На чтение: ≈ 19 мин.В середине 90-х годов были провозглашены в народном образовании новые приоритеты: главное не в сумме знаний, умений и навыков, а в умении самостоятельно осваивать эти знания, умения и навыки, главное – проверять не только и не столько память школьников, но и умение применять приобретенные знания в новых, нестандартных ситуациях. Точнее было бы сказать: в очередной раз провозглашены. Сам я применительно к преподаванию литературы пишу об этом почти полвека. Но и до меня писали много раз и убедительно.
Продолжение. Начало в №№16,17,19
Еще в 1915 году в статье «О принципах изучения литературы в средней школе» против «погони за научностью», против того что «средняя школа стала перенимать и, конечно, по-своему искажать то, что делается в школе высшей», выступил Борис Эйхенбаум: «Я полагаю, что средняя школа должна ставить себе свои собственные задачи, и процесс самостоятельного усвоения должен считаться главной основой среднешкольной системы. Вот почему такое положение «словесности», при котором изучение ее строится на упрощенной передаче научных точек зрения, кажется мне неправильным, ненормальным».
Увы, проходят десятилетия, столетия, а воз и ныне там. У большинства современных школьных администраторов, учителей, учеников, их родителей на первом плане все-таки успеваемость, знания. Так, 86% современных родителей старшеклассников ориентированы на поступление своих детей в вуз, а потому – на предметное преподавание в школе.
Но сегодня положение страны, необходимость уйти от экономики и доходов, построенных в первую очередь на газе и нефти, необходимость создания экономики, которая была бы основана на наукоемких производствах, требуют коренной переориентации и всего образования, как школьного, так и вузовского.
«Если мы думаем о нашем месте в мире, – говорил выдающийся мыслитель современности Вяч. Вс. Иванов, – то Россия прежде всего должна думать о том, что у нас есть все, кроме умения использовать свои ресурсы, которые находятся не в природе, а в головах людей». Эти ресурсы формируются, пробуждаются в школе. А между тем существующая система ЕГЭ (подчеркну: не идея ЕГЭ, а существующая система ЕГЭ) выравнивает способности, ведет к натаскиванию, сворачивает ум на путь механических тренировок. И, как ни в одном предмете, все эти проблемы проявляются в литературе. Ибо здесь действуют и другие – идейные, нравственные, эстетические причины. Остановлюсь лишь на двух, но весьма выразительных примерах.
Весной 2007 года были опубликованы данные социологического исследования «Духовно-нравственный мир московских одиннадцатиклассников». Главная целевая установка московских ребят – успешность в жизни. Но вот я иду на урок литературы. Ведь не к успешности в жизни стремится герой русской литературы.
Чацкий: триста или четыреста душ, связь с министрами – и «Вон из Москвы, сюда я больше не ездок./ Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,/ Где оскорбленному есть чувству уголок!»
Онегин: «Свет решил, что он умен и очень мил», наследство от дяди – и «им овладело беспокойство, охота к перемене мест…»
Печорин: богат, высший свет… – И едет в Персию… умирать…
Андрей Болконский: князь, знатен, богат, высший свет – и «…эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!»
Пьер Безухов: богатейший жених России. И – «Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?»
Как же вписываются эти книги и эти вопросы в сегодняшнюю жизнь наших учеников? Что эти герои русской литературы для героев нашего времени? Есть ли что-то, что все-таки близко, дорого в книгах русских классиков сегодняшнему школьнику? «Что им Гекуба?»
В одном из методических руководств, изданном уже в четвертый раз большим тиражом, я прочел, что предложенной читателю книги вполне достаточно, чтобы успешно вести весь год уроки в данном классе. Вот она, заветная мечта: не думать, не сомневаться, не читать ничего другого…
Сколько раз слышал я негодующее: «Да как это можно годами, десятилетиями все одно и то же обязательное: «Катерина – луч света в темном царстве». Но зато как ясно, однозначно, верно, правильно. А что теперь делать? Один ученик: «Да и продолжали бы встречаться дальше, ключ-то от калитки у Варвары!» Другая из того же класса: «Тоже мне проблемы. Муж уехал. Десять ночей провела с другим. С мужем плохо. Сама ведь жалуется, что ласки его постылы. С другим хорошо. Так в чем же дело?»
И что им отвечать? Что сказать? И что они напишут на экзамене в школе? А при поступлении в вуз?
