На чтение: ≈ 17 мин.Два года назад сообщения о том, что семилетнего мальчика из Черлакского района родители держали на цепи, прокатились по всем омским газетам. Подобную историю про усть-ишимского ребенка, произошедшую недавно, удостоила вниманием всего пара местных изданий – не ново, никого уже этим не удивишь. Просто какая-то цепная реакция…
СтатфактПервой тревогу забила сельский фельдшер. Проверяя в октябре у школьников реакцию на прививку, засучила у Вани рукав… Когда с ребенка сняли одежду, увидели, что все его тело – один сплошной синяк.Дети, конечно, мешали семейной жизни. Светлана устроилась вместе с гражданским мужем на лесопилку, как и он, разнорабочей. По вечерам отдыхали за бутылкой самогонки – точнее, неопределенного качества пойла, которого в Усть-Ишиме хоть залейся.Почему дети не состояли на учете в больнице, а школа не интересовалась судьбой будущего первоклассника, объяснить в районном отделе образования не смогли.
Старая история
Материнские чувства в Наталье убила …любовь. Всю свою 36-летнюю жизнь она искала счастья. Ребятишек было уже трое, когда, бросив пропойцу-мужа, женщина уехала в соседнюю Суворовку Черлакского района к Петру Ивановичу. Настоящий хозяин по сельским меркам: свой дом, хозяйство, машина. Правда, чужие дети Петру Ивановичу не нравились. Пакостят, врут, не помогают, только жрать подавай. Маленьких, 6-летних двойняшек Дениску и Андрюшку, еще терпел. «Эти пусть будут, – говорил. – А Ваньку должен отец забрать, совсем нет с пацаном сладу».
Первой тревогу забила сельский фельдшер. Проверяя в октябре у школьников реакцию на прививку, засучила у Вани рукав… Когда с ребенка сняли одежду, увидели, что все его тело – один сплошной синяк. «Кто тебя бил?» – ужаснулась директор школы Инна Вячеславовна Федянина. После этого мальчик две недели пролежал в Черлакской райбольнице. Инспектор по охране прав детства Галина Александровна Булавская рассказала: «Ваня способный ребенок, особенно математика хорошо ему дается. Он проучился в школе один год, а во 2-м классе мы его почти не видели. Мальчик всегда был плохо одет, не накормлен, у него не было тетрадей, учебников. Его мать не пьющая женщина, просто какая-то равнодушная. Зимой младшие ходят по морозу в резиновых сапогах, а летом в валенках. В школе мальчик объяснял, что дядя Тима его обижает, особенно когда бывает нетрезвый. Не раз Ваня убегал из дома и прятался у чужих людей».
Наталья всю вину взяла на себя. И сквозь слезы рассказывала, какой хитрый, подлый ее сын Ванюшка – из дома убегал, уроки не учил, школу прогуливал, по соседям побирался. Наталья и посадила его на цепь. На болт закрутила и прикрепила к батарее. Метод воспитания надежный, проверенный на младших пацанах. Петр Иванович, впрочем, своих подходов к детям тоже не скрывал. Одно время двойняшки взялись хулиганить – в соседских садах яблоки воровали. Он Дениску в погреб посадил, но тот не понял, тогда на цепь в избе привязал. Послушнее стал, и другим неповадно. А Ваньку мать сильно разбаловала. Как-то играли ребятишки, набросали в подпол игрушек и бумажек. Рассердился Петр Иванович и заставил их чистить подпол. А чтобы осознал старший тяжесть своего поступка, сверху западней прикрыл. Не помогло. Таскал Ваня из дома добро – крючки рыбацкие, лески, кастрюли. Продавал и покупал лакомства себе и младшим.
Оба хотели, чтобы мальчика забрали: пусть государство его и воспитывает, раз такой неуправляемый. В приюте, уже спустя несколько месяцев, воспитатели спросили у Вани, обижается ли он на маму.
– Разве я могу ее не простить? Ведь она – моя мама! – ответил мальчишка.
Не новость
Недавняя история, произошедшая в Усть-Ишиме, очень похожа на старую. Светлана тоже искала лучшей доли. Законный отец воспитанием семилетнего Вити и шестилетней Лены не занимался совсем. Не успевал – отсидит, передохнет немного и опять в места не столь отдаленные. Светлана после очередного суда собирала детей и пускалась неведомо куда – родственники не горели желанием кормить три лишних рта. Вот и нашла 26-летнего Евгения. По сей день уверена, что человек он незлой – взял в дом, несмотря на «наследство» – Витю да Лену. Не сказать, что сошлись по большой любви – скорее по пьянке. Но жить Светлане все равно было больше негде.
