Архив

О чем рассказала печать…

Историческая сенсация из жизни Чехова – попечителя школ

В моей домашней библиотеке есть несколько старых книг с потрепанными кожаными корешками, одной из них ровно сто лет… Она неведомыми путями попала в мою библиотеку еще в Серпухове: это – первый том из собрания сочинений Ивана Федоровича Горбунова, которому Cоветский энциклопедический словарь посвятил всего две с половиной строки – “…/1831-1895/1896/, русский писатель, актер. Мастер устных рассказов из народного быта”.

Умер И.Ф.Горбунов 28 декабря 1895 года по старому стилю. А в 1898 году вышел вот этот первый том его собрания сочинений сразу с тремя предисловиями – издателя, А.Ф.Кони и знатока народной жизни и русского языка Т.И.Филиппова.

Ничего особо примечательного не было в этой книге, если бы не одна деталь: на девятой странице тома стоит четкая круглая печать, в центре которой изображена пятиструнная лира, обрамленная лавровыми ветвями, а по кругу надпись: “Серпуховское собрание любителей драматического искусства”.

Вот такая находка, которая дорогого стоит!.. Спустя сто лет эта обыкновенная печать может рассказать весьма много, в том числе и о великом писателе и человеке Антоне Павловиче Чехове, который самые лучшие, самые зрелые свои годы – с 1892 по 1899-й – отдал уездному городу Серпухову, где был гласным земской думы, заседал в суде, был членом санитарного совета и боролся с чумой, был попечителем библиотек и сельских школ и на свои средства построил три школы с жильем для учителей! Он стал и фактическим попечителем Серпуховского собрания любителей театрального искусства.

Но прежде – о Горбунове, талант которого раскрыл великий юрист, литературовед и писатель А.Ф.Кони, основатель суда присяжных в России. В своей стостраничной статье-предисловии он перекинул мостик от Горбунова к Чехову, вспомнив чеховских “Мужиков”. Он также вспомнил романс на стихи Горбунова, сделавшие автора и композитора Дюбюка известными на всю страну: “Говори хоть ты со мной, душка семиструнная! Грудь моя полна тоской… Ночь такая лунная… Видишь – я в ночной тиши плачу, мучусь, сетую! Ты допой же, доскажи песню недопетую!” (Стихи ошибочно приписываются Ап.Григорьеву).

Так что не случайно томик Горбунова попал в библиотеку любителей драматического искусства. Печать подтверждает то обстоятельство, что Серпуховское собрание было серьезным и солидным творческим объединением – со своим фондом, печатью и библиотекой. А руководителем “кружка” был сам секретарь земской управы, представитель древнего рода купцов-фабрикантов Серпухова Иван Митрофанович Сериков, с которым Чехов дружил и который не раз наезжал в гости к писателю в Мелихово. Старостой кружка был А.Тихомиров, о котором, к сожалению, ничего не известно. Оба они всемерно помогали Чехову в его просветительской и благотворительной деятельности, в частности в сборе средств на постройку сельских школ, участвуя в организации спектаклей как силами кружка, так и московских любителей и профессионалов.

Серпухов называли “русским Манчестером” из-за обилия текстильных фабрик в городе и уезде. И братья Сериковы одними из первых поставляли парусину петровскому флоту. В своем указе от 17 февраля 1720 года Петр отмечал образование крупных купеческих компаний для производства сукна: “…А в компании быть Владимиру Щеголеву, да московитянину Култычину, из Серпухова – Федору Серикову…” В семье Сериковых из рода в род как семейную реликвию передавали кафтан красного сукна якобы с царского плеча, который Петр Великий пожаловал Федору Серикову за высокое качество сукна, вырабатываемого на его фабриках. Хранящийся ныне в запасниках Серпуховского краеведческого музея кафтан действительно очень большого размера, под стать Петру, который был ростом более двух метров.

При ближайшем рассмотрении первого тома собрания сочинений Горбунова исчезают какие-либо сомнения в его принадлежности Серпуховскому собранию любителей драматического искусства. Кроме печати, на страницах книги – масса карандашных пометок по тексту, особенно в драматургических произведениях, что говорит о том, какие пьесы были “в работе”. Об этом же говорит и отсутствие отдельных страниц и даже целой пьесы – “Развеселое житье” из “Сцен городской жизни”, как обозначено в оглавлении. То время заключено и в написании слов карандашом – через “Ъ” – “Сцены изъ народной жизни”.

