Антон ДОЛИН: Современный зритель мог бы ужасаться трагедиям прошлого

Известный кинокритик, главный редактор журнала «Искусство кино» Антон Долин с недавних пор ведет собственную программу на YouTube-канале, посвященную кино и не только. В интервью «УГ» Долин рассказал о цензуре и самоцензуре, «миражах советского» и фильмах года, которые его особенно впечатлили, а также о том, почему российский кинематограф застрял в CCCР.

 – Антон, вот уже около двух месяцев вы ведете свою программу о кино на YouTube-канале. Это достаточно новый для вас формат. Как вы себя в нем ощущаете?

– Я все еще в задумчивости. Это, безусловно, интересный опыт, и он для меня новый. Раньше подобные вещи я выполнял по заказу той или иной редакции. Даже если мне не нравилось то, что я делаю, всегда было объяснение: мне сказали, что так надо, публика нуждается в рассказе о новинках этой недели. YouTube-канал начинался таким же образом. «Медуза»*, для которой я пишу уже несколько лет, пригласила меня на свой канал вести программу о кино. После этого «Медузу»* объявили иностранным агентом, и я со своим шоу оказался на вольных хлебах. Впервые показалось, что я делаю нечто исключительно для себя. Хотя у меня есть своя съемочная команда, свой редактор. Все равно, тут я сам себе начальник. Я начал двигаться на ощупь, дав себе несколько начальных установок, которые не буду нарушать. Первая установка: не позволять себе никаких форм самодовольства, не поддаваться на лесть, на восхищенные слова поклонников и поклонниц. Их я получаю много, что очень приятно и поддерживает, но лесть помогает потерять связь с реальностью. Вторая вещь, и это впервые в моей журналистской жизни, – говорить только то, что я считаю правильным и важным сказать. Я могу формировать картину мира так, как подсказывает мне мой эстетический и этический голос. Это довольно сложно. Очень важно не поддаваться искушению предугадывать желания публики: ага, вот эта рубрика, кино, стиль, интонация хорошо заходят. Давайте же нажимать на эти клавиши, для того чтобы заработать больше подписчиков. У меня с самого начала не было задачи увеличивать аудиторию, рекламодателей, раскручивать себя и продавать. Сейчас я в процессе поиска формы для диалога со зрителями программы.

– В одном из выпусков вы рассуждали о новой версии «Золушки», в которой фею-крестную сыграет темнокожий актер Билли Портер, известный своими появлениями в экстравагантных женских платьях. Вообще в современном западном кинематографе подобные эксперименты, связанные с разрывом расовых и гендерных шаблонов, не редкость. Чего нам ждать еще?

– Это не вопрос кино. Кино отражает процессы, происходящие в обществе, не более того. Любой образ на экране так или иначе будет оценен самым главным судьей – публикой. Если для публики какие-то идеи покажутся неестественными, слишком смелыми, возмутительными, публика их не примет, и из чисто коммерческих соображений следующие продюсеры и режиссеры будут консервативнее. А вот, например, принятие закона о легализации однополых браков в руках конкретных властей, которые примут его, даже если люди будут голосовать против. Такая насильственная гуманизация общества, не готового к гуманизму. Известно, что по любым опросам в каждой стране большинство населения за смертную казнь, но при этом в большинстве стран она в ХХI веке отменена. Те тенденции, о которых вы говорите сейчас, относятся к подобному же вектору. В этом смысле ситуация в России далека от ситуации в Америке. Что будет дальше? Многие вещи, которые сейчас по привычке кажутся обывателю ненормальными, но давным-давно не квалифицируются так ни психологами, ни социологами, ни врачами, со временем будут казаться нормальными. Женщина, которая ходит на работу и голосовать, сто лет назад казалась ненормальным явлением. Сегодня это в порядке вещей. Таким же образом, если в фильме, пусть даже детском, будет появляться персонаж-гей или персонаж с любым цветом кожи, уже через тридцать – пятьдесят лет ни один ребенок, ни один взрослый не будет считать это ненормальным, возмутительным и оскорбительным. Это будет такой же частью нормы, как появление любого другого артиста. Это вопрос общественных привычек, которые довольно пластичны.

