Профессионалам - профессиональную рассылку!
Подпишитесь, чтобы получать актуальные новости и специальные предложения от «Учительской газеты», не выходя из почтового ящика
Мы никому не передадим Вашу личную информациюК 80‑летию Иосифа Бродского
24 мая 2020 года мир отметил 80‑летие великого русского поэта, эссеиста, драматурга и переводчика Иосифа Бродского, почетного гражданина Санкт-Петербурга, поэта-лауреата США в 1991-1992 годах и лауреата Нобелевской премии по литературе 1987 года.
Иосиф Александрович Бродский родился в Ленинграде в семье капитана 3 ранга ВМФ СССР Александра Ивановича Бродского, впоследствии фотокорреспондента, и бухгалтера Марии Моисеевны Вольперт. Детство Иосифа пришлось на годы войны и послевоенного восстановления страны. Война, блокада, голод, эвакуация, стесненный быт коммунальной квартиры (расположенной, впрочем, в великолепном доме Мурузи, являющемся шедевром дореволюционной архитектуры Петербурга) – все это было настолько типичным для представителей его поколения, что сложно вывести формулу, по которой можно понять, откуда возникают гении. А понять это (или хотя бы попытаться понять) непременно должен каждый педагог, поскольку любому из нас может выпасть шанс воспитать гения.
Что такое Бродский, в полной мере осознать очень сложно. Это не просто голос своего поколения, это целый мир, огромный зеркальный шар, в котором отразилась великая эпоха со всеми ее переливчатыми гранями и тонкими нюансами, поскольку зеркало, которое ее отражало, отнюдь не было подобострастным, как в известной сказке.
был этот юный поэт до знакомства с Найманом, Рейном и Бобышевым? Гением? Безусловно. Гением-одиночкой. Истопником, матросом на маяке, помощником патологоанатома, рабочим в геологических экспедициях – бродягой, искавшим себя в огромном мире, бросавшим вызов всем – «правильным» еврейским родителям, обществу, миру, Господу Богу, наконец. Но проявился бы этот гений и раскрылся бы миру или погиб, не узнанный всеми? Кто знает.
Представьте себе конец пятидесятых. Атмосферу фильма «Застава Ильича», который как раз начали снимать тогда, но который вышел на экраны только в 1965 году под названием «Мне двадцать лет». Бродский к тому моменту, несмотря на юный возраст, вполне сформировавшийся поэт, уже написаны «Пилигримы», «Прощай…», «Одиночество», но вне среды, вне контекста его голос мало кто слышит, и неизвестно, как развивались бы дальше события, не попади зерно его, безусловно, и без того ярчайшего таланта на благотворную почву.
«Но произошло одно забавное происшествие, – вспоминал впоследствии Евгений Рейн. – Был мой первый вечер поэзии «городского масштаба». Проходил он в знаменитой Промке – Доме культуры Промкооперации на Петроградской стороне. Я прочитал стишки – друзья похвалили. Вдруг слово попросил юноша из публики. Выпустили его на трибуну неохотно. Он поднял руки к кумачовым плакатам, облепившим зал. Это было время кампании за химизацию. «Химия, – было написано на плакате, – это…» – и далее шло перечисление всяческих незамедлительных благ, что принесет с собой химия. Юноша патетично прочел лозунг. «Вот, – сказал он, – вот чем дышит время, а о чем пишет Рейн?» Далее он некой ловкой параболой сравнил мои стихи с лозунгами, уже отброшенными. Все это походило на иронический розыгрыш».
Юношей этим, как вы уже догадались, был Бродский. Типичный ленинградский молодой человек своей эпохи. Талантлив, дерзок, провокативен, но снова зададим этот вопрос: что сделало его тем, кем он стал?
«Мир лишь луч от лика друга, все иное – тень его!» – провозгласил когда-то классик Серебряного века Николай Гумилев. Безусловно, круг друзей и единомышленников – это то, что продолжало формировать юного гения. Рейн, Найман, Бобышев, Уфлянд, Довлатов… Они ценят его талант и принимают в свой круг. Поэт Иосиф Бродский становится чрезвычайно популярным в кругах ленинградских интеллектуалов.
14 февраля 1960 года друзья устраивают его первое крупное публичное выступление во Дворце культуры имени Горького. На одной сцене с ним выступают Александр Кушнер, Глеб Горбовский и Виктор Соснора.
Но что выделило его из массы молодых поэтов, из тех, кто громогласно выступал с трибун, покоряя сердца советских граждан, вдохновленных «оттепелью», кто пользовался заслуженной популярностью и всеми ее благами? Достаточно перечислить тех, кто появляется в той же «Заставе Ильича»: Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Римма Казакова, Роберт Рождественский, Михаил Светлов, Белла Ахмадулина, Булат Окуджава, Борис Слуцкий.
В этом шуме, в этом радостном грохоте поколения, в его яростном напоре Бродский научился одной важной вещи – сдержанности. Сдержанности, которая впоследствии отличала его ото всех и роднила его эпоху с эпохой минувшей.
И этому он обязан, конечно же, знакомству с Анной Ахматовой, которое произошло благодаря Евгению Рейну в августе 1961 года.
«Она учит, по крайней мере, русского поэта одной вещи – а именно сдержанности тона, – оценивает сам Бродский главное из того, что почерпнул от Ахматовой, в интервью Наталье Рубинштейн. – Это качество, при отсутствии знания этого поэта, то есть Ахматовой, в общем, до этого самому трудно додуматься, трудно дожить».
Бродский становится, не побоимся этих высокопарных слов, носителем «тайного знания», наследником Серебряного века. Причем в начале общения с Ахматовой он сам ни в коей мере не осознает этого.
