Человек по натуре добр. Художник должен исходить только из этого

Войну у нас показывали в разное время по-разному, бывало, что вообще о ней старались не говорить. Например, Всеволод Вишневский в 1943 году на заседании творческого союза в Ленинграде так и сказал: не надо нам говорить о том, что мы пережили. И, наверное, это было оправданным в то время. Жили сегодняшним днем, маленькими, но победами. В 1960-е годы пришла пора хвалиться, какие мы хорошие. Да, действительно наши отцы и деды сотворили чудо…

Комментарий «УГ»Когда публика познакомилась с гоголевским «Ревизором», один из критиков упрекнул писателя вот в чем. «Ревизор» – плохая комедия. Она построена на несуразностях! Городничий был обязан потребовать от Хлестакова, чтобы тот предъявил ему свою подорожную и прочие документы. А он этого не сделал. Любой нормальный городничий потребовал бы подорожную! Позднее в «Очерках гоголевского периода русской литературы» за писателя вступился Чернышевский. Гоголю была важнее не эта бытовая логика, он стремился предельно точно показать духовное состояние тогдашнего общества, его атмосферу, его болезни и сознательно прошел мимо подробностей, казавшихся ему мелкими, второстепенными, несущественными, нисколько не способными повлиять на ту очень для него важную правду. Что городничий не потребовал подорожной – просто художественная условность. И реальность, отображенная в комедии, тоже условна, но при этом она полна правды – правды человеческих характеров, человеческих типов, поступков, эта правда заставляет размышлять, она отзывается в нас, мы переживаем эту условность как реальность. Эта художественная условность становится в высшей степени реальной. Происходит чудо – то самое чудо, которое может совершить только настоящая, только высокохудожественная литература.То же самое можно отнести и к кино.Я не разбираюсь, когда появились погоны в Советской Армии, во многих других деталях. Да если бы и знал? Все-таки важнее другое – то, что не увидел критиковавший Гоголя литератор и что позволило «Ревизору» пережить века. Правдивое, осмысленное изображение тех духовных начал, которые движут людьми. Ради этого можно пожертвовать какой-то подробностью. Ради этой правды простят ошибку и неточность. Ошибок немало можно отыскать у классиков, но… Я смотрел «Штрафбат» во владикавказской гостинице во время командировки в Беслан. Мне показалась неинтересной режиссерская сверхзадача, та планка, которую он себе поставил. В сущности, это обычнейшее коммерческое кино, где есть драматизм сюжетных виражей, а драматургия человеческой души за кадром, отсутствует. Посмотрел и забыл… Но все неточности, ошибки, фактические огрехи, неосведомленность – все это становится более заметным, броским, подчеркивая лишь примитивность замысла. Все-таки 60-летию Победы надо посвящать более сильные фильмы. В случае со «Штрафбатом» вспоминаются слова героя чеховской «Чайки»: «Что касается его писаний, то… как тебе сказать? Мило, талантливо… но… после Толстого или Золя не захочешь читать Тригорина». Так и здесь, после «Судьбы человека» Бондарчука неинтересно смотреть «Штрафбат». По крайней мере мне.Если есть правда характера и правда души, все остальное уже по большому счету не так важно. Свидетельства очевидцев, на глазах которых происходило то, что для нас уже давно стало историей, важны не только как материал для ликбеза, но и как источник, в котором мы тоже можем отыскать ту правду, о которой говорим, если, увы, не находим ее в художественном произведении.Виктор БОЧЕНКОВ, редактор отдела культуры

Представители школы фацзя (VIII – III век до нашей эры, Китай) говорили, что человек по натуре зол. Конфуций утверждал, что человек по натуре добр. И те и другие – великие, и те и другие правы. Подобная мысль, впрочем, была зафиксирована во всех цивилизационных центрах земного шара: в Средиземноморье, в Междуречье… Но если государственные деятели и все, кто отвечает за порядок в стране, должны исходить из того, что человек по природе своей зол (он может убить, своровать, и чтобы этого не делал, чтобы всем было хорошо, нужно заставлять придерживаться закона), то люди творческие – писатели, скульпторы, кинорежиссеры – должны исходить из того, что человек по натуре добр. Если мы, художники, будем показывать одну гадость, одну лишь «гадинку» общества, не будет ничего хорошего и по-настоящему великого, высокого.

На войне всякое было. В одной из своих книг я привожу рассказ Федора Шемякина, который в 1945 году работал одним из главных редакторов ежедневной немецкой газеты (другим редактором был немец). Газета заявила, что будет писать только правду. Приходят вдруг два человека. Шемякин видит, что перед ним эсэсовец в гражданской форме. По выправке, по манере говорить. «Я принес список, в нем сто немецких женщин, изнасилованных советскими солдатами. Я прошу, чтобы вы его опубликовали». Все растерялись. Шемякин: «Вы там и адреса указали?» – «Да». – «Очень хорошо. У нас есть свободная машина». И он приказывает нескольким сотрудникам, в том числе и немцам, проехать по всем адресам, записать все, что расскажут женщины. Правда должна идти от них. Первая женщина все говорила, как эсэсовец. «Ворвались, изнасиловали, сволочи, русские свиньи». Вторая: «Ну был солдат, вот он мне порог починил, ну посидели, выпили… Что значит изнасиловал? Это не ваше дело!» Третья, поняв, что перед ней эсэсовец, набросилась на него: «А вы что с нами сделали, всех на войну угнали?!» Всего пять женщин они объехали, а потом эсэсовец этот куда-то незаметно пропал. Вот – война. Все по-разному.

После Высоцкого стало модно говорить, что войну сделали штрафбаты. Есть тенденция изображать смершевцев как людей, которые делали только что-то такое нехорошее. Все на них навалили. Но надо в шкуру этого смершевца войти… Штрафбаты реально пришли на фронт тогда, когда войну мы выстояли и уже понимали, что ее выиграем. Мы отстояли Москву, не дали прорваться к Волге. Можно теперь набрасываться на Сталина, но те, кто стоял на границе, те, кто сдерживал врага, давая лишний день, даже час, чтобы эвакуировать заводы, совершили настоящий подвиг. Тех, кто оказался в штрафбате, надо просто пожалеть. Я повторюсь: человек по натуре добр, и творческий человек должен из этого исходить. А потом еще надо Жукова, например, почитать. Его некоторые не любят, и мне тоже не очень симпатична его доктрина. Но я никогда об этом мальчишкам не скажу. Я не скажу, что для того, чтобы прошел полк, пускали роту на убой, чтобы прошла дивизия, пускали полк на убой. Можно ли было иначе, не знаю, я не полководец. Но пусть пока эти мальчишки сами читают и сами доходят своим умом, пусть формируют собственную точку зрения.

Александр ТОРОПЦЕВ, писатель