– Свою книгу вы назвали «Миражи советского». В последние годы на отечественные экраны все чаще выходят патриотические фильмы об СССР. Насколько современный российский кинематограф застрял в советском прошлом?

– Очень крепко застрял. Причин тому много. Это комплексная ситуация, которую не так-то просто будет переменить. Во-первых, это цензура и самоцензура – боязнь прямого разговора о сегодняшнем времени, когда разговор о прошлом кажется более безопасным. Во-вторых, наша рабская зависимость от представлений, сформировавшихся в СССР. Они связаны с революцией, войной, полетами в космос, с кучей ключевых событий ХХ века. В-третьих, убеждение, что публике нужен позитив, что она хочет прежде всего радоваться и гордиться. Это не так. Драматические фильмы зрители любят ничуть не меньше, чем бравурные, а иногда и больше. Есть мнение, что снимать надо о победах, радостях и о том, что помогает гордиться, а не о том, чего можно стыдиться. С моей точки зрения, это стереотип. Европа уже много лет снимает кинофильмы о холокосте, которые рождены не только чувством стыда, но и эмпатией современного человека к драмам прошлого. Точно таким же образом в современной России могла бы существовать культура кинематографа о ГУЛАГе или о сталинских репрессиях. Современный зритель мог бы ужасаться этим трагедиям прошлого, проливать над ними слезы и ходить на эти фильмы, делать им кассу, если они были бы талантливыми. Но по каким-то причинам продюсерам и государству, которое тоже часто выступает в качестве продюсера, кажется, что фильмы о победах над фашизмом публике нужнее. Хотя периодически низкие сборы таких фильмов опровергают этот тезис.

– Какие темы, на ваш взгляд, сегодня не отражены в российском кинематографе?

– Практически все это одно сплошное слепое пятно. Ни политические протесты и митинги, ни особенности чиновнической коррупции в России, ни медицинская система, ни система школьного образования. Я называю темы, которые касаются каждого человека, живущего в России. Ни несвободные выборы, ни преследования оппозиции, ни проблемы наркомании, распространения СПИДа. Медики занимаются статистикой, они вам все об этом расскажут, но наше кино и телевидение как будто об этих проблемах не знает ничего.

– Неужели в России нет режиссеров, которые сняли бы кино на эти темы?

– Есть, но для всех уроком служит пример Андрея Звягинцева, наверное, самого успешного российского режиссера арт-кино. У него две номинации на «Оскар», «Золотой глобус», призы Каннского и Венецианского кинофестивалей, в том числе два «Золотых льва». Более того, его фильмы «Левиафан» и «Нелюбовь» довольно успешно прошли в российском прокате. Так вот, как минимум для двух его проектов, один посвящен войне, вроде бы самой востребованной в России теме, а второй – современной судьбе олигарха, не нашлось спонсоров. Продюсеры боялись, что фильмы запретят. В итоге они не были сделаны, и Звягинцев, самый востребованный режиссер, которого уж точно не заподозришь в лени, четыре года сидит без работы. Если даже у него ничего не получается, то о чем думать людям с меньшим послужным списком.

– А кто сегодня герой времени, если взглянуть на российское ­кино?

