Балет научил меня в детстве дружить. Светлана ДРУЖИНИНА

Дочь шофера (погиб на фронте) и воспитательницы детского сада, она сделала в кино головокружительную карьеру. С блеском сыграла несчастных в любви красавиц в фильмах «Дело было в Пенькове» и «Девчата», потом стала по другую сторону кинокамеры и поставила «Сватовство гусара», «Дульсинею Тобосскую», «Принцессу цирка»… А после выхода на экраны трилогии о гардемаринах Светлану Дружинину назвали последним романтиком советского кино. Более 10 лет она погружена в «Тайны дворцовых переворотов».

– Светлана Сергеевна, в кино у вас столько ипостасей: актриса, кинорежиссер, сценарист, а в последние годы еще и продюсер. Очевидно, вы с детства испытывали тягу к кинематографу?

– Нет. Мое детство прошло в Марьиной роще, тогдашней московской окраине. Жили в коммуналке. Если помните фильм «Место встречи изменить нельзя», именно в Марьиной роще было логово «Черной кошки» – одной из самых свирепых банд послевоенных лет. Кое с кем из «чернокошечников» я была знакома. Кстати, неплохие ребята были при близком общении. Центром жизни для нас была танцплощадка. Уж не знаю, как бы сложилась моя судьба, если бы ангел хранитель однажды не взял меня оттуда и не перенес в хореографическое училище при Большом театре, расположенное по Пушкинской, дом 2, где учились многие великолепные балерины и танцовщики. Искусство балета – это работа для сильных и психически устойчивых людей. Я научилась вставать рано, ложиться поздно, не жалеть себя, дружить с людьми, работать с «чувством локтя». Поначалу изображали всяких букашек-таракашек в спектаклях Большого. А в последние три года учебы мы с моими одноклассниками Марисом Лиепой и Наташей Касаткиной танцевали дивертисменты в операх.

– Вы не задумываетесь иногда, как бы сложилась ваша судьба, останься вы в балете? Достигли бы высот Плисецкой или Волочковой?

– Нет, я не Волочкова. Я человек трезвомыслящий, понимающий свои возможности. Я была хорошей характерной актрисой с крепкой техникой. Если бы не травма руки на репетиции в старших классах, из меня получилась бы неплохая балерина, а к 45 годам вышла бы на пенсию. И финита. Но как видите, мне уже давно не 45, но я востребована так, что работаю без выходных. Нет, я не жалею ни о чем. Перед балетом я преклоняюсь, потому что там нельзя работать по блату, невозможно по протекции выполнить 32 фуэте. Однако если жизнь то и дело круто меняет направление – значит так надо. И крест дается по силам.

– А, может, вам просто одного танца было мало?

– Мне и актерства одного было мало. Поступая уже на актерский факультет, я знала, что рано или поздно уйду в режиссуру. Так оно и получилось. Отработав три года в актерской профессии – по тем временам это было обязательно – я сдала документы на режиссерский. Так что у меня кроме хореографического образования, еще два полноценных диплома ВГИКа. Что и составляет базис моей нынешней творческой деятельности.

Кстати, после училища мне трудно было отучиться от балетных привычек. В первой картине «За витриной универмага», это был 1955-й, я играла продавщицу посудного отдела Соню, в которую все влюбляются. На съемочной площадке ко мне специально был приставлен человек, который бил меня палкой по ногам, чтобы я не стояла в первой позиции и не ходила балетным шагом.