2006-2007 учебный год я закончил в одиннадцатом классе домашним сочинением во всех трех классах: «Читая «Чернобыльскую молитву» Светланы Алексиевич». О работе этой будет подробно рассказано в цикле моих статей в журнале «Литература в школе». А сейчас только две цитаты из сочинений.
«Я не понимаю, почему это должно волновать меня. В нашей и так трудной и жестокой жизни полно проблем, которые нам нужно решать. Иногда эти проблемы совсем недетские. Я не вижу смысла плакать и убиваться по этой теме. Сейчас так много погибает совершенно невинных людей в терактах, в авиакатастрофах, в авариях. Людей убивают ради телефона. И что, мне теперь нужно плакать из-за них? Люди, с которыми случилось это горе в Чернобыле, совершенно чужие мне люди. Я не могу переживать из-за чужих людей. Если я буду переживать из-за каждого человека, с которым случилось горе, я сойду с ума».
«Моя мама тоже прочитала книгу, но почему-то ее совсем не тронули истории изображенных людей. Я думаю, не потому, что она слишком черствая и жестокосердная, а просто реалистическая. Если после каждой катастрофы люди будут плакать и рассказывать о своих горестях всему свету, мир рухнет».
И что я должен ответить? Что сказать? В методических руководствах всюду – правильные ответы, даже шрифтом выделено, что именно ученик должен говорить, отвечая на эти вопросы. А у меня чуть ли не на каждом уроке вопросы, возражения, несогласия, проблемы.
То, о чем я пишу сейчас, – не только, да и не столько о методике. Тут дело в сдвигах, смещениях, которые происходят во всей нашей жизни. Я уже писал в предыдущей статье о литературе, так что сейчас обратимся к театру.
Летом 2007 года режиссеры театров размышляли о современном зрителе. Один из них вспоминал Михаила Ульянова: «Он чувствовал расхождение с новой эпохой в ее безжалостном радикализме, и не скрывал растерянности, вызванной тем, что театр утратил свойство быть властителем дум».
Кирилл Серебрянников: «Зритель платит за билет, чтобы получить максимум удовольствия. Сегодняшний массовый российский зритель, вкусивший все плоды общества потребления, точно знает, чего он хочет… И публика, полностью сформированная законами этого общества, вошла во вкус своих прав и ведет себя так, как ведет себя в ресторане, магазине, парикмахерской – как заказчик».
Тогда не согласился с другими только Олег Табаков. Не прошло и полгода. И вот Анатолий Смелянский рассказывает, как «Табаков «закрыл» в Художественном театре за несколько лет больше спектаклей, чем советская власть за несколько десятилетий. По соображениям не цензурным, а художественным – «это за деньги показывать нельзя».
Разве не то же самое происходит и с изданием методической литературы? Тот же курс на понижение, на прагматизацию, на парикмахерское обслуживание.
Прежде были книги, в которых учителя рассказывали о своем личном опыте преподавания литературы. Назову книги Литивинова, Гуревича, Соболева, Горюхиной, Кленицкой, Ильина. Несколько таких книг написал я сам. Кстати, это был проверенный путь в методику. Это были разные книги. Но в них была достоверность конкретного живого опыта работы людей, которые видели класс не с задней парты, и уж тем более они не сочиняли свои методические прожекты лишь у себя дома за письменным столом, а изо дня в день смотрели в глаза своих учеников. Таких книг почти нет.
Прежде были книги по всем коренным вопросам преподавания литературы, об изучении прозы, поэзии, драматургии; о современном прочтении классики, о проблемном преподавании, о целостном анализе; об изучении языка художественных произведений и теории литературы; о внеклассном чтении и наглядности; о кино на уроках литературы и работе словесника с театром. И тоже остались лишь считанные единицы.
Я написал большую книгу, аналогов которой нет ни в русской дореволюционной, ни в советской, ни в постсоветской литературе. Она, как теперь говорят, эксклюзивна. На протяжении сорока лет я проводил сочинения старшеклассников о жизни, людях, с которыми они встречались, о себе и об отношении к прочитанным книгам. Так сложилась книга «Сочинения о жизни и жизнь в сочинениях». Особенно важным было для меня показать, как изменялись взгляды, отношение к прочитанному, к жизни, ценностям в тот огромный перелом в жизни страны, который произошел в последние двадцать лет. Это не сборник сочинений. Это анализ прочитанного мною за эти сорок лет, развернутый на огромном материале написанного учениками.
