Часть всегда равна целому. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, главный редактор «Учительской газеты»

Пятьдесят две недели – пятьдесят два номера. Таков наш редакционный календарь. Вторник – газета выходит в свет. В среду-четверг-пятницу мы «чистим» аголовки, «режем хвосты», верстаем, ищем ошибки и правим. Утром в понедельник – только тексты «Срочно в номер!». В двенадцать будущая «Учительская» отправляется в типографию, а в шесть ведущий редактор уже держит в руках сигнальный номер. Утром во вторник его получат все наши подписчики. Круг замкнется и начнется снова. Делать газету такой, чтобы ее читали, выписывали, чтобы она была нужна людям, непросто. И, конечно, у всей этой газетной кухни, как и положено, есть свой шеф-повар – главный редактор. Он отвечает за все, что сделала команда. И все-таки каково это, быть главным редактором четырнадцать лет? Что газета дает и чего лишает? И что читается между строк редакторской жизни? На эти и другие вопросы отвечает Петр ПОЛОЖЕВЕЦ.

О газете

– Петр Григорьевич, на ваш взгляд, восемьдесят лет – это много или мало?

– Наша газета прожила долгую и счастливую жизнь. В ней было все: и горе, и радость, и трагедии, и предательство, и высокие правительственные награды. В ней работали люди, которые не только изменили советскую и российскую систему образования, они изменили наше общество. Они могли бы работать в самых престижных изданиях – уровень их профессионального мастерства достаточен для этого. Но все они искренне верили и верят, что без них школе будет хуже и, самое главное, им без всех образовательных проблем жилось бы скучнее. А много или мало наши восемьдесят лет? Ответ, наверное, кроется в первом номере «УГ». Если внимательно посмотреть только на заголовки, даже не вчитываясь в тексты, то увидишь, что и сегодня перед образованием стоят те же проблемы, о которых газета писала восемьдесят лет назад. Просто другие масштабы, другие вызовы и другие требования.

– Кого из главных редакторов вы считаете примером для себя?

– Нет одинаковых изданий. И нет одинаковых главных редакторов. Главный должен быть смел, креативен, уметь брать ответственность на себя, вести за собой коллектив и, что немаловажно, уметь сам писать. О большинстве главных редакторов «Учительской» я могу судить лишь по газетной подшивке. С Парфеновой я разговаривал однажды, когда она уже давно была на пенсии. С Матвеевым мы встретились всего лишь один раз на какой-то педагогической тусовке, когда я работал в «Комсомолке». Селезнев научил меня многому еще во времена «Комсомолки»: соглашаться с противоположным мнением, если его тебе достаточно аргументируют, уважать чужую точку зрения и никогда не подставлять своих сотрудников. Главный отвечает за все, что бы ни случилось в газете.

– Какими качествами должен обладать журналист, пишущий о педагогике, должен ли у него быть за плечами учительский опыт?

– На мой взгляд, для любой журналистики, педагогической, политической, экономической, спортивной, приемлема аксиома Анатолия Аграновского: «Не тот хорошо пишет, кто хорошо пишет, а тот, кто хорошо думает». Учительский опыт необязателен, но желателен. В профессиональном издании о школе надо уметь писать профессионально, знать проблемы изнутри, уметь сравнивать разный опыт, разные методики. И еще надо быть уверенным, что именно образование является основой безопасности страны, ее устойчивого развития и процветания.

– В чем, на ваш взгляд, главная задача «УГ» сегодня и чем газета отличается от других педагогических изданий?

– Любая уважающая себя газета, в том числе и наша, должна критиковать власть. Чтобы та эффективнее работала. Но, с другой стороны, те же газеты должны рассказывать и о том хорошем, что власти удается достичь. И если критических материалов больше, то это не вина журналистов, это свидетельство проблем, которые есть и которые надо решать тем, кто уполномочен на это. Мы стараемся дать нашему читателю объективную картину того, что происходит в образовательном сообществе, какие шаги предпринимает власть, какие делает ошибки, какие угрозы и риски возникают для образования. Мы даем слово представителям разных точек зрения и подходов. Наш читатель – умный. Он сам поймет, что к чему. Отличаемся от других изданий мы тем, что не делим образовательные учреждения на столичные и периферийные, на продвинутые и консервативные. Нам интересны и новаторы, и Марья Ивановна, уже сорок лет преподающая литературу в тамбовской глубинке. Мне кажется очень важным в нынешней ситуации помочь той самой Марье Ивановне не потерять себя в такое сложное время и постараться сделать так, чтобы тридцать учеников ее школы не остались без Пушкина и Тургенева.