– А уже в 1957 году зрители с замиранием сердца следили в фильме «Дело было в Пенькове» за другой вашей героиней – разбитной красавицей Ларисой, дочерью председателя колхоза, которая отчаянно борется за любовь тракториста Матвея, роль которого сыграл неотразимый Вячеслав Тихонов. Кажется, молва приписывала вам тогда бурный роман и в жизни…

– Это домыслы. Со Славой Тихоновым мы не были знакомы до съемок, хотя во ВГИКе учились у одних и тех же преподавателей: Ольги Пыжовой и Бориса Бибикова, только в разные годы. Утверждение на роль озорника Матвея шло трудно, режиссера Станислава Ростоцкого упрекали, что он романтизирует образ сельского хулигана. Тихонов был тогда малоизвестным актером, но обошел на пробах многих знаменитых исполнителей. Помню, мы с Майей Менглет, игравшей мою соперницу агрономшу Тоню, очень обрадовались, что у нас будет такой красивый партнер. Натурные съемки проходили в деревне Клинково близ города Клина. Жили в избах. На небольшие суточные покупали продукты и сами себе готовили. Тихонову предоставили отдельную избу. Время от времени к нему приезжала его жена Нона Мордюкова. Тогда с актерами не церемонились: мы не были избалованы ни деньгами, ни вниманием. Целый день пропадали на съемочной площадке, вечером отдыхали, готовились к следующему съемочному дню. Понимали: нам выпал «звездный билет» и такой шанс нельзя упускать.

Когда я сама стала режиссером, то часто думала о роли для Славы Тихонова. Ничего подходящего пока не представилось, но нашлась работа для его задушевного голоса. В «Гардемаринах». Слава великолепно прочел авторский текст за кадром.

– В вашем добалетном детстве был еще год учебы в цирковом училище. В любви к этому виду искусства вы объяснились в картине «Принцесса цирка» с Натальей Белохвостиковой, а фильм о балете не хотите снять?

– Экранизировать балеты в чистом виде? Нет. Но балетная закалка сказывается почти во всех моих фильмах, танцевальные номера придумываю сама или зову друзей-хореографов. Как лихо отплясывает Наташа Гундарева в моем мюзикле «Дульсинея Тобосская». А ведь худсовет ее не утверждал, ссылаясь на ее тогдашний имидж «родина-мать» и «сладкая женщина». Какая из нее Дульсинея? А я им предложила перечесть Сервантеса, который создал Дульсинею большой и громкой: когда вечером она созывала скот, то ее зычный голос слышали на третьей горе. Наташа отважно показала себя не только в музыкальных номерах. Снимали мы в опасных местах, где водится ядовитая змея гюрза. Там нельзя ходить босиком. Но как раз это должна была делать наша Дульсинея. Гундарева смело снимала обувь, приговаривая: «Меня ни одна змея не укусит, они меня боятся». Жаль, что этот фильм редко показывают.

Почему какие-то картины живут долго, а другие быстро забываются? Для себя я эту дилемму решила так. В нашем безумном мире, где стремительно меняется все: быт, мода, плоды цивилизации – неизменным остается только сам человек. Любовь, горе, радость, грусть – эти чувства испытывали еще наши предки в доисторические времена. И когда вы делаете картину об этом, да еще искренне и влюбленно в тему, то тогда «все получается навсегда». Феномен кинематографа в том, что пленка каким-то мистическим образом точно отражает все эмоциональные повороты действия, и мне бывает жалко резать какие-то сцены при монтаже. Актеры работают хорошо. Их энергетика захватывает. Смотреть – одно наслаждение. Ну и еще зритель должен уметь смотреть картины, чтобы не просто получить «кайф» ниже пояса, а задумываться о себе.

– А что у вас за проблемы были с Дмитрием Харатьяном в начале съемок «Гардемаринов»?

– О, «Гардемарины» – это плоды кинематографа, рожденного перестройкой. До этого никому не позволялось снимать фильмы о России, где есть слова «донос», «тайная канцелярия», «пытки». Вначале на главные роли были другие претенденты. Прекрасную пробу показал Олег Меньшиков на роль Александра Белова. Но он был так хорош, что я испугалась: вдруг Олег затмит остальных двух героев, и ансамбль не получится. Если бы я знала, что в процессе съемок появится Дима Харатьян, я бы оставила, конечно, Меньшикова. Тогда бы ансамбль был равноценен. Дима появился случайно. Должен был играть Юрочка Мороз, который потом стал режиссером сериалов «Каменская» и «Дети Ванюхина». А тогда он снялся у меня только в одном эпизоде и ушел снимать дипломный фильм. Тогда мой муж посоветовал взять Диму. Так в фильме появился удивительно светлый, улыбчивый, голубоглазый принц нашего кино Харатьян в роли Алеши Корсакова.

