На чтение: ≈ 32 мин.Ровно десять лет подряд, с 1975 по 1985 год, в первые дни августа всего на несколько часов зажигались цирковые огни легендарного пионерского лагеря Академии педагогических наук СССР «Маяк». Его руководитель выдающийся практик воспитания, вдохновитель и разработчик педагогики поддержки Олег Семенович Газман говорил, что игра и творчество – самые чудодейственные средства развития человека. И добавлял с улыбкой: «Мы играем в пионерский лагерь. И нам эта игра нравится». Об одной из самых любимых забав маяковской педагогики, и не только о ней, мы поговорили с близким другом Олега Газмана вожатым-коммунаром и профессором медицины Андреем ЛЕКМАНОВЫМ.
– Андрей Устинович, давным-давно писатель Симон Соловейчик придумал новую рубрику для «Учительской газеты» (он работал тогда ее московским корреспондентом) – «Опыт передачи опыта». Речь шла о знаменитой педагогике сотрудничества. На ваш взгляд, в воспитании опыт передается? Педагогика, о которой слагают легенды, тиражированию подлежит?
– И «Орленок» (О.С.Газман руководил воспитанием в пионерском лагере ЦК ВЛКСМ «Орленок» в 1964‑1965 гг. – Прим. ред.), и «Маяк» не совсем обычные явления даже в масштабе мира, не говоря уже о советской действительности. Это не совсем нормальная по обычным меркам жизнь. Такие коллективные произведения души, педагогического мастерства требуют колоссальной самоотдачи, чтобы их осуществить. После чего они могут, наверное, каким-то образом распространяться. Так что, по-моему, дело это исключительное, специально придуманное, требующее постоянного развития и осмысления, что очень важно.
Но самое главное слово тут – «развитие». «Маяк» прожил вместе с Олегом, под его руководством, 12 лет, с 1973 по 1985 год, и все это время был в постоянном развитии. Если взять отдельные выдающиеся коллективы в нашей стране (например, коммуну у Макаренко), то главное, что их отличает и бросается в глаза, – это постоянное развитие. Сначала Макаренко бился с дисциплиной, потом устроил так называемое детское самоуправление с дежурными командирами. Потом появились сводные отряды, которые в отличие от постоянных создавались всякий раз под новую отдельную задачу (прополоть картошку, наколоть дрова, снять урожай).
Обычно вечером коммунары отчитывались перед советом командиров о проделанных делах. А на следующий день отряд снова распадался на сводные команды с новыми командирами. То есть вчерашний командир Пупкин становился обычным пионером, что создавало идеальную внутриотрядную систему сдержек и противовесов. Макаренко считал это одним из самых больших своих достижений: не постоянный состав отряда, а в зависимости от поставленной задачи. Одна из таких задач была обозначена в 1932 году под Харьковом -всем вместе нужно сделать завод пленочных фотоаппаратов. И подобных примеров было много. Развитие по нарастающей, нон-стоп, определяет сущность подлинной творческой педагогики, которую Олег называл открытым воспитанием.
Примерно то же самое переживала и Коммуна юных фрунзенцев (КЮФ), созданная в Ленинграде в 1959 году. Ей «Орленок» обязан ключевыми принципами своего существования. Она вначале была организацией достаточно фанатичной и закрытой и в чем-то остается такой до настоящего времени.
– Можете привести пример?
– Пожалуйста. Друзья-коммунары хотели Вадика Жука (известный поэт, автор передачи канала «Культура» «Обыкновенный концерт» с Эдуардом Эфировым». – Прим. ред.) изгнать из коммуны за то, что, когда все пололи свеклу, он занимался стихосложением и прочими «художествами». Очень жесткой была поначалу эта альтернатива пионерии. Потом коммунары потеплели, но не сразу, не без сложностей роста. То есть все пребывало и познавалось в развитии.
Закон расширения времени
– Сегодня многие горюют, что их детям не достался кусочек «Маяка» или «Орленка» времен Газмана. Это обидно и странно, согласитесь: у Олега Семеновича лагерь складывался с любыми вожатыми чуть ли не на третий день после заезда, а у нынешних начальников это не всегда так просто получается.