Дети, конечно, мешали семейной жизни. Светлана устроилась вместе с гражданским мужем на лесопилку, как и он, разнорабочей. По вечерам отдыхали за бутылкой самогонки – точнее, неопределенного качества пойла, которого в Усть-Ишиме хоть залейся. Витя с Леной не давали ни посидеть спокойно, ни поспать – шумели, хохотали. Тогда они еще умели смеяться. Дядя Женя лупил их шнуром от магнитофона, но помогало это мало. Потом методы воспитания стали жестче. Уходя на работу, отчим приковывал парнишку тяжелой собачьей цепью к железной кровати. Чтобы не проказничал, не жрал что попало. Есть мальчишка не мог, да и нечего было. Если Леночка отыскивала в родительских закусках объедки, делила по-честному – на двоих. Растирала братишке затекшие ножки. Во время обеда взрослые ненадолго отпускали Витю поразмяться, потом сажали снова. Если он не выдерживал и умудрялся описаться, несмотря на строгий запрет, дядя Женя избивал ребенка с особенным удовольствием. Светлана как-то попыталась спорить с хозяином, но быстро сдалась после пары подзатыльников. Ребятишек жалко, а себя – больше. Жить было удобно, думать на похмельную голову – больно.
Осенью сын в школу не пошел – ни денег у Светланы не было, ни сил. Она вообще забыла, что у нее есть дети. Передала «заботу» о них Жене и вздохнула спокойно. Школа тревогу не забила. В дом, где на цепи держали ребенка, не приходили ни учителя, ни врачи, ни работники социальной службы, ни инспектора по охране прав детства. Издевательства продолжались более полугода. Однажды чудом Лене и Вите каким-то образом удалось открыть навесной замок, которым была скована цепь. Три дня мальчик прятался на задворках, питаясь огрызками, а на ночь потихоньку перебирался в туалет районной поликлиники. Там его и заметил один из врачей. Когда милиция привезла Витю домой, Светлана с Евгением кушали – заварили себе по чойсу. Лена хотела вскочить братишке навстречу. Не смогла – от голода и очередного приступа воспитания: Женя заподозрил ее в помощи беглецу. Лариса Леговец, ведущий специалист Усть-Ишимского районного отдела образования, рассказала, что в больницу брат с сестрой поступили с большим дефицитом веса. На худеньком тельце девочки эксперты насчитали больше 30 синяков и ссадин от ударов, кроме этого, обнаружилась двухсторонняя посттравматическая пневмония. Но дети изувечены не только физически – они запуганы, озлоблены и верят лишь друг другу. Когда из больницы ребятишек стали забирать в суд, они разрыдались, обнявшись, – думали, что их хотят вернуть домой. Маму, впрочем, они уже простили – она добрая, только несчастная, как считает Витя.
Суд правый
Наталья с Петром Ивановичем остались вполне довольны: заботы о Ванюшке взяло на себя государство. Наталья, впрочем, решилась как-то навестить сына в детдоме. Но дорога дальняя, денег надо много, Петр Иванович рассердился. Тем более что двойняшки подрастают и, несмотря ни на что, становятся похожими на Ваню. Воли много получили – как их воспитывать, мать теперь и вовсе не знает. Поколачивает, конечно, но с опаской – чтоб синяков не было. Мальчишки не жалуются – Петр Иванович объяснил, что, если будут бегать да болтать, поедут к Ваньке. Сам, правда, рук не распускает, только приказывает Наталье да советы дает. Говорит, своих заводить надо, чтобы уж никто не лез в семью.
Евгений Юрьев, сидя на скамье подсудимых, недоумевал вполне искренне: за что? Так и сказал в своем последнем слове: плохого не хотел, воспитывал детей гражданской жены, как отец родной. То есть буквально: родной отец Евгения относился к нему точно так же. Светлана была растерянна – детей забрали, с мужем разлучают. Плохо ли, хорошо, но ведь заботился о детях как мог. Евгения наказали: изолировали от общества на три года в колонии-поселении. Колония-поселение – это такая же деревня, там тоже есть лесопилка, самогонка и одинокие бабы с детьми. Светлану лишили родительских прав, и она опять подалась искать счастья. Ей всего-то 26, вся жизнь впереди.