– Что нового вы открыли для себя, будучи главным редактором «УГ»?

– Людей. Много и разных. У учителей и руководителей регионов, местных поэтов и художников, известных ученых и великих философов, которые, к счастью, пока живы, чьи суждения и мысли могут если не кардинально изменить жизнь, то заставят встряхнуться и задать себе снова вечные вопросы.

– Читательская почта газеты бывает разной. Вы отвечаете на злые письма?

– Отвечаю на все письма, и злые в том числе. Я верю, что ответное доброе письмо злому человеку поможет стать добрее. И потом я прекрасно понимаю, почему люди злятся, жизнь-то очень тяжелая. И очень часто проблемы, напрямую не связанные с газетой, как раз и вымещаются и на главном редакторе, и на «УГ». Людям кажется, что их не всегда защищают и не так освещают их проблемы, поэтому отвечаю на все письма – добрые, злые, веселые, доброжелательные, критические, а критику вообще не люблю, но пытаюсь это скрывать. Хотя наедине с собой задумываюсь над тем, что критиковали во мне или в моих поступках, и стараюсь сделать так, чтобы в следующий раз не критиковали.

– Судя по рубрике в «УГ» «Точка на карте», вы много путешествуете. Во многих ли странах существуют профильные педагогические издания?

– Я в самом деле много езжу по разным педагогическим конференциям. Есть несколько зарубежных проектов, в которых мы участвуем. Профильные педагогические издания существуют во многих странах мира, и эти издания совершенно разные. Например, в Великобритании это в основном еженедельные вкладки в общеполитические газеты. Две большие газеты «Гардиан» и «Таймс» имеют еженедельные многостраничные вкладки о проблемах образования. Особенно газеты раскупаются тогда, когда весной выходит рейтинг всех британских школ. В Соединенных Штатах Америки очень много педагогических журналов. Есть одна педагогическая газета – «Эдьюкейшнл Уик», толстая, красивая, но, на мой взгляд, весьма поверхностная. А журналы очень профессиональны, глубоки. Особенно один: «Каппа Дельта Фи». В каждом номере берется одна проблема и исследуется со всех сторон.

– Как рождаются ваши «Сто строк»?

– «Сто строк» рождаются всегда трудно: из взглядов, случайных обрывков фраз, каких-то воспоминаний, которые всплывают внезапно, из чего-то прочитанного. Это трудно сказать, как они рождаются, потому что я до воскресенья практически не знаю, о чем напишу следующие свои сто строк. Но я пишу их только тогда, когда понимаю: я должен это сказать, потому что для меня это важно. Мне кажется, что я их пишу еще и потому, что верю: люди должны все время размышлять о том, кто они есть в этом мире, зачем сюда пришли, как строить свои отношения с другими людьми, с природой, Вселенной, Богом. Если мы не будем об этом думать, превратимся в придаток машин, которые и так уже занимают огромную часть нашей жизни.

– Какая журналистика сегодня побеждает? И нужна ли кому-нибудь очерковая журналистика, в которой есть душа, а не только сухая информация?

– Если вы посмотрите, какие газеты сейчас самые продаваемые, то сразу поймете: побеждает журналистика, построенная по самым примитивным законам. Это очень поверхностная информация, которая играет на некоторых низменных человеческих чувствах и инстинктах. Когда-то, еще до «Учительской», в моей жизни была такая история: один из руководителей, придя переделывать газету, сказал, что мы теперь должны объединить на наших страницах Христа, кровь и презервативы. Так оно и случилось.

Я думаю, что журналистика, независимо от профиля издания, во-первых, должна быть объективной, во-вторых, информационной и, в-третьих, заставляющей размышлять, думать. Такими материалами как раз являются те, о которых вы спросили, – тексты для души. В советские времена у большинства людей не было возможности ходить в церковь, не было психоаналитиков, в те времена лучшие газеты выполняли эту задачу. Они разговаривали с людьми, и не зря на материалы ведущих публицистов «Известий», «Комсомольской правды» и «Литературной газеты» Анатолия Аграновского, Татьяны Тэсс, Инны Руденко, Анатолия Рубинова письма шли мешками. Люди открывали им свои души, боль. Они исповедовались перед журналистами, которые затрагивали в своих материалах тонкие струны их души. К сожалению, такая журналистика уходит. Для того чтобы писать такие тексты, нужно иметь душу, которая откликалась бы на человеческую боль. С другой стороны, последние пятнадцать лет делалось все, чтобы люди отупели. И, к сожалению, кроме инстинкта выживания, других потребностей у очень многих людей просто не осталось.