– Этого вообще никто не понимает до сих пор. И абсолютное большинство маяковцев тогда это не волновало, не должно было волновать. Да и вожатых (кроме тех, которые вросли в эту историю и приезжали в «Маяк» из года в год, словно по зову невидимой трубы) тоже не волновало. Олег постоянно анализировал, чего он хотел, чем дышит дружина (поделенная им на две братские половины – на малышей и старших: лагерь «Ма» и лагерь «Як»), что происходит в каждом отряде, чего в нем не происходит, вопреки его усилиям. Так, в 1974 году он создал СТО – спортивно-трудовой отряд. Не ради красивой аббревиатуры, а для того чтобы у самых старших ребят (комсомольцев) появилась своя взрослая жизнь, новая форма интересов. Чтобы они чем-то занимались, а не ходили от скуки в лес покурить, как это было до преобразования 1‑го отряда в СТО.
Потом приехали липецкие вожатые, ученики Сталя Шмакова, и началось изменение всей структуры педагогического коллектива. Олег пытался воссоздать атмосферу развития по модели «Орленка» 1964‑1966 гг. Вот за такую эволюцию системы воспитания мы бились. Тут были свои минусы, провалы, но продолжалось развитие. Детям было интересно, разыгрывались интересные общелагерные дела, а в 1975 году впервые – пионерский цирк.
– Когда мы только познакомились с Милославом Балабаном в 1989 году, он поразил меня признанием, что основные идеи своей знаменитой фундаментальной работы «Школа-парк» (правда, тогда, в 1989 году, этого понятия еще не было, речь шла о службе интеллектуального обеспечения вместо мануфактурного вышколивания детей) почерпнул из книги… «Педагогика для всех» Соловейчика. И еще он сослался на разновозрастные отряды Антона Макаренко. То есть новый проект здания школы, противоположный классно-урочному, создавался с опорой на труды Макаренко.
– Могу добавить слова Соловейчика из нашего с ним разговора. Он утверждал, что Макаренко изобрел коллектив (отряда, сводного отряда, той же колонии), а Игорь Иванов, основатель КЮФа, – творческий коллектив.
– А Газман?
– Он придумал главное, к чему должны стремиться дети, – гуманизм, человечные отношения с товарищами и вожатыми…
Готов предложить свою гипотезу, как это получилось. Если «Орленок» с его бирюзовым морем и белым песком все-таки был элитным местом, куда посылали лучших детей со всей страны по путевкам ЦК комсомола, то «Маяк» – самым обычным лагерем с умывальником на улице и простыми дощатыми домиками в хвойном лесу. До Москвы всего 45 километров, так что родители рядом: позвони – приедут, заберут, если нечаянно нахлынет грусть. В «Орленке» сходивших со ступенек автобуса с чемоданами детей тут же переодевали в единую очень достойную форму («шведка», шорты, ветровка – у каждой дружины свой колер). А в «Маяк» все изначально приезжали разные: один в джинсах стильных, а другой в мышиного цвета школьной форме.
– Разве это имеет значение? В чем именно состояла проблема?
– В своей личной одежде дети становятся более уязвимыми для посторонней критики: одежда выдавала уровень жизни, подчеркивала индивидуальность и т. д. Поэтому в «Маяке» на первый план выступил гуманизм, гуманные отношения между ребятами разных сословий, поколений, вкусов, образа мыслей. Пусть прозвучит пафосно, но это правда: ради этих отношений наши воспитанники сдавали путевки в «Артек», солнечную Болгарию и мчались в свой «дождливый и теплый «Маяк», как поется в песне.
Одна бывшая пионерка призналась мне недавно (мы случайно оказались на общем дне рождения): «Я была в «Маяке» только одну смену и запомнила эти дни на всю жизнь». Что ее покорило – местная речка Переплюйка, походы, настоящая «вожатская свадьба Юлии Шмаковой и Игоря Жеребчикова» (было и такое, если помнишь), встречи с интересными людьми у костра? Думаю, что и то, и другое, и четвертое. Но главное – здесь отношения между людьми всегда были, как погода на Ямайке, на высочайшем уровне комфорта, а именно с отношений и начинается образование личности. Вот то, что Олег придумал для неэлитных детей.
