Антология страстей. В екатеринбургском Коляда-театре появился свой «Ричард III»

Трагедии Уильяма Шекспира отражают все виды страстей человеческих. Максималисты говорят: после него пьес вообще можно было не писать. Он, отнюдь не Юнг, создал людские архетипы, а с ними и первообразы главнейших, из века в век повторяющихся жизненных сюжетов. «Гамлет, принц Датский» – о мучительном поиске смысла жизни и о мести, конечно. «Король Лир» – об отношениях отцов и детей, о чувстве истинном и ложном. «Ромео и Джульетта» – о любовной горячке на фоне семейной вендетты. «Ричард III» – о безудержном стремлении к власти и обладанию. «Отелло» – о пороке ревности… Так, все страсти описаны, за пониманием их природы, постижением их сути, за наслаждением их блеском и отвращением к их низости обращайтесь к Шекспиру… и к Коляде.

«…Творю я зло». Этими словами распечатывается немота сцены в спектакле «Ричард III». Немота не синоним тишины. Звуков множество, но нет членораздельных, которые и отличают человеческую речь от воплей птиц, стенаний зверей, змеиного шипения. Появляется Ричард, пока не король. Уродец внешне: хромой, безносый, он убог и ущербен внутри. «Я недоделан». В трусах и майке, заляпанной краской, как кровью, естественно; в тяжелых шумных сапогах, один из которых волочится, как покалеченная нога. Чем занимается он на сцене? Шагает по людским телам. Натягивает веревки, которыми впоследствии оплетет, опутает массу, толпу, стаю. Пьет из тазика жижу кровавого цвета (мы догадываемся, что это каркаде, ну и что?). Целуется со змеями, принимая в себя их яд (кошмар, змеи и вправду живые!). Выкладывает на грудь употребленные чайные пакетики, как чьи-то внутренности. Можно представить, какое ощущение возникает в зрительном зале.Образ Ричарда представлен в развитии. Он мог бы состариться в примитивно отталкивающем облике первых сцен, но нет, Ричард силен, живуч, а ума ему хватает, чтобы искусно манипулировать окружающими. Он соблазняет жену уничтоженного врага, подставляя под микроскоп исследователя другие качества злодея, не столь однозначно чудовищные, как убийство, но не менее гадкие: лукавство, фальшь, притворство. Он заставляет с благодарностью на лицах принимать издевательства. Смеется над материнскими чувствами, презирает супружеские связи, не останавливает его и святость кровных – братских – уз. По моему мнению, Ричард III – одна из лучших ролей заслуженного артиста России Олега Ягодина, который убедительно работает в диапазоне от нежного влюбленного Ромео до омерзительного властолюбца-убийцы.Происходящее на сцене невидимыми путами привязывает к себе зрителей и как будто что-то вытягивает из нутра. Мы тоже подцеплены, нас не отпускают, наматывая нервы на кулак. Нами манипулирует искусство, которое не обязано быть сладеньким или пресным.Николай Коляда, конечно, уже вписал себя в историю театра собственными пьесами и режиссерским стилем, которые, пора говорить, породили школу. Но сейчас я о другом: об одном свойстве его творчества, которое лично меня не перестает поражать,- бесконечно фантазийное и глубоко содержательное взаимодействие с бытовым материальным миром. Каждый спектакль приобретает свой символический ряд, почти не повторяющийся, который становится и фоном, и смыслом. Здесь это веревки как символ уз, пут, цепей, оков. Здесь это обилие пресмыкающихся. Здесь это простые чайные пакетики, отсылающие нас к британской тематике (о, английский чай!), а также навязчиво напоминающие об одноразовости всего в этом мире, а главное – жизни.Новое сценическое пространство (год назад Коляда-театр переехал в новое здание) привнесло дополнительные выразительные возможности. Массовые сцены всегда играли особую роль в постановках Коляды, но здесь они обрели такое качество, как графичность. Взамен ощущения хаоса массовых сцен на прежних площадках пришла динамичная упорядоченная статика. Актеры встают друг за другом, ритмично вращая руками-щупальцами: чудище, которое «огромно, стозевно и лайя». Стоп. Вспышка. Есть кадр. Заключительный монолог главного героя спиной к залу в обнаженном виде с подходящими к случаю татуировками на теле артиста. Стоп. Запечатлелось. Манипуляции с тазами в свете красных прожекторов – кровищи-то! – настоящее лазерное шоу. Звуковой ряд тоже приобрел большую четкость, и соответственно повысилась степень воздействия на зрителей. На протяжении двух с половиной часов как будто само по себе существует воющее, лающее пространство, наполненное криками умирающих чаек, карканием злобствующих воронов, скулежом подбитых собак, диссонансно сменяющееся обманчиво бодрыми звуками утренней гимнастики…В дни премьеры много говорили о параллельности спектакля реальным событиям. Первые показы состоялись, когда в Великобритании происходило перезахоронение недавно обнаруженных останков короля Ричарда III, что подхлестнуло интерес к его неоднозначной личности и породило виток «переписывания истории». Но постановки Коляды соответствуют моменту не только случайно-закономерными совпадениями. Они всегда про нас сегодняшних. Не надо иметь слишком живое воображение, чтобы увидеть в аллюзиях Средних веков черты современного нам мира и все еще актуальные предупреждения. Тьма власти – это власть тьмы. Одного деспота сменяет другой. А человек по природе своей осваивает не только верхи, но и низы этого мира.