Листая книгу, создается реальное ощущение, что именно ее держал в руках Антон Павлович, просматривая, скажем, вместе со своей литературной подопечной Еленой Михайловной Шавровой и ее сестрой Ольгой, актрисой, сценический псевдоним которой был Оленина. Обе они не только помогали Чехову в отборе пьес для любительских спектаклей, но и играли в них. Так, в мае 1897 года Чехов писал Шавровой: “Выбор пьес одобряю, “Перчатка” весьма подходит для Серпухова, ибо Вас придут смотреть интеллигенты”. Речь шла о пьесе Б.Бьерсона – известного норвежского драматурга.

Найденная печать как бы позволяет нам значительно расширить репертуар, игравшийся на сценических подмостках в Серпухове, где любители в подборе пьес делали акцент на произведения и где было мало действующих лиц. В своих воспоминаниях о Чехове Елена Михайловна Шаврова подробно рассказала о постановке пьес “Брак” – интерпретация с французского П.Гнедича и одноактной комедии В.Билибина “Приличия”. Афиша этого театрального вечера, к счастью, сохранилась. В 1976 году ее передал музею в Мелихово серпуховской коллекционер А.Елисеев. В ней говорится, что в субботу 22 февраля 1897 года серпуховские и московские любители драматического искусства будут давать спектакли “Брак” и “Приличия” в пользу строительства земской школы в селе Новоселки… В обоих спектаклях было занято всего шесть актеров, в том числе и сестра Елены Михайловны – Оля Шаврова.

Еще в афише говорилось о том, что по окончании вечера будет “оркестр музыки” и семейно-танцевальное продолжение. Господ кавалеров, готовых принять участие в танцах, просили быть в черных парах (не пиджачных)… Все “цены местам со включением благотворительного сбора и гардероба” были расписаны: 1-й ряд – 2 рубля 10 копеек и т.д., входной – 1 рубль. Билеты можно было приобрести в магазине А.А.Пафонова, а в день спектакля – в кассе Собрания. Афиша была отпечатана в серпуховской типографии.

Кроме афиши, сохранился, к сожалению, неполный экземпляр пьесы Билибина “Приличия”, переписанный красивым каллиграфическим почерком с титулом, который может удивить нынешних читателей… “Дозволено цензурою СПБ 14 января 1895 года. Второе издание. Представлена в 1-й раз Императорским Александринским театром в С.-Петербурге 30 ноября 1895 года…” И самое удивительное ниже: “Издание театрального отдела книжного магазина газеты “Новости” – СПБ, Большая Морская, д. 33″.

…Нам сегодня трудно себе представить книжный магазин, где сидят переписчики и вручную тиражируют пьесу!

На титульном листе “Брака”, набранного типографским способом, также есть упоминание, что “Представление в 1-й раз на сцене Императорского Малого театра 20 августа 1893 года. Заняты: господа Федотов, Яблочкина-1, Юшин, Лешковская, Грибулин и Харитонова…”

В своих воспоминаниях Е.М.Шаврова подробно описывает все, что происходило вокруг этого театрального вечера. Накануне Чехов писал ей в Москву: “…Приезжайте к 12 часам со скорым. Приехав в Серпухов, подзакусив на станции, садитесь на извозчика (очень плохого, ибо здесь хороших нет) и поезжайте в кружок. Город серый, равнодушный, но рассчитываю, что спектакль даст 75-100 рублей чистых, а для уезда 75 рублей – все равно что для города 1450. С марта я начинаю строить школу, в июне она уже будет готова. Афишу я повешу на стене в рамочке, это в память о Вашей доброте”.

Как пишет Шаврова: небольшой артистический караван двинулся из Москвы в Серпухов, выехали пораньше, чтобы успеть осмотреться и прорепетировать пьесы на сцене до начала спектакля, как “это делали всегда”… В другом месте своих воспоминаний “Наш милый Чехов” она написала, что с любительскими спектаклями они ездили в Тверь, Торжок, Иваново-Вознесенск и другие города, собирая средства для постройки школ, и что туда же ушел чеховский гонорар за “Чайку” и даже за продажу яблок из мелиховского сада!