Гуманистические отношения между пионерами, вожатыми, техничками, котломоями, кружководами и так далее – сквозные. И второе: нет подготовки к жизни, как в школе, которая сегодня есть сплошная подготовка к будущему, непонятному даже тем, кто этой подготовкой занимается. Жизнь (самоуправление по-коммунарски) начинается с первой же минуты по прибытии отрядов в лагерь, и никаких так называемых организационных периодов.
– А что плохого в оргпериоде? Расслабиться после школы разве неактуально? Ландшафт опять же располагает.
– Вот и мы так думали. Но оказалось, что из года в год у нас в течение первой недели 3‑4 человека обязательно ломали руки. Дети поступали к нам расхлябанные, разучившиеся за зиму лазать по деревьям, физическую форму держать. Это такой элементарный, но понятный в смысле охраны здоровья пример. И в плане того что ребята приехали в лагерь отдыхать, а мы их с первых дней погружаем в свои воспитательные заморочки: трудовой десант, конкурс строя и песни, подготовка к открытию, тренировки по правильному застиланию постели…
Что предложил Олег? Поскольку пионеры приезжают к месту отдыха в парадной форме, то, не теряя ни минуты, сразу устраиваем торжественную линейку и, не давая им опомниться, поднимаем флаг на мачте – все, лагерь открыт. Мы не поверили, что такое в принципе возможно, когда он поделился с нами этим планом. Ведь раньше лагерь открывали лишь на третий день, причем каждую смену заново, с длинной раскачкой. И ох как непросто было через этот нелепый обычай перешагнуть. Традиция обязательного оргпериода в профсоюзных лагерях была священной и неприкасаемой, даже «Орленок» ей подчинялся. Считалось, что вначале надо наладить быт, привыкнуть к новым людям, отработать дежурство по спальням. А по сути, дети изнывали, у них отнимали время каникул.
– Это похоже на правду: в чем-то, наверное, наша система образования отставала от других, но вот по отбиранию времени жизни у школьников она всегда в авангарде.
– Ровно из той же логики родилась у Олега идея «Пионерской дачи». Если за период с сентября по май дети отвыкли от спорта, шума листвы, комариного писка, благоухания сена, то, следовательно, надо срочно это все им предоставить по самое «не хочу» в первые дни долгожданного тепла. То есть да здравствуют флора и фауна лета, его водоемы, удочка, двухколесный транспорт, пинг-понг, наслаждение жизнью при гарантированном непротивлении вожатых и воспитателей. Вот он, рай на Земле для изможденных московских учеников!
Дачные прелести как случай для самоопределения
В 1979 году ровно на десять дней лагерь преобразился в гигантскую дачу, но пионерскую, созданную по сценарию, который предложили пионеры. В пору, когда вся страна маршировала в ногу, дерзкий проект граничил с преступлением. Вместо обычных трудовых десантов и творческих дел – сачки, гамаки, дискотека. Темп жизни нарочито тягучий, вперевалочку. Брезентовые палатки натянули прямо на футбольном поле. Рядом расстелили спальные мешки. А под занавес незабываемый «Пионерский выходной», составляя программу которого дети буквально истязали старших, пытаясь запросить мероприятие, от которого те отмахнулись бы с ужасом и отвращением.
Интересно, что никто не смог придумать ничего такого, что нельзя. Но что же все-таки придумали? Одни отправились развеяться в парк имени Горького, другие – в Кремль, потрогать Царь-пушку. Пять девочек ходили по грибы, биологи изучали птиц, звериные следы. Еще одна команда набрала монеток и устремилась в военный городок звонить родителям. Рыбакам повезло больше всех: им выделили «академический» автобус до Москвы-реки и обратно.
