть потенциальную опасность во всех незнакомцах, способных держать в руках оружие. Там, где нет линии фронта, где враг невидим, все мужчины будут казаться оборотнями, стреляющими по ночам из засады, а женщины – их пособницами, укрывающими боевиков и снабжающими их продовольствием. Реакция на подобный страх – почти всегда одна и та же: стремление устранить опасность любыми средствами, а заодно выместить свой страх и гнев на предполагаемых убийцах и их подручных. Поведение американских солдат в Ираке свидетельствует о том, что подобная реакция присуща солдатам любой, даже самой демократичной страны.
В-третьих, необходимо избегать двойных стандартов, так часто встречающихся как в западной, так и в российской прессе. Например, западная пресса переполнена сообщениями о страданиях чеченских беженцев, но там не встретишь даже упоминания о том, что еще до второй чеченской войны Чечню покинули более 200000 русских (исход аналогичного числа албанских беженцев из Косово был интерпретирован как «этническая чистка»), а также о тех страданиях, которые пережило оставшееся русское население в период правления Масхадова.
И, наконец, в-четвертых, западный мир должен отдавать себе ясный отчет в том, с кем именно ведет войну Россия. Можно сколько угодно упрямо твердить, что Россия ведет войну с чеченским народом. Но в Чечне не печатают долларов, необходимых для покупки оружия и организации терактов, и чеченский народ не производит на свет арабских и африканских бойцов. Значит, существуют отлаженные каналы переправки денег и людей. Отлаженные кем и для чего? Явно не чеченцами и явно не для борьбы за демократию западного типа. Тезис о том, что, несмотря на «отдельные связи» с международными исламистскими террористическими организациями, чеченское сопротивление все еще остается в рамках светского национализма и ограничивает свои цели борьбой за независимость, представляется по меньшей мере наивным. Недавнее прошлое учит нас тому, что везде, где в вооруженную борьбу проникает исламский фундаментализм, он разрастается подобно раковой опухоли, пока не поражает мозг. Так было в Афганистане, Ливане и теперь в Ираке. И Чечня здесь не исключение. Было бы верхом наивности полагать, что международные исламистские организации жертвуют миллионы долларов и сотни своих бойцов ради того, чтобы Чечня стала светским демократическим государством, и что фундаменталисты покинут Чечню, когда оттуда уйдут федеральные войска. Не стоит, господа, обманывать себя: какими бы ни были первоначальные устремления сепаратистов, в настоящее время реальное чеченское сопротивление, возглавляемое Басаевым и Аль Валидом (а отнюдь не Масхадовым), базируется в основном на идеологии и ресурсах исламских фундаменталистов. Эти люди могут апеллировать к Западу, спекулировать на ваших ценностях и ваших добрых чувствах, но они ненавидят западную цивилизацию, для них вы были и останетесь прежде всего «неверными», и Бен Ладен с муллой Омаром будут им бесконечно ближе, чем все западные правозащитники вместе взятые.
Если западный либерализм хочет выжить, его представители должны признать то, что уже признают наиболее трезвомыслящие и прагматичные западные политики и мыслители: сегодня в Чечне Россия удерживает один из важнейших фронтов в войне против международного терроризма и исламского экстремизма. Если когда-нибудь Россия будет вынуждена покинуть этот фронт, Западу придется занять ее место, как это произошло в Афганистане со всеми вытекающими отсюда последствиями.
После 11 сентября 2001 г. Патрик Бьюкенен, один из наиболее авторитетных политиков-республиканцев, писал: «Американцы должны понять, что в любом «столкновении цивилизаций» русские окажутся на переднем крае обороны Запада». Но эффективность обороны зависит от морального духа войск, доверия между союзниками, чувства «защищенной спины». Нет и не может быть никакой эффективной обороны там, где солдаты деморализованы пацифистской пропагандой, союзники презирают друг друга и все время ждут удара в спину.
Хочется верить, что у нас еще есть время, чтобы понять друг друга и стать плечом к плечу против общего врага. Но это время неумолимо уходит, и когда в эти трагические дни по России звучит погребальный звон, не спрашивайте, господа, по ком звонит колокол: он звонит и по вам.
Сергей ЛОСЕВ, ведущий научный сотрудник Самарского регионального центра гражданского образования
Выбор читателей
Комментарии