– Как вы относитесь к женщинам редкой профессии кинорежиссер?

– Нормально. У каждой из нас своя ниша: у Аллочки Суриковой, Киры Муратовой, Татьяны Лиозновой, покойной Динары Асановой… Ближе всего мне кинематограф Ларисы Шепитько. Во ВГИКе мы с ней учились на одном курсе. Необыкновенно красивая девушка была, высокая, статная. Александр Довженко нашел ее на Украине и привез в Москву. Мог бы мужчина снять «Восхождение»? Наверное. Но это был бы другой фильм. Думаю, есть какие-то нюансы чувств, в которых мужчины-художники не могут разобраться до конца, а следовательно – и отобразить. Ведь у мужчин больше развито левое полушарие, отвечающее за логику и анализ, а у женщин – правое, чувственное, способное, как говорят французы, расщеплять волос на восемь частей.

– Почти все свои картины вы сняли с оператором Анатолием Мукасеем, который без малого полвека является вашим мужем. У вас в семье не бывает творческих разногласий?

– Ну, конечно, спорим. Иногда очень жестко. Но на личности не переходим и всегда спешим найти компромисс, современный съемочный процесс простоев не любит. Муж мне послан Богом. Познакомились еще студентами. Я была капитаном команды женской сборной ВГИКа по волейболу, а он – мужской. Нас так и прозвали – два капитана. С тех пор вместе. Наш сын Михаил стал искусным клипмейкером и хорошим кинооператором. Переживаю, что он мало снимает.

– Когда планируете закончить все 25 фильмов эпопеи «Тайны дворцовых переворотов. Россия. Век XVIII»?

– Трудно сказать. Вот уже на экраны вышли 7-я и 8-я картины о правлении Анны Иоановны и ее фаворите графе Бироне. В советские времена этот период русской истории был закрыт для кино. Слишком уж много параллелей: революционные настроения, реформы, смуты. Разрешалось снимать только про любовь, как в «Царской охоте» с любовным треугольником Екатерина II – граф Орлов – самозванка Тараканова. Или помпезные картины о подвигах Суворова. Но нельзя было снять кино про то, что тот же Александр Васильевич до конца дней в домашней часовне отмаливал смерть каждого солдата, которым пришлось пожертвовать во имя громких побед русского оружия. А близкие легендарного полководца следили, чтобы он в порыве раскаяния не наложил на себя руки.

В новых фильмах «Тайны дворцовых переворотов» мы рассматриваем коллизию, когда после смерти Петра II Россия стояла на перепутье: ограничить монархию парламентом, как в Швеции, или жить по старинке. В результате политических интриг знати народ заявил, что парламент стране не нужен: пусть лучше правит один тиран, чем многие. А иностранные послы отписали своим государям, что Россия была в одном шаге от демократии, но не сделала его.

– Принято считать, что Россия – страна с непредсказуемым прошлым. К вам историки претензий не предъявляют?

– Со времен «Гардемаринов» ни одного опровержения со стороны ученых я не получала. Для многих историков плюс или минус 50 лет – ничего не значит. А я скрупулезно иду во времени. И если привношу какие-то незначительные вольности с адаптацией разговорной речи или событий, то это не сказывается на общей исторической концепции, а, наоборот, подчеркивает идею.

– А вам не хочется взяться за современную тему?

– Мне это предлагают. Сейчас, например, читаю книжки про ГРУ, контразведку, шпионов. Хотят, чтобы я это снимала, выделяются деньги. Для меня это некий соблазн. Однако я считаю, что обречена дотянуть свою тропинку исторического кино, на которую я встала в 1986 году с «Гардемаринами», до намеченного финала.