– Между прочим, сохранилась стенограмма итогового педагогического совета по «Пионерской даче». «Лучше не вычленять «Дачу», а иметь ее в лагере органически. Создать ситуацию, в которой рядом сосуществуют «Сбор» и «Дача», и возможен свободный переход туда-сюда», – обратился к воспитателям Олег Семенович. «Тогда нужен фантастический набор кружков. Не пять, а двадцать пять», – поддержал его Симон Соловейчик. Перечитывая эту стенограмму, датированную 1 августа 1979 года (пик брежневского застоя), понял, что парк-школа Милослава Балабана родилась на «Пионерской даче» в «Маяке». Ведь и само понятие schole в переводе с греческого означает именно дачную степень свободы – «отдых от дела, активный досуг».
– Более того, и вожатые во время «дачи» тоже дух перевели, им стало в сто раз легче выполнять свои педагогические функции. Не надо бороться за дисциплину, строить детей. Они почувствовали себя нормальными людьми, то есть действительно вожатыми, а не суровыми стражами порядка с длинным кнутовищем.
– Эти идеи в 1995 году продолжил в НПО «Школа самоопределения» Александр Тубельский. Система общедоступных площадок, в которых действуют сводные отряды вольнослушателей, объединенных актуальным интересом, называлась у него «Парк открытых студий» (проект Ольги Леонтьевой). «Организация деятельности как общественно значимой («для людей, для близкого и далекого друга»), интересной для каждой личности и творческой («иначе – зачем?»), художественно оформленной, обеспечивается общим поиском людей, нуждающихся в заботе, коллективных дел («разведка дел и друзей») и способов совместной работы, помогающих достичь наилучших результатов», – пишет Олег Газман в «Российской педагогической энциклопедии» о коммунарской методике. А по сути, если вдуматься, он пишет о… детях открытых парковых пространств, которые не просто занимаются в студиях, но и разыскивают единомышленников через открытую рекламу своих мастер-классов и публичные отзывы о педагогах.
– Тут бы я все же провел грань между обязательным образованием и досугом. В лагерь дети приезжают отдыхать, а в школу идут учиться. Это две совершенно разные цели, ценностные категории.
– А вы думаете, Тубельский этого не понимал? Тем не менее он позволил детям учиться одновременно и в классах, и в тридцати кружках – от кулинарного до математического и чертежного, оценивая самим своим визитом качество занятий в них. Но ребята, хитрецы такие, в 97% случаев остались заниматься обязательными предметами. Жесткая школа Коменского с разгромным счетом 97:3 победила школу-парк, и все же… Все-таки главные поединки между ними еще впереди.
– На днях я смотрел видеолекцию известного экономиста Сергея Гуриева, эксперта Европейского банка реконструкции и развития, а впоследствии профессора экономики парижской Школы политических наук. Он говорит, что по факту роботизация в странах ЕС частично приостановлена ввиду перспективы глобальной безработицы, которой она угрожает континенту. Так, например, автомобили, которым не нужен водитель, так называемые беспилотники, могут оставить без хлеба насущного миллион водителей, если брать Москву. Возникают вопросы: куда ты денешь освободившихся людей? И что они будут делать, оказавшись предоставленными сами себе? Ответы на эти вопросы и дает школа-парк.
Проект Милослава Балабана искусственно придерживают, а ему, по-моему, наоборот, пора зажигать зеленый свет. Ведь именно школа-парк выпускает свободных людей для безлюдной (автоматизированной) экономики. Способных открывать свои – людные – производства уже постиндустриального времени.
И, кстати, автор «Капитала», как бы мы его ни ругали, был великим социологом. По Марксу, целью экономики является расширение свободного времени каждого: «Сбережение рабочего времени равносильно увеличению свободного времени человека, где он производит самого себя, и всей суммы его отношений с другими людьми».
То есть будущее целиком принадлежит досугу. А мы ее, эту «дачную свободу», боимся пуще огня. Когда в СССР в середине 1960‑х годов вводили пятидневку, люди с ума сходили от вопроса: «Что нам делать по субботам?» В длинные новогодние праздники эта проблема проблем постоянно и ужасно обостряется. Но кто ее заметил, кроме Милослава Балабана? Где он, этот политик, стратег и провидец?