– Я не могу назвать такого героя. Мы знаем, что двадцать лет назад таким героем был Данила Багров из фильма «Брат» или Саша Белый из «Бригады». В сегодняшнем российском кино подобных героев нет. Хорошие фильмы есть, но они всегда показывают общую картину. Иногда появляются харизматичные антигерои. Например, в фильме Федора Бондарчука «Псих», где главную роль блестяще исполнил Константин Богомолов. Он, безусловно, антигерой своего времени – неврастеничный, неуверенный в себе, не видящий цели в жизни, двигающийся на ощупь. Наш кинематограф, да и мировой тоже, находится в поиске субъектности. В частности, такого, не героя, а героиню, в сериалах иногда находят, хотя она тоже близка к антигероине. Тут и «обычная женщина» в одноименном сериале Бориса Хлебникова и Натальи Мещаниновой, и героини сериала «Чики». Но все они не те герои, с которыми зрителю хочется самоидентифицироваться; почувствовать – да, но не видеть себя в них.

– Чем вы объясняете небывалую популярность сериалов?

– Эта популярность началась с американских и английских сериалов, которые совершенствуются и развиваются за последние двадцать лет. Это непосредственно связано с кабельным телевидением. Со стримингами, которые лишены ограничений обычного эфира, работают по коммерческой схеме, зарабатывают очень большие деньги и могут позволить себе эксперименты с формой и жанром. Такого рода экспериментами были, например, «Игра престолов», «Во все тяжкие» и многие другие очень успешные сериалы. Россия, которая смотрит на западный мир часто с завистью и желанием подражать его успехам, снимает свои сериалы. Но пока мы их делали для эфирных каналов, система ограничений и самоограничений не позволяла нам обойти ту самую творческую свободу. Однако прошло немного времени, и это случилось благодаря появлению наших стримингов, независимых каналов. Это «Премьер», «Море ТВ», «Стар», «Кинопоиск». Они стали производить свои сериалы, бесцензурные, в них возможны мат, политическая тема, обнаженное тело – все, чего наше кино на большом экране и эфирные сериалы для эфирных каналов, конечно, боятся. Быть может, мы еще не готовы назвать это бесцензурное пространство художественно состоявшимся, но с точки зрения смелости тем и жанров оно, несомненно, есть.

– Какую роль в вашей любви к кино сыграла школа и стоит ли, на ваш взгляд, преподавать кино в школе?

– Я кино люблю всю жизнь, но оно никогда не было для меня любимым искусством. Все мое детство я провел с литературой, с чтением, и ничего важнее для меня не было. На втором месте была музыка, а кино только потом. В формировании моего киновкуса школа никакой роли не сыграла. У нас в школе даже были викторины о кино и театре, в которых я принимал участие. Наша команда в них выигрывала. Я там отвечал за театр, а не за кино. Что касается преподавания кино в школе, то я считаю, что это неправильно. Не уверен, что это осуществимо. Это потребует очень большого количества времени. Совершенно непонятно, как работать с кино в классе. Много классических фильмов не найдешь в Сети, маленькие фильмы идут полтора часа, обычно больше, потом еще их разбирать. Кроме того, непонятно, где взять учебники, кто их напишет. Учителя русского и литературы – это все-таки всем известная профессия, а это что за профессия такая – преподавать кино, кто этому учит, где этому учат? Здесь куча проблем, которые системно не могут быть решены. Может быть, это и хорошо, потому что преподавание в школе убивает любовь к искусству, вместо того чтобы порождать.

– Какие из последних фильмов вас удивили и впечатлили?

– Очень давно меня ничто сильно не удивляло. Мои сильные кинематографические впечатления этого года – величайший румынский фильм «Неудачный трах, или Безумное порно» режиссера Раду Жуде, который показали на Берлинском кинофестивале. Это провокационная картина о пандемии, об интимной жизни, о сексе, о порнографии, философичная и интересно сделанная. Фильм «Тихий голос» – документальная картина, сделанная режиссером, работающим под псевдонимом Река Валерик. Фильм о чеченском борце смешанных единоборств, который, после того как выяснили, что он гей, был вынужден бежать в Бельгию, и он потерял голос. Абсолютно душераздирающая, мучительная картина. И романтичный, невероятной красоты сериал «Ванда/Вижн» о любви и о жизни в семье.

*СМИ, выполняющее функции иноагента