– Работа в педагогической прессе на вас как-то повлияла?

– Она меня не изменила. Газета не может изменить человека, если у него есть свой стержень, идеи, собственные принципы и если он знает, чего хочет в этой жизни.

Об учителе

– Как вы считаете, какими качествами должен обладать учитель?

– Я думаю, что учитель прежде всего должен любить детей. Это самое главное. Учитель должен быть профессионалом. Он должен не заставлять ребенка учиться, а уметь подтолкнуть к тому, чтобы тот сам захотел добывать знания. Это очень трудно сделать, но без этого учитель никогда не состоится. Кроме того, учитель должен уметь разговаривать с детьми, не просто отвечать на вопросы, а разговаривать о том, что волнует ребенка, о чем он не говорит вслух. Эти вопросы могут быть обо всем – политике, семейной жизни, экономике, власти.

– А идеальные учителя бывают?

– Я думаю, что прав был мальчик, который на Всероссийском конкурсе «Учитель года», когда у него спросили, кто такой лучший учитель, сказал: мой учитель самый лучший. Я думаю, что для каждого ребенка самый лучший учитель – это его учитель.

– В чем, на ваш взгляд, состоят основные проблемы нашего образования?

– Основные проблемы, к сожалению, заключаются в финансах. Какие бы реформы мы ни придумывали, если в системе образования не будет денег и нормальной оплаты труда всех преподавателей, начиная от детского сада и кончая высшей школой, можно считать, что на нашей системе образования поставлен большой крест, жирный и черный. Невозможно требовать от педагогов выполнения тех задач, которые ставятся сегодня правительством, региональными властями, и платить им такую заработную плату, на которую они не могут прожить. И я не верю в то, что у правительства нет возможности найти эти деньги. Они есть. Нужна только политическая воля, чтобы эти деньги отдать учительству. Если в системе образования будет совершенно другая оплата труда, туда придут молодые учителя, туда придут мужчины, которых так не хватает школе. Тогда начнется внутренний отбор, конкуренция между людьми, которые будут работать в школе.

– Постоянным читателям «Ста строк» совершенно очевидно: главный редактор «УГ» читает много, разное, и, видимо, это привычка из детства. Как, по-вашему, привить любовь к чтению?

– Главный редактор, к сожалению, читает не так много, как ему бы хотелось. За последние годы я в самом деле стал читать меньше и не знаю, в чем здесь причина: то ли время стало идти гораздо быстрее, чем это было 10-15 лет назад, то ли больше появилось информации, в том числе электронной, которую хочется просмотреть, почитать и просто подумать над ней. Я практически не смотрю телевизор – только новости и кое-что на канале «Культура». Мы живем в мире двух непересекающихся плоскостей. Одна плоскость – это реальная жизнь, другая – та, что моделируется на экранах телевизоров. И ничего общего нет между той жизнью, которая идет в деревнях, на улицах больших городов, на Кавказе, и тем, что показывает нам телевизор. Что же касается чтения, то я думаю, что ребенка можно приучить читать только в том случае, если его родители любят читать и в доме есть культ книги. Начинать читать ребенку надо уже в два-три месяца, разговаривать с ним, рассказывать ему сказки все время, пока он растет, и чем старше он становится, тем серьезнее с ним надо разговаривать. А книга должна быть все время рядом, в любом месте: дома, на даче, в спальне. Книги нужно держать в руках, рассматривать, они должны быть ценностью. Хорошо бы, чтобы в семьях были книги, которые передаются из поколения в поколение. Книги, которые читали еще дедушки и бабушки и будут читать дети наших детей. Какими бы уникальными ни были новые средства передачи информации, старая книга сказок с хорошими иллюстрациями намного ценней, чем картинка, которая мелькнет на мониторе компьютера. Если родители не будут принимать участия в этом процессе, то учителя ничего не смогут сделать. Я думаю, что и нынешняя школьная программа отталкивает детей от чтения. Есть вещи, которые невозможно прочитать за одну неделю, даже за один месяц. Мне кажется, что школьную литературу нужно преподавать совершенно по другому принципу: не по количеству, а по качеству. Может быть, лучше прочитать три-четыре произведения за год, но по-настоящему изучить на их примере, как можно выражать свои чувства, мысли, понять, как слово становится частью человеческой жизни.