В чем сила цирка, или Вот что такое «мы»
– Многие годы в цирке «Маяка» вы руководили клоунской группой. Считается, что самое трудное дело под куполом – наполнять его зрительским смехом. Но почему именно цирк стал символом «Маяка», как шпиль – эмблемой МГУ? В двух отделениях, с мороженым в антракте. Его вносили на подносах – триста вафельных стаканчиков с воткнутыми палочками. В то время как другие лагеря обходились мороженым без цирка. Или его укороченной версией в пределах нескольких эстрадных номеров…
– Сила нашего цирка была прежде всего в том, что в нем участвовал практически каждый первый. Кто униформистом, кто собачкой на табуретке, кто осветителем сцены. Сколько у нас было детей, ты сказал? 300? И 280 из них участвовали в представлении.
Не знаю, я, например, цирк не очень люблю, потому что там многое делается на аплодисменты, «с продажей». И в то же время это самое демократичное искусство, потому что все сидят по кругу, и когда играешь в цирке клоуна, ты не просто здороваешься с публикой, а посылаешь «Здра-а-а-авствуйте!» по часовой стрелке, чтобы всем было слышно и видно.
Олег Газман ведь очень долго занимался игрой, заведовал одноименной лабораторией в Академии педагогических наук СССР. А цирк – это чистой воды игра. Поэтому географические, исторические, литературные и прочие игры у нас не прекращались.
– Но почему именно цирк выдвинулся в число самых ярких и ожидаемых событий каникул?
– Заметь: не только для детей. На цирк приезжали друзья, товарищи друзей, сотрудники АПН СССР, родители. Это был показ – вот что такое «мы»! Подарок миру от всех нас.
Я помню, у меня в клоунаде традиционно участвовал какой-либо маленький мальчик. Сначала Федя Смолкин, был такой замечательный паренек. А потом я взял Диму Морозова из четвертого отряда. Губы большие, абрис очень специфический. И он еще был иноходец, неуклюжий. А на арене смотрелся роскошно. Настолько, что кто-то из журналистов назвал его героем «Маяка».
Клоунада вообще была элитной историей: каждый отряд участвовал только в одном-двух номерах, а у клоунов их набиралось 15 в течение вечера. Репризы шли после каждого номера, не считая специальной задачи заполнения технических пауз. В результате Дима Морозов стал суперзвездой и вряд ли когда-нибудь это забудет. Но это не значит, что мальчик, который скакал на табуретке, меньше вкладывался в общий результат.
Самое удивительное, что цирк готовился в течение всего двух дней, в это никто не мог (да и сегодня не может) поверить, даже его участники. Творческие коллективы, которые создавал Олег, совершали подлинные чудеса. Они были звездами, освещавшими жизнь вокруг себя.
Антон ЗВЕРЕВ, журналист, кандидат педагогических наук. Фото Александра Козина
Мнение
Магия и риск на грани с безрассудством
Людмила ЕГОРОВА, учитель истории, один из активных авторов «Учительской газеты» 1983‑1989 гг.:
– Цирк – это всегда волшебство, а когда таким волшебством заканчивается смена, причем в роли волшебников оказываются сами дети, то это чудо вдвойне. Задействованы все желающие. Кто-то актер, кто-то бутафор, кто-то выходит на манеж в костюме шпрехшталмейстера. Кто-то будет готовить декорации, пойдет в лес и наберет цветов, чтобы вручить их автору самого удивительного перевоплощения на сегодняшней арене. И каждый ребенок вместе с последним аккордом праздника испытывал одно и то же: «Это мы! Мы это сами сделали! Вот какими необыкновенными мы были! И обязательно будем снова!»
Такой детский цирк я видела только два раза в своей жизни, второй раз в «Маяке» у Олега Газмана. А первый… Был такой пионерский лагерь имени П.С.Нахимова для детей работников Новосибирского пароходства. В этот лагерь под Новосибирском в 1960 году меня, выпускницу НГПИ (с Олегом и его будущей супругой Нелли Зверевой мы там учились на одном курсе), пригласил поработать вожатой Сталь Шмаков, сегодня признанный ученый и организатор, а тогда старший вожатый дружины имени адмирала Нахимова.