“Помню, был ясный морозный день, хороший санный путь. Весело было ехать с вокзала в город на маленьких полудеревенских санках с бубенчиками. Совсем как на масленице! – вспоминала Елена Михайловна. – В кружке нас, по-видимому, так рано не ждали. Палаццо серпуховских дожей встретило нас сурово, ибо оно оказалось просто запертым на огромный висячий замок… Когда нам открыли, то помещение поразило нас своей скромностью. Это была просто большая, длинная комната с низким потолком, и освещалась она керосиновыми лампами. Все было очень примитивно и даже бедно. По лицам товарищей-артистов я видела, как они удивлены и разочарованы…” Но вот приехал Антон Павлович, и все, как по волшебству, изменилось. Чехов сразу же распорядился насчет чаю с бутербродами и сам занялся устройством спектакля, принял участие во всех мелочах и делал все с таким вниманием и такой охотой, отмечает Шаврова, как самое дорогое и любимое дело. В результате сцена оказалась хорошо обставлена. А во время спектакля Чехов находился за кулисами и сам по книжке следил за выходами…

Спектакль прошел хорошо, публика осталась довольна. Артистов шумно приветствовали, приходили за кулисы благодарить, просили приехать еще!.. Молодым людям век спустя трудно себе представить, как дамы и кавалеры во фрачных парах отплясывали под свет керосиновых ламп! Любопытно, что в 1990 году в СССР была выпущена памятная монета к 130-летию со дня рождения А.П.Чехова, так вот художник изобразил на ней не что иное, как керосиновую лампу на фоне театрального занавеса, что весьма символично, ибо Чехов писал свои пьесы и рассказы под светом керосиновых ламп, да и спектакли в основном шли под этим освещением.

На вокзале станции Серпухов Чехов устроил ужин, а потом вместе со всеми поехал в Москву… “Было три часа ночи, – пишет Е.М.Шаврова, – было чудесно ехать и говорить с Антоном Павловичем под мерный стук колес, мы усталости не чувствовали, а были довольны и счастливы…”

Спустя полтора года – в ноябре 1898-го – Чехов писал Елене Михайловне из Ялты: “Вы согласились бы опять поехать в Серпухов и сыграть в пользу школы. Не правда ли? У меня опять строится школа (из мною построенных – это третья), и нужно 2 1/2 тысячи, хоть в петлю полезай. После спектакля поужинали бы на Серпуховском вокзале… Не правда ли?”

Школы достались Чехову нелегко. Даже трудно себе представить, как тяжелобольной человек, практикующий врач, гласный думы и судебный заседатель, пишущий книги, строит не церкви, готовясь к встрече с Богом, а сельские школы, на которые земство дает в лучшем случае треть нужной суммы! Где он берет силы и средства?!.

А депутации мужиков из окрестных сел все идут и идут к нему, прося построить пожарную каланчу, дорогу от станции Лопасня в Мелихово, построить школу… Он радуется такому самосознанию неграмотных людей и старается из последних сил: осенью и зимой набирается сил на юге или на Средиземноморье, а летом строит, клянча денег не у фабрикантов и заводчиков, а у людей своей среды, вроде Суворина, и у купечества, которое в недалеком прошлом само вышло из народа. Лишь однажды он попытался попросить денег на борьбу с холерой у “графьев” Орловых-Давыдовых, но получил унизительный отказ его жены, а сам граф, сбежав от холеры, жил на курортах Франции…

Но его душевным отдохновением остается театр. В нем он видит главный козырь – просветительство безграмотного народа, с одной стороны, и школы – с другой! Школа в Новоселках была построена вместе с квартирой для учителя Н.И.Забавина, который восторженно благодарил Чехова за жилье, а тот в свою очередь писал учителю из Ниццы, что скоро пришлет для его квартиры…камин! Здесь в Новоселках родился замечательный художник Петр Степанович Краснов. В Московское художественное общество его не приняли, так как он был крестьянский сын, но ему все-таки удалось пристроиться “вольным посетителем” в “оригинальный” класс этого заведения, где он получил несколько медалей за рисунки и этюды. С помощью все того же благодетеля – Антона Павловича Чехова – двадцатилетний художник получает увольнительное свидетельство из уездной думы, отказавшись от пользования земельным наделом, и поступает в Петербургскую академию художеств в Высшие художественные мастерские, которые ведет сам Репин. После их окончания по рекомендации того же Репина он был направлен директором в художественное училище в Екатеринодар (Краснодар), где сумел воспитать плеяду талантливых художников.

Краснов не забывал свои родные места, часто приезжал, написал немало картин, воспевающих природу Подмосковья… Воистину, пути Господни неисповедимы! Краснодарское художественное училище в 1940 году окончил, получив звание художника-педагога, Юрий Константинович Авдеев – будущий директор Чеховского музея в Мелихово.

Геннадий СЕМАР,

писатель