Екатерина Юрьевна ВЛАСОВА окончила исторический факультет Орловского государственного университета. По специальности она преподаватель истории и культурологии, однако за 9 лет педагогической деятельности ей довелось преподавать и обществознание, и МХК, и право, и ОРКСЭ. А кроме того, она еще и заместитель директора школы №5 Орла.
– Екатерина Юрьевна, существует мнение, что историю надо изучать только с позиции сухих фактов – сожгли Москву, завоевали Кенигсберг, разбили шведов под Полтавой и так далее. Согласны ли вы с этим, или все-таки история должна быть обязательно окрашена личным отношением педагога к описываемым событиям, чисто человеческими эмоциями или идеологическими штрихами?
– Я сторонник того, что история всегда должна быть эмоционально окрашена. Сухих фактов у нас и так хватает, дети их все равно должны знать. Однако информацию нужно воспринимать не только умом, но еще и сердцем, особенно если это наша родная история. Если информация задевает какие-то чувствительные струнки в нашей душе, она запоминается гораздо лучше и хранится дольше. К сожалению, времени катастрофически не хватает ни на что, приходится оперировать кратким изложением сухих фактов. Всеобщая история у нас нередко дается очень сжато, а порой и просто не по возрасту. Например, рано начинать изучать Древний мир в 5‑м классе, этот раздел даже для студентов сложен и не всем понятен, потому что там слишком много своей античной философии, много жестокости, да и целомудренным его назвать язык не поворачивается. А всеобщая поздняя история, которая преподается в старших классах, заключена в 28 часах и охватывает период с первобытного времени до конца XIX века. Тут времени остается только чтобы просто перечислить события, а уж какие эмоции они вызвали – можно лишь гадать.
– Учитель сам решает, что окрашивать эмоциями?
– Да, сам. Конечно, есть рекомендации, на чем стоит заострить внимание. Но история в контексте той или иной идеологии – это отдельный момент. Потому что особенность нашего предмета в том, что через него политики всегда пытались воздействовать на умы масс. И, к сожалению, быть вне идеологии мы просто не можем.
– Есть ли у вас авторские идеи преподавания истории?
– На конкурсном уроке я использовала цвет. Это была моя дипломная работа, смысл которой в эмоциональном насыщении учебного материала через цветовое восприятие тех или иных исторических событий. Цвет благодаря ассоциациям способствует запоминанию тех или иных исторических фактов, процессов, явлений. Очень неплохо это работает в младшем возрасте, когда объем материала очень большой и надо все это как-то запомнить. Красный – война, революция, агрессия; золотой – годы благополучного правления, синий – реформы; черный – террор; так далее. В старшем же классе дети уже сами пытаются анализировать эпоху, присваивая ей тот или иной цвет. Например, на уроке по Сталину, по 30‑м годам, дети должны были создать цветовую гамму. И они озвучили очень интересные идеи. Конечно, было много серого, мрачного, но был и оранжевый – одна девочка заявила, что этот цвет олицетворяет энтузиазм народа. Получается, что через цвет дети пытаются понять историю и добавить свои краски в общую палитру.
– Действительно, информация тем лучше запоминается, чем больше органов чувств задействовано. Но тогда следующий этап – использовать на уроках запахи и вкусы.
– Согласна, обоняние тоже можно подключить. И разыграть это в виде загадки – как эпохе соответствует тот или иной запах. А вообще, урок по Екатерине II я начинаю с золотого цвета. Почему? Потому что это золотой век дворянства. И мы весь урок разбираем, почему его так называют. Но это не нужно делать каждый день, может надоесть. Достаточно хотя бы парочку уроков в четверть.
А тактильное восприятие – обязательный элемент знакомства детей с предметами старины, с керамикой, деревом, глиной, камнями. История очень часто связана с конкретными изделиями, вот как раз их и надо предложить детям «на ощупь». История людей – это еще и история вещей. Мы несколько лет проводили выставки с детьми и родителями, они приносили реплики или оригиналы из той или иной эпохи – горшки, веера, цилиндры, прялки, чесалки, шлемы и так далее.
– Считается, что историк в школе просто обязан создать какой-нибудь музей – либо краеведческий, либо археологический, либо боевой славы. Вы согласны с этим?
– Нет, это не каждый может. Этим надо по-настоящему гореть и это надо понимать. Музей не может быть создан только потому, что «так надо». Ровно по той же причине живой уголок в школе должны создавать те, кто действительно любит животных и умеет за ними ухаживать, а не все биологи подряд. Кстати, даже если у вас в школе есть музей, который был создан вашими предшественниками, надо уметь с ним работать, иначе он просто превратится в помещение, набитое экспонатами.
– А как вы относитесь к открытым экспозициям в коридорах и рекреациях школ?
– Это хорошо, но они должны быть периодически обновляемыми, например, в рамках какой-нибудь предметной недели или праздника, того или иного события. Иначе люди привыкают и перестают замечать их. По той же причине выставки рисунков, какими бы красивыми они ни были, не могут и не должны висеть постоянно, теряется сам смысл их создания. И тем более неправильно раскрашивать стены теми или иными сюжетами, потому что очень сложно подобрать сюжеты, которые бы не приедались и постоянно цепляли бы взгляд, заставляли мыслить. Любая иллюстрация, любой рисунок в школе должен выполнять свои воспитательные и образовательные задачи, а это, увы, не может быть вечным.
– Зачем же тогда в кабинетах вешают портреты великих людей? Они же висят там постоянно, годами.
– Дело в том, что в своем кабинете учитель всегда может обыграть это, сослаться на того или иного человека, чей портрет здесь висит, обратиться к его наследию. Но если портреты просто повесить в коридоре, это мало кому будет интересно. Ну висит и висит какой-то бородатый мужик, который жил с такого-то по такой-то год. Нам-то что до этого?