«Это действительно носило скорее характер поверхностный, – признается Бродский в том же интервью. – Пока в один прекрасный день, возвращаясь вечером из Комарово в переполненном поезде, набитом до отказа, это, видимо, был воскресный вечер. Поезд трясло, как обычно, он несся на большой скорости, и вдруг в моем сознании всплыла одна фраза, одна строчка из ахматовских стихов. И вдруг я в какое-то мгновение, видимо, то, что японцы называют сатори, или откровением, я вдруг понял, с кем я имею дело. Кого я вижу, к кому я наезжаю в гости раз или два в неделю в Комарово. Вдруг каким-то образом все стало понятным, значительным. То есть произошел некоторый, едва ли не душевный, переворот».
Строчкой этой не случайно оказалась «Меня, как реку, суровая эпоха повернула» из «Северных элегий». В ней отразилось то важное, наиважнейшее ощущение взаимодействия с эпохой, со стихией времени и судьбы.
В практике возрождения умирающих языков существует метод языкового гнезда. Впервые он был применен для возрождения языка маори в Новой Зеландии, которому угрожает полное вымирание. Суть метода заключается в том, что дети, родители которых уже забыли родной язык, «подсаживаются в гнездо» к единственному в их окружении носителю языка и вынуждены общаться с ним исключительно на языке предков. И даже при небольшом количестве оставшихся живых носителей, как в случае с маори, у языка появляется реальный шанс на возрождение.
Нечто подобное происходит и в возрождении культурной среды. Общения с единственным уцелевшим к тому времени представителем Серебряного века было достаточно, чтобы воспитать новую плеяду поэтов, достойных той эпохи, и одного безусловного гения, который в свою очередь даст толчок к развитию новой генерации.
Безусловно, в обратной перспективе параллель эта уходит и в век золотой. Сам Иосиф Бродский характеризовал четверку «ахматовских сирот» следующим образом:
«Каждый из нас повторял какую-то роль. Рейн был Пушкиным. Дельвигом, я думаю, скорее всего, был Бобышев. Найман с его едким остроумием был Вяземским. Я со своей меланхолией, видимо, играл роль Баратынского».
В 1962 году происходит еще одна важная встреча. Бродский встречает главную любовь своей жизни – Марианну Басманову. Именно ей посвящена лучшая его любовная лирика: от первых, написанных в 1962 году «Я обнял эти плечи и взглянул…», «Ни тоски, ни любви, ни печали…», «Загадка ангелу» до последних, посвященных «М.Б.», датированных 1989 годом.
Так исторически сложилось, что в становлении большого русского поэта огромную роль играет его гражданская позиция. Зачастую позиция эта провоцирует противостояние с властью, в результате чего опала, ссылки, тюрьмы. Кажется, без этого на нашей многострадальной Родине поэт состояться не может.
Начавшееся в 1963 году со статьи в газете «Вечерний Ленинград» преследование Иосифа Бродского «за тунеядство», последовавшие за этим арест, показательный процесс и ссылка в деревню Норинская, безусловно, значительным образом подорвали здоровье и силы Бродского. Однако этот процесс поставил окончательную точку в становлении поэта, как бы жестоко и цинично это ни звучало. Точку, опершись на которую, он впоследствии перевернет мир. Именно в отношении этого процесса прозвучала знаменитая фраза Анны Ахматовой: «Какую биографию делают нашему рыжему! Как будто он кого-то нарочно нанял».
Возможно ли было этого избежать? Ведь Бродский при всем своем индивидуализме поэт сугубо имперский, воспитанный, созданный русской классической литературой и современной ему империей в ее советском изводе. Только ли нелепое саморазрушающее бездушие партийной машины и глупость чиновников не дали ему, этому безусловному до последних дней жизни русскому имперцу, полностью состояться здесь? Возможно, тайна злого рока заключается в том, что гению, в какое бы время и в какой бы стране он ни родился, всегда надо выбраться за пределы системы, чтобы вполне ощутить себя тем, кем он является.
В данных обстоятельствах и в свете предшествовавших событий дальнейшая его эмиграция была только вопросом времени.
10 мая 1972 года Иосиф Бродский был вызван в ОВИР, где был поставлен вопрос о его отъезде. Бродский вынужден покинуть Родину. В связи с намечающимся отъездом друг поэта Владимир Марамзин предложил Бродскому собрать тексты для первого самиздатовского собрания сочинений: вплоть до 1992 года это будет единственным собранием сочинений запрещенного поэта, ходившим в машинописных копиях.
Дальше будут эмиграция, огромное количество новых произведений, изданных книг, профессорские должности в шести британских и американских университетах, Нобелевская премия, последняя любовь, четыре инфаркта и внезапная смерть от остановки сердца в 1996 году.
Простил ли он Родину? Приняла ли Родина его обратно в полной мере? Иногда поэту, конечно же, в шутку вменяют в вину то, что он так и не приехал умирать на Васильевский остров. Предложение захоронить его там поступало, но было отвергнуто – «это означало бы решить за Бродского вопрос о возвращении на родину». Окончательным местом упокоения выбрали Венецию, что было вполне в духе поэта, такой вариант даже упоминался в одном из его шутливых стихотворений. Но до сих пор чудится многим, что островной некрополь Сан-Микеле, на котором похоронен поэт, омывают холодные воды Невы.
«Бог сохраняет все; особенно – слова // прощенья и любви, как собственный свой голос».
Елена МОРДОВИНА
Подпишитесь, чтобы получать актуальные новости и специальные предложения от «Учительской газеты», не выходя из почтового ящика
Мы никому не передадим Вашу личную информацию
Для добавления комментария вы должны быть авторизированы.