– Почему теперь мало пишут о новаторстве в образовании: это перестало быть актуальным или финансовые проблемы заставляют учителей думать только о хлебе насущном?

– Сложный вопрос. Я думаю, что новатором может быть каждый учитель, просто ему нужна методическая поддержка людей, которые могут оценить его опыт и помочь оформить все это в какую-то новую методику. Другое дело, что за суетой, за тягостями нынешней жизни, когда учителю нередко приходится зарабатывать на жизнь не только в школе, но и торговать на местном рынке, тянуть огород, думать о великом нет ни сил, ни времени и по большому счету желания. Когда я рассказывал своим зарубежным коллегам о том, что четыре – пять лет назад наши учителя несмотря на то, что по полгода не получали зарплату, приходили в класс, давали уроки, принимали экзамены, они удивлялись: как, и ваши педагоги не бастуют?.. Я думаю, что тот нравственный стержень, который есть в наших учителях, заложенный то ли прежним строем, то ли традициями, то ли генами, не позволяет педагогу, даже когда ему очень трудно и он очень беден, срывать свою злость на детях и на школе. Он идет и работает. Это большой гражданский подвиг, но длиться вечно он не может, и власти это должны понимать.

О себе

– У каждого человека бывают в жизни трудные моменты. Что вы делаете, когда вам грустно?

– Беру любимую книжку, которую могу читать сто-триста раз подряд, и перечитываю. Начинаю с любой страницы и стараюсь отвлечься.

– А были в жизни моменты, которые хотелось бы вычеркнуть?

– Я думаю, что у каждого человека в жизни были и черные, и светлые моменты. В моей жизни тоже были черные моменты, но вычеркивать их я бы не хотел, потому что благодаря неприятностям я научился выживать, стал сильнее и увереннее. И я не знаю, был бы ли я таким, как сегодня, если бы на мою долю не выпали те испытания, через которые я прошел.

– Как вы выбрали свою профессию и влияли ли на выбор сына?

– Я очень хотел, чтобы сын был высококлассным программистом и чтобы он учился в МГУ. Проходив на подготовительные курсы девять месяцев, он накануне сдачи экзаменов сказал, что будет поступать в совершенно другой вуз, в Бауманку. Я не стал его отговаривать, он поступил, но, когда пришло время работать по специальности, сказал, что будет заниматься издательским бизнесом. Теперь он издает журнал «Системный администратор» для тех, кто работает с компьютерными сетями. В этом журнале я ничего не понимаю, но раз его покупают и читают, значит, он нужен профессионалам, которые занимаются этой проблематикой. Я не думаю, что нужно влиять на выбор ребенка, просто его нужно максимально развить, дать ему максимальное количество возможностей показать себя. Хорошо бы, чтобы ребенок был физически развитым, занимался спортом в какой-нибудь секции, чтобы умел видеть красивое вокруг, для этого надо ходить в какую-то студию, рисовать, лепить для себя, чтобы умел сказать другим людям, миру, себе то, что невозможно иногда выразить словами. Меня когда-то поразила одна английская школа, которая называлась три ЭЙЧ, по-английски с этой буквы начинаются слова голова, сердце, руки. Там есть три учебных блока. Первый касается развития эмоционального мира через искусство: лепку, рисование, пение, драму, хор. Второй – это умение работать руками: строгать, пилить, строить, печь, ухаживать за поросятами. Я был поражен, когда дети из самых высокопоставленных семей, чьи корни насчитывают по восемь-девять столетий, становились в очередь, кто утром в пять часов пойдет на пекарню, потому что вся деревня приходила в эту школу покупать этот хлеб, и кто будет дежурить в свинарнике. И третий блок касался знаний. А еще надо было обязательно отработать летом в этой деревне добровольцем, помочь старушкам, молодым родителям посидеть с их ребенком, если они уезжали куда-то на уик-энд, помочь рассадить цветы на клумбах. Я спросил у директора, зачем все это детям, которые никогда не будут этим заниматься в будущем? Он ответил: все они будут когда-то в правящей элите, и для того чтобы узнать, что требуется обществу, ребята должны понять, что такое труд, старость, немощь и что требуется людям. Это одна из лучших школ, которую я видел в мире.