Стихотворное вступление, сочиненное им в то лето к первому в истории СССР детскому цирку за 15 минут до представления, я запомнила наизусть.
Над миром ночь раскинула шатер,
Струится синий-синий теплый воздух,
И ковш Медведицы огня подлил в костер
И к нам на занавес свои повесил звезды.
Замолкли дали, всюду тишина,
А тишина всегда в звездах и тайнах,
И бродит в небе спутник тайн Луна.
Чу… Приоткроем занавес случайно…
Тут занавес приоткрывался, и в нем показывался факир (фрак с бабочкой, цилиндр, плащ-накидка – все как полагается). Он возвещал, что сейчас все увидят нечто необыкновенное.
Было ли неожиданностью обращение работников обыкновенного детского оздоровительного лагеря к искусству цирка? Не знаю, об этом пусть судят специалисты.
Идея была Шмакова, но рядом с ним оказался великий мечтатель и романтик, «вечный рыцарь детства» Александр Фомин. Профессиональный радиотелеграфист и цирковой акробат, отслуживший на Тихоокеанском флоте ВМФ СССР и вернувшийся в Новосибирск с песнями Александра Вертинского и Юлия Кима на устах, изобретатель необыкновенных детских праздников («Русская ярмарка», «Олимпийские игры по-гречески» и пр.), в цирке он мог быть исполнителем и постановщиком любого номера.
Фомин со Шмаковым жили в соседних домах на улице Ленина. Мало того, из окон их квартир был виден цирк шапито. Может быть, это обстоятельство и стало решающим в рождении самого яркого детского шоу?
Был еще один факт, связанный с пионерским цирком. Следует рассказать о нем особо, чтобы подчеркнуть наш изначальный молодой задор (порой на грани безрассудства). Тем летом накануне представления ко мне подошел Сталь Анатольевич: «Люда, не в службу, а в дружбу, завтра у тебя выходной. Поедешь в город, зайди в цирк к Григорию Ивановичу и попроси старые ненужные афиши, ладно? А мы их переделаем, как нужно нам, и всюду расклеим.
К примеру, вместо «Дрессировщик тигров Иванов» напишем «Сидоров», а Иванова вырежем, ну и т. д.». Приезжаю в цирк, ищу директора Григория Ивановича, хожу по арене, в разных концах которой артисты репетируют свои номера. Кто-то взял меня за рукав: «Вы кого-то ищете?» – «Григория Ивановича». – «Хорошо, извините…» Меня никто не прогоняет, продолжаю поиски. Затем и второй человек подходит с вопросом, кого я ищу. «Григория Ивановича», – говорю. И он кивает. Когда третий сотрудник справился у меня о том же, а я сказала про Григория Ивановича, он вдруг задал уточняющий вопрос: «А это кто?» «Как это – кто? – отвечаю. – Директор цирка!» «Вы ошибаетесь, – говорит. – Директора цирка зовут Сергей Петрович, и это я. А вы что вообще хотели?» Я говорю в сердцах: «Да я от Сталя Анатольевича…» Он недоуменно: «А это кто?»
В общем, я поняла, что Сталь меня банально надул, но что было делать? «Наш Пионерский цирк-1960 открывается завтра», – говорю. Тогда директор пригласил меня в кабинет, позвал кого-то, тот принес огромный рулон старых афиш, который я с собой в лагерь и увезла. А Сталю высказала все, что думала, в глаза: «Что же вы так меня дезинформировали? Директора цирка совсем по-другому зовут, а вас он вообще не знает». С чем он вынужден был согласиться, но на всякий случай уточнил: «Если бы я сказал тебе правду, ты ни за какие коврижки не пошла бы на такую авантюру. А в результате, как видишь, все увенчалось счастливой развязкой в нашу пользу».
Афиши подрисовали по задуманному и развесили, получилось стильно и убедительно. Это к тому, что внутренний наш вожатский «цирк» начинался задолго до настоящего цирка. Экспериментов мы не боялись. Может быть, потому и выжили?
Выбор читателей
Комментарии