Я написал эту книгу не только для учителей литературы – для учителей всех предметов, для родителей, для всех, кого волнует судьба страны, ее молодежи, ее будущего. И то, что большие куски из нее были напечатаны (и вызывали интерес читателей) в периодике непедагогической («Новый мир», «Знамя», «Континент», «Юность») – свидетельство того, что это книга не методическая, хотя, естественно, я писал и о том, как научить писать школьников честно, живо и откровенно. Что мне и было поставлено в укор издателями: «это не педагогика, а публицистика». Но ведь и Лев Толстой, и Николай Пирогов, и Антон Макаренко, и Василий Сухомлинский – это тоже ведь публицистика. Так и лежит эта рукопись у меня вот уже несколько лет.
Я закончил только что другую эксклюзивную книгу – «Пути и перепутья литературы в школе». Она о том, что произошло и происходит с преподаванием литературы в школе в последние, переломные, двадцать лет. При этом в ней анализу перепутий противопоставлен рассказ о путях – подробное повествование об уроках по изучению «Грозы», «Отцов и детей», «Преступления и наказания», «Войны и мира», прозы Чехова, поэзии Некрасова, современной литературы. И уроки эти проверены и перепроверены в учительской работе двух последних учебных лет. Опять же главы из этой книги, опубликованные на страницах «Учительской газеты», журналов «Литература в школе» и «Русская словесность», привлекали к себе внимание учителей-словесников. Но опять от ворот поворот: «нам нужны методические рекомендации, а не рассуждения о преподавании литературы». Точно такие же слова мне говорили в педагогических издательствах и по поводу моей книги «Зачем я иду сегодня на урок литературы», а выпущенная издательством «Захаров», она была хорошо встречена на страницах печати.
События самых последних дней убедили меня еще раз в моей правоте: путь, который я предлагаю, сегодня приобретает особое значение.
Когда я написал заглавие этой последней статьи цикла «Учитель словесности перед завтрашним днем», для меня выражение «перед завтрашним днем» было всего лишь метафорой. Но через несколько дней оно обрело конкретный срок: перед завтрашним днем – это перед 1 сентября 2008 года.
В конце марта Рособрнадзор вывел литературу из числа обязательных экзаменов за курс школы. Первым откликнулась «Литературная газета». На первой полосе последнего мартовского номера она напечатала статью Людмилы Зуевой «Необязательный предмет»: «Произошедшее можно назвать только так: катастрофа… Отношение к литературе в нашей стране всегда было особым. И это было абсолютно оправданным. Это позволяло передать потомкам наши культурные коды, сохранить нашу идентичность. Не пропустив через себя великие русские тексты, наши внуки и правнуки перестанут быть русскими людьми, и большей катастрофы, на мой взгляд, просто не может быть. Мы потеряем не просто литературу. С лица земли исчезнет российская цивилизация».
С этим можно соглашаться и не соглашаться. На мой взгляд, катастрофа произошла не в марте 2008 года. Когда все последние годы (и не только последние) выпускников заставляли писать сочинения на темы, которые их совершенно не волновали и были им абсолютно чужды, сочинения, которые они списывали с типографских шпаргалок, часто не читая самих произведений, – вот когда началась катастрофа. А то можно подумать, что пока был экзамен, то и культурные коды передавались и пропускали через себя великие русские тексты. Как бы не так.
В статье совершенно ложный подзаголовок: «сдавать экзамен по литературе, а значит, и учить ее теперь будут только желающие». Экзамен по литературе, на котором главное – сдать выученное, не нужен. И вообще литературу не нужно учить. (Кстати, автор статьи это понимает.) Сегодня главная задача преподавания литературы в школе – пробудить интерес к книге, желание читать, научить понимать прочитанное, преподносить его так, чтобы оно отзывалось в душе и уме. Литература – опыт прожитого и пережитого другими. И главное, чтобы она обогащала понимание мира в себе и себя в мире.
Что касается экзамена, то думаю, что разумный экзамен по литературе в школу вернется. Но в любом случае главным станет не контроль и проверка, а внутренние стимулы к чтению.
И тут очень многое будет зависеть от того, КТО ведет уроки, его личного отношения к жизни, судьбам страны, ученикам, от прожитого и пережитого им, прочитанного и увиденного, его убеждений и взглядов, жизненного опыта. Помочь в этом отношении учителю словесности и призваны все, кто имеет отношение к преподаванию литературы.
Выбор читателей
Комментарии