Что же касается моей профессии и выбора, то когда-то в школе меня попросили написать заметку в районную газету о празднике Победы. И я написал не просто заметку, я покопался в архивах, кто похоронен в братской могиле, написал большой материал, его опубликовали. Потом меня поздравили с праздником печати, как юного рабкора, попросили написать что-то еще, к 10-му классу у меня набралось приличное досье. И я подумал, почему бы не стать журналистом, раз меня печатают?

– А если бы не стали журналистом?

– Может быть, стал бы разведчиком или детским хирургом, но сейчас я прекрасно понимаю, что, когда уйду на пенсию, буду придумывать райские сады и цветники.

– Петр Григорьевич, вы находились в Чернобыле по заданию «Комсомолки» в то время, когда там было небезопасно, в 86-м году. Делали репортажи. Обо всем ли увиденном вам разрешили рассказать на газетных полосах?

– Я никогда не писал о том, что в Чернобыле скоро снова запоют соловьи, можно будет ловить рыбу из прудов и все будет нормально. И когда сейчас я перечитываю свои тексты, написанные о Чернобыле, я счастлив, потому что ни разу нигде не соврал и не написал о том, чего не было на самом деле. Это было уже время перестройки, и потому разрешалось многое писать. Конечно, были еще цензоры, читавшие статьи на просвет, из многих моих репортажей в мае – июне 86-го года цензоры вычеркивали упоминания о военных и возможных последствиях влияния малых доз. Что же касается следующих материалов о Чернобыле, которые я писал через год-два, это уже были аналитические материалы о переселении, о медицинских последствиях, то туда практически никто не вмешивался, потому что это уже был переломный период и власти было не до прессы. Я очень рад этому периоду в своей жизни, потому что он меня многому научил, особенно люди, с которыми я встретился. Я очень сожалею, что многих, кто был в Чернобыле в 86-м году, уже нет на этом свете.

– Учительская профессия, как и профессия журналиста, – это работа на износ. Как восстановиться после рабочего дня или недели. Есть ли у вас свой рецепт?

– Чтобы восстановиться, нужно или пойти в спортивный зал и час позаниматься. Или просто надеть кеды, спортивный костюм и побегать полчаса, даже если нет сил и ноги не носят. Можно походить быстрым шагом. Мы ведь устаем потому, что занимаемся одним видом деятельности. А надо уметь переключаться. У меня это лучше всего получается, когда я уезжаю в выходные на дачу, переодеваюсь в резиновые сапоги, если мокро, или в кеды, если сухо, беру лопату, секатор, грабли, иду в свой небольшой цветник и начинаю копаться там, что-то подрезать, что-то подкармливать, и это лучшее спасение от всякой тоски.

– Что вы цените в жизни? И что, по-вашему, необходимо человеку для счастья?

– Теперь я ценю в жизни каждую минуту. Моя бабушка, которая была очень мудрым человеком, хотя практически неграмотным, умирая в 90 с лишним лет при полной памяти, сказала: все, что я пережила, было вчера. Вчера была первая мировая война, вторая мировая война, вчера было присоединение Западной Украины к Советскому Союзу, вчера угнали на трудовую отработку сыновей на шахты Донбасса, вчера двое из них погибли, вчера родился твой отец и ты, и все это было вчера, поэтому цени каждое мгновение своей жизни. Будущее кажется бесконечно длинным, но вся жизнь умещается в одну маленькую точку. Гораздо позже я прочитал в одной из умных книг о существовании теории трансфинитных множеств, в которой написано, что часть всегда равна целому. Поэтому каждое мгновение нашей жизни такое же равновеликое, как и вся наша жизнь. Эти мгновения нужно ценить. Еще их нужно ценить потому, что чем старше ты становишься, тем быстрее начинает лететь твоя жизнь. А человеку для счастья нужно, чтобы он кого-то любил, чтобы его любили. Чтобы у него была любимая работа, дом, книги вокруг, страна, которую он чувствует своей родиной.

– Вы родились на Украине, но уже долго живете в России. У вас две родины?