– Нормальная психология рабов, – объяснил психотерапевт Игорь Привалов. – Каждому рабу хочется быть хозяином. Для этого нужна власть над слабыми. Кроме чужих детей, никто больше под руку не подвернулся. Впрочем, к своим они станут относиться так же – о том, что можно по-другому, они и не знают. Матери – совершенно забитые женщины, мечтающие о сильной руке, безвольные, не желающие ответственности. Таких женщин в деревнях – тьмы и тьмы. Они считают, что им нужен хозяин. Зачем – не знают сами. Сколько лет нам вдалбливали в головы: «Мы не рабы, рабы – не мы». Частица «не», как известно, подсознанием не воспринимается. Хуже всего, что дети изломанны. Их психика наверняка очень серьезно пострадала. Им бы, кроме лекарств, настоящую заботу, любовь… Вряд ли в детдоме они получат все это. Боюсь, что жестокость навсегда вошла в их жизнь, доброты им взять неоткуда. Скорее всего, они станут такими же отчимами… Рабы не рожают свободных. Цепь продолжится.
Кто-то должен разомкнуть эту цепь. Кто-то должен научить людей выдавливать из себя раба – пускай по капле. Собачья жизнь низводит детей до уровня собак. И хуже всего то, что с каждым годом это становится привычнее. То, что детей бьют, – уже норма сознания, несмотря на все государственные усилия. Несколько лет в России действует Федеральный закон «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних». В нем достаточно четко определена роль органов внутренних дел, образования, медицинских учреждений, опеки, социальной защиты. Это замечательно. Но забота о детях стала работой, перестав быть потребностью души. Слишком много несчастных, чтобы сердце болело о каждом. И ребенок – уже не живой человечек, которому больно, а мертвая цифра, портящая статистику. Два года назад в Черлаке судьбой Ванюшки занимались все – соседи, больница, милиция, школа. В Усть-Ишиме по документам ни Вити, сидящего на цепи, ни его голодающей сестренки просто не существовало. Почему дети не состояли на учете в больнице, а школа не интересовалась судьбой будущего первоклассника, объяснить в районном отделе образования не смогли.
– Мало их, что ли… – сердито сказала одна из соседок Евгения Юрьева. Добрый, в общем, человек – иногда подавала ребятишкам, и про цепь от них слышала. – Да кому это надо? Деревня же, все и без меня все знали.
Никому ничего не надо: матерям, соседям, учителям, врачам. Цепная реакция… Если американец не сообщит об известном ему случае жестокого обращения с ребенком, его ждет штраф в размере 1000 долларов. По горячим телефонам и в консультационные центры, расположенные по всей Японии, в прошлом году поступило 11 с половиной тысяч сообщений от граждан о жестоком обращении с детьми. Нечто подобное появляется и в России. В омских газетах регулярно публикуется телефон доверия УВД. В Петрозаводске, например, каждый житель города регулярно обнаруживает в почтовом ящике инструкцию для тех, кто стал свидетелем жестокого обращения с детьми – как распознать и что делать дальше. Впрочем, будут ли виновные наказаны по заслугам?
Евгений Юрьев поменял место жительства за счет государства потому, что незаконно лишил свободы ребенка. Петра Ивановича и привлекать к ответственности никто не собирался. Мы – гуманное государство. Школа не пострадала за то, что лишила ребенка свободы выбора. У учителей зарплата маленькая. Зато мамы вместо наказания или хотя бы мук совести свободу получили, стряхнув с себя обузу. Родят новых мальчишек, правильных – кто им запретит?
Воспитывать родителей сложнее, чем лишать их родительских прав, – они труднее детей. У нас не Финляндия, где считают плохим обращением с ребенком неумение матери варить суп и социальный работник учит ее готовить. Наших матерей нужно обучать не кулинарии, а искусству любить детей и себя. Да простят меня социальные службы, я не очень верю в них. Я, учительская дочка, верю в школу. Тридцать лет назад мы жили в маленькой деревеньке Малиновка Томской области. До сих пор помню имена каждого ученика из маминого класса. Наверное, даже сейчас смогла бы найти дома, где они жили. Память ног – меня было некуда девать, и вместе с мамой я каждый день ходила к кому-нибудь из ее ребят в гости. А деньги тут ни при чем – они лишь одно звено в цепи всеобщего безразличия.
Омск
Выбор читателей
Комментарии