– Некоторые считают, что учитель реализовался как предметник только тогда, когда его ученики выбирают его профессию. Согласны ли вы с этим?
– Нет, не согласна. Учитель реализуется иначе. Ученику может жутко нравиться мой предмет, но он выберет совсем другую профессию, и это нормально. У меня был ученик, который был замечательным оппонентом в дискуссии, с ним всегда было интересно беседовать на любом уроке. Но он техник и поэтому занимается программированием, компьютерами. И одно ничуть не мешает другому.
– А как вы считаете, история для гуманитариев и история для технарей – это две разные истории, которые должны быть изложены в разных учебниках, или не надо делать разницы?
– Я считаю, если ты преподаешь историю, нет разницы, кто перед тобой, математики или филолог. Более того, я считаю, что глубоко ошибочно думать, будто гуманитариям в истории интересны лишь слова и сюжеты, а технарям – только цифры и описания механизмов. Как это ни странно, но на открытых уроках по любому предмету математики всегда смотрятся очень выигрышно, потому что умеют логически рассуждать, высказывают свое мнение, сравнивают, анализируют. А преподавание истории должно зависеть от класса в целом, от особенностей конкретного коллектива. В одном классе я могу предложить дискуссию, потому что знаю – ее поддержат, а в другом это не получится, им интереснее выполнять что-то письменно или на компьютерах. Один коллектив любит решать задачи, другой – разыгрывать сцены или играть. Это все очень тонкие материи, которые нельзя автоматически проецировать на всех или просто заимствовать и пытаться внедрить у себя. Часто приходится искать подход интуитивно. В одном классе историю про Муция Сцеволу, который сжег себе руку, воспримут со слезами, в другом – со смехом. Поэтому и подача материала должна быть разная. Иногда надо что-то рассказать, иногда показать фильм, а иногда им лучше самим прочесть это в учебнике или дополнительной литературе.
А что касается истории для математиков, то не стоит думать, будто если мы наводним учебник для них всякими цифрами и задачами, то им он больше понравится. Математикам и без того хватает всего этого добра на своих уроках, а если их еще и тут будут пичкать цифрами… Надоест! Зато предметы гуманитарного цикла для них могут восприниматься как отдых, смена рода деятельности, переключения с одного типа мышления на другой.
– Вы сторонник линейной или концентрической системы преподавания?
– Плюсы и минусы есть и там и тут. Но сейчас мы все переключились на линейную систему, так как наверху посчитали, что концентрическая себя не оправдала. Правда, что касается обществознания, я с этим не согласна, тут линейная система менее эффективна. Хотя бы потому, что те, кто уходит из школы в 9‑м классе, будут полностью лишены блока «Право», который изучается в 10‑11‑х классах. И хотя предполагается, что все это им должны будут дать в колледжах и техникумах, есть большие опасения, что целостность восприятия будет серьезно нарушена. А вот в истории – да, линейная система лучше. В 9‑м классе объем сдаваемой детьми информации стал заметно меньше, XX век полностью перенесен в 10‑й класс. Это самый сложный блок, и его надо очень серьезно копать.
– Что вам дал конкурс «Учитель года»? И чего не дал?
– В первый раз я в нем участвовала 7 лет назад, когда только пришла в школу и отработала год. Меня туда делегировали, результат был предсказуемым, но это дало очень сильный толчок к развитию. Я побывала на конкурсе, увидела, чего у меня нет, поняла, к чему стоит стремиться, посмотрела, как работают другие. Это очень ценный опыт. Возможно, я бы и так развивалась, сама по себе, но конкурс показал, в каком направлении двигаться, какие пласты стоит поднять и на что обратить внимание. Не зря же говорят, что для развития надо выйти из зоны комфорта. Так вот, конкурс – это всегда выход из зоны комфорта. А те, кто в нем не участвует, наоборот, всеми силами стараются остаться в этой зоне, считая, что это для них лучше. Мне пришлось переступать через себя, чтобы что-то открыть и понять. И потом, не стоит забывать, что молодые учителя нередко оказываются один на один с проблемой, их просто бросают в воду, чтобы сами научились плавать. Конечно, есть и наставники, и профсоюз, но все равно это не то. И только спустя годы человек начинает понимать, что же ему надо для развития. А конкурс – это возможность собрать все свои силы и все свои наработки в единый кулак, понять, в чем ты силен и что надо бы подкачать, разложить все по полочкам и добрать недостающее. Плюс на конкурсе тебе активно помогают, тебя поддерживают, что очень важно для любого человека, а особенно для молодых учителей. Поэтому, я считаю, молодых и правда надо туда направлять.
Но вот во второй раз я шла на конкурс вполне осознанно. Правда, я надеялась сделать это через год, но так сложилось, что моим годом стал 2018‑й. Понятно, что выложилась по полной. Но не ошибусь, если скажу, что тяжело не столько на самом конкурсе, сколько после него. И тяжело в том плане, что ты все проанализировал, понял, что надо исправить, вернулся в школу… и оказался опять в той самой зоне комфорта. Там была движуха, а здесь – быт. И очень важно себя не потерять, не разочароваться в профессии, сохранить энтузиазм и постараться реализовать его, в той или иной форме. Возможно, оставшись в конкурсном движении.
Конечно, есть у конкурса и противники. В частности, те, кто считает, что мы бросаем детей, разъезжая по конкурсным мероприятиям. На самом деле это не совсем так, потому что позволяет нашим детям стать более самостоятельными. У нас даже в контексте конкурса родится школьный проект «Наставник», в рамках которых одни дети помогают другим, поддерживают их. Дети болеют за своего педагога, и это хорошо.
Комментарии