– У меня в самом деле две родины. Одна родина там, где я родился, где до сих пор живет моя мама и много родственников. Другая родина та, где я живу сегодня, страна, гражданином которой я являюсь. Если я не уехал никуда на Запад, значит, я выбрал эту страну, чтобы жить в ней, и стараюсь делать все, что могу, чтобы эта страна была лучше и чтобы людям в ней жилось лучше. Когда меня спрашивают, кто я, иногда даже забываю о своей национальности, хотя прекрасно знаю украинскую музыку, литературу и говорю на украинском языке так же свободно, как и по-русски. Для меня не важно, какой ты крови, какой национальности, важно, чтобы ты был человеком, у которого есть душа, стержень и который уважает другого человека, другую жизнь. Но реальность бывает совершенно другой. Вот пример из моей жизни. У меня русская жена. И когда мы жили в Киеве, мой сын всегда говорил: я русский. Когда приехали в Москву, стал говорить: я украинец. Но когда в 16 лет получал паспорт, написал там – русский. Я спросил у него, почему ты выбрал не украинскую национальность, а русскую, он сказал: понимаешь, мне же ведь жить в России. Прагматичный поступок… Меня это тогда поразило, но я не стал комментировать выбор своего сына и думаю, что не он один так рассуждал, выбирая себе национальность, когда требовалось вписать ее в официальный документ.

– Можете ли вы назвать событие, разделившее вашу жизнь на ДО и ПОСЛЕ?

– В семнадцать лет, когда я собрал свои вещи – пару джинсов, свитер, осеннюю куртку, все положил в рюкзак и уехал поступать в Киевский университет.

– Добились ли вы в жизни того, чего хотели?

– Наверное, добился, потому что считаю, что жизнь моя удалась: у меня есть прекрасная семья, любимая работа, верные друзья, одним словом, есть надежные тылы, и я верю, что мне еще многое предстоит сделать.

– О достоинствах обычно говорят другие. Расскажите о своих недостатках.

– Я очень долго помню все нанесенные мне обиды, просто десятилетиями, хотя стараюсь этого не показывать и никогда не возвращать обидевшему меня человеку долг. Я борюсь с этим, но, к сожалению, не могу никак побороть в себе это. Хорошее забывается быстрее, чем плохое. Я ленив и часто откладываю до последнего момента то, что можно было сделать раньше, но я тоже с этим борюсь. И еще я не могу проснуться рано утром. Для меня это смертная казнь. Если мне нужно встать раньше 7 часов утра, у меня болит голова, у меня плохое настроение, и мои коллеги знают, что в этот день лучше не начинать никаких серьезных разговоров.

– Не планируете ли вы написать книгу? О чем она могла бы быть?

– Мне кажется, что писать воспоминания мне еще рано. А так называемых художественных книг сегодня и без меня очень много издается.

– У главного редактора «УГ» животные дома есть?

– У нас живут два кота. Один рыжий кот с помойки, которого спасла моя жена, когда возвращалась с работы и нашла его, прыгающего на трех лапах. Она принесла его домой, вылечила, теперь это роскошный огромный кот, хозяин в доме. Второй кот – ирландский вислоухий – красивый, серый, с медовыми глазами, загнутыми ушками, которого мы тоже очень любим. И есть абрикосовый пудель, которому 12 лет, забалованный, но, как все пудели, очень ласковый, веселый, преданный своим хозяевам.

– Вы умеете готовить, и если у вас две любимые родины, то и две любимые кухни?

– Готовить умею, но не очень люблю. Мы с женой оба работаем достаточно напряженно, она тоже главный редактор серьезного журнала «Мировая энергетика». Поэтому дома мы делаем так: готовит тот, кто первый приходит с работы. Обычно по рабочим дням это что-то простое. На праздники и в выходные стараемся сделать какой-то хороший обед.

Я люблю вареники, особенно с творогом и вишней. А мое любимое блюдо, не самое дешевое, но в принципе однажды его можно сделать, потому что оно очень вкусное и полезное. Рецепт такой. Возьмите один спелый авокадо, разотрите мякоть, добавьте одну столовую ложку оливкового масла, посыпьте перцем, солью, раздавите один зубчик чеснока, добавьте полстоловой ложки уксуса с базиликом и 100 грамм очищенных креветок. Все это перемешайте и минут на пятнадцать поставьте в холодильник.

– Что вы цените в людях?

– Профессионализм, искренность и верность в дружбе.

– А в жизни чему бы еще хотели научиться?

– Кататься на доске на морских волнах, нырять с аквалангом, сплавляться по горным рекам и не так близко принимать к сердцу очень многие вещи, которые происходят в сегодняшнем мире. Но последнее практически мне не под силу.