Есть в Питере свое Новодевичье кладбище. Десять лет назад открыл его для себя известный поэт Глеб Горбовский. О своих впечатлениях рассказал он в записках, опубликованных в журнале “Звезда”. “Остывшие следы” – так назвал их автор.
Где похоронены Тютчев и Некрасов? На вопрос этот не сразу ответит и человек, всю жизнь проживший в северной столице. Может быть, на Волковском кладбище с его литературными мостками? В этом долгое время была уверена одна наша общая с женой знакомая, пока не попали ей в руки “Остывшие следы”. “Читаю и понимаю вдруг, что описано место, где я живу, что это кладбище в двух шагах. Сходятся все приметы: монастырь, Московский проспект”.
У ворот кладбища встретил нас огромный лохматый пес. Он прошел с нами несколько шагов, отстал и вновь нагнал. В зубах у него была маленькая еловая веточка. Наверное, этим он хотел показать, что у него добрые намерения…
Мне сложно припомнить слезы на лице отца. Во время войны мальчиком он точил на заводе снаряды, работая вместе со взрослыми по четырнадцать часов в сутки. Потом всю жизнь строил: доменные печи в Кривом Роге, дома в разных городах страны. Он много чего повидал, и его непросто было рассмешить или разжалобить. И вдруг я вижу: сидит у стола и вытирает слезы. Рядом – раскрытый сборничек Некрасова.
Ой, беда приключилася страшная!
Мы такой не знавали вовек:
Как у нас, голова бесшабашная –
Застрелился чужой человек!
Что было в этих, до предела простых строках, так тронувшее его? У могилы Некрасова на питерском Новодевичьем я думал о том, что нелегко найти у нас другого поэта, который мог с такой силой передать чужое страдание. А ведь этого добьешься тогда, когда за словами открывается далекая, не выразимая ими перспектива, уходящая в бесконечность. То, что лежит за пределами конкретного смысла слов…
Недалеко от Некрасова похоронены Тютчев и его близкие. Могилу Врубеля мы отыскали в противоположном уголке, в самой глуши кладбищенской. Здесь, на питерском Новодевичьем, лежат основоположник русской шахматной школы Михаил Чигорин, поэты Аполлон Майков, Константин Фофанов. А стихи Константина Случевского когда-то в школе я выписал в особую тетрадку, они понравились мне за решительность и размах:
Мои – все села над равниной,
Стога, возникшие окрест,
Река с болтливою стремниной
И все былое этих мест…
К могиле Случевского мешала подойти свора собак. Семь или восемь дворняг долго крутились вокруг невзрачного креста. Но я решил рискнуть. Стая пошла мне наперерез, рыча. И когда я уже хотел повернуть назад, из-за спины выскочил тот самый пес, что встретил нас у ворот и хотел подарить еловую веточку. Он остановился между мной и стаей. Огромный и решительный, с прямым, твердым взглядом. И свора побежала восвояси, прыгая по могилам. Счищая снег с надгробной плиты Случевского, и потом, уходя с кладбища, я удивлялся, как это заметил пес, давно отставший от нас, что мне нужна его помощь. А на душе сделалось легко, как бывает, когда соприкасаешься с чем-то особенно чистым, дорогим и родным. С великим.
Виктор БОЧЕНКОВ
Комментарии