Альтернатива

У каждого есть алиби…

Частники предпочитают работать в подполье

В Петербурге сегодня работает около 60 негосударственных школ, имеющих лицензии. И больше 300 учебных заведений обучают детей, не получив на то официального права. Причины разные. Одних пугает процедура получения лицензии, бюрократическая и недешевая. Процесс аттестации и аккредитации еще более затруднителен и не дает реальных дивидендов в виде государственного финансирования и положенных льгот. Создатели таких школ предпочитают не регистрировать новое учебное заведение, чтобы, по их словам, не платить взятки пожарным и санэпидстанции, не принимать регулярно “гостей” из комитета по образованию, не нервничать из-за постоянных проверок, не заниматься никому не нужной бюрократической писаниной.

Аттестаты в таких школах выдают, заключив договор с соседней государственной школой и собрав с родителей деньги на экзамены в этой школе. Как правило, это маленькая, “домашняя” школа, разместившаяся в большой квартире, которую снимает на свое имя один из преподавателей. В классах пять-шесть учеников, в школе совершенно семейная обстановка и вкусные обеды, приготовленные своим поваром на обычной кухне. Родителей привлекает спокойная обстановка, доброжелательная атмосфера и не издерганные нервозной суетой огромной школы учителя.

Однако существуют в Петербурге учебные заведения, ушедшие в подполье потому, что действуют вопреки существующему законодательству. Дмитрий Иванович Серпов согласился на публикацию только при условии, что в газете будет изменено его имя и не указаны детали, по которым его смогут “вычислить”. Он знает: если его “раскроют” власти, ему придется прекратить свою деятельность. Дмитрий Иванович… учит больных детей.

Дочь Серпова в пятом классе перевели на домашнюю форму обучения. В неделю физически, а не умственно больному ребенку полагалось 8-10 уроков. Учителя приходили через раз. И Серпов, по профессии экскурсовод, занялся образованием дочери самостоятельно. Вместе с папой Алена изучала историю и литературу, русский и немецкий языки. Но через год отец понял: в одиночку ребенка не вытянуть. Он худо-бедно может заменить преподавателей, но не друзей. Причем среди товарищей Аленки должны быть не только невротики, астматики и аллергики. Девочке нужно играть и общаться со здоровыми детьми.

Однако в нашем нецивилизованном, а на самом деле, просто очень жестоком обществе существует негласный закон: каждому свое. Ребенку-инвалиду не место рядом со здоровыми сверстниками. “Да разве кто-нибудь отдаст нормального ребенка в школу для больных детей?!” – недоумевали чиновники. И не только не помогали Серпову создать такую школу, но и всячески мешали ему. Дмитрию Ивановичу пришлось даже обратиться за помощью к журналистам. Мы вместе ходили по кабинетам районного и городского комитетов по образованию.

Ему не говорили прямо “нет”. Просто каждый раз выяснялось, что не хватает очередной бумаги, документа, подписи. “Вы понимаете, что я не хочу открывать у себя такую школу и иметь такого беспокойного директора?” – разоткровенничалась со мной во время беседы заведующая районным управлением образования, когда диктофон был уже выключен.

…Серпов понял: от государства поддержки лучше не ждать. И вот три года назад, отправившись в путешествие на Валаам, он захватил с собой письмо, написанное друзьями на английском языке. Речь шла об открытии частной школы для здоровых и больных детей. На теплоходе Серпов подходил к иностранцам и протягивал лист бумаги. Пожилой американец, прочитав послание, спросил: “Сколько нужно денег?”

…Школа работает уже три года. Здесь в пяти классах обучаются сорок детей. У половины из них список заболеваний занял бы целую страницу. Во втором классе учится девочка с нарушением опорно-двигательного аппарата и функций желудочно-кишечного тракта. На американские деньги Лизочке купили набор эффективных лекарств. Но самое главное, у Лизы теперь есть друзья, она участвует в детских праздниках, ее берут в поездки за город.

Учатся здесь и самые обычные дети. Что же их привлекает в этой школе?

– Доброжелательная обстановка, практически индивидуальное обучение (в каждом классе меньше десяти учеников) и высокий уровень образования, – объясняет Дмитрий Иванович. – Среди здоровых детей – только сильные ученики. Это – принципиально, так как за ними тянутся остальные. Не случайно огромное внимание уделяется иностранным языкам. Английский дается на уровне специализированной школы. С 4-го класса вводится немецкий. Потом – финский. Серпов понимает то, что никак не могут или не хотят осознать наши чиновники: образование для ребенка с такими серьезными заболеваниями, как, например, ДЦП, – это не просто достойный уровень развития нормального человека. Знания для него – это прежде всего кусок хлеба. Воспитанники Серпова смогут давать уроки, заниматься переводами. Им не придется рассчитывать на жалкое пособие государства.

– Но ведь больной ребенок может устать физически от такой большой нагрузки?

– Может, – отвечает директор школы.

– Значит, чиновники правы?

– Нет. Нужно строить их рабочий день с учетом индивидуальных особенностей.

В государственных учебных заведениях многие воспитанники Серпова все-таки учатся. Точнее, числятся. Учителя даже не интересуются, как дела у подопечных. Но портить отношения со школой родители не стремятся: когда дети закончат школу Серпова, государственное учебное заведение выполнит перед ними свой долг – выдаст аттестаты. Однако некоторые родители так устали от государственной “опеки”, что предпочитают оплачивать экзамены в школах-экстернатах. Педагоги там, кстати, отмечают высокий уровень подготовки детей.

– Дмитрий Иванович, почему же вы до сих пор называетесь “кружками дополнительного образования” и не получаете лицензию, чтобы стать полноправной школой?

– Мне ее не дадут. У нас нет своего помещения, наша программа не соответствует государственной. Но главное, нас замучили бы проверками, справками, отчетами. А так я составляю раз в три месяца отчет и смету для нашего американца.

Сейчас стоимость обучения в этой школе составляет в среднем 60 рублей в месяц. Инвалиды учатся бесплатно.

– Если до нас “докопаются” чиновники, им сразу станет ясно: на символические взносы родителей школа существовать не может. Этих денег едва хватает на оплату аренды, – говорит Дмитрий Иванович. – Значит, вы скрываете какие-то доходы? – спросят меня. И будут абсолютно правы. На заработную плату учителей, на покупку учебников, компьютеров и лекарств дает деньги американец. Но Серпов не чувствует никаких угрызений совести. Хватит и того, что родители учеников, всю жизнь платившие налог на образование, вынуждены забрать детей из государственных школ и отдать в частную. Да и там с оплаты удерживается половина суммы.

Однако наше государство готово обложить налогами и бескорыстную помощь иностранца. И если бы деньги переводились официально, ему пришлось бы тратить раза в два больше. Несмотря на готовность бизнесмена давать Серпову столько, сколько потребуется для школы, идея “кормить” наше государство мецената не вдохновила.

Ребята и их родители знают, что школа – в подполье. “Если нас разгонят, мы соберемся опять”, – говорят взрослые. Им нужно быть вместе, чтобы вытащить из беды своих малышей, от которых отвернулось наше “чуткое” общество.

В классах учатся и дети педагогов, которые работают в этой школе. В случае проверки учителя смогут сказать, что занимаются с ними бесплатно. Так что если Серпова “раскроют” – у каждого есть алиби.

Александра АЛЕШИНА

Санкт-Петербург

Ах, да это апельсин!

НОУ – экспериментальная площадка будущего?

Около 80% детей, поступающих в негосударственные школы, имеют реальные или потенциальные проблемы школьной и социальной адаптации и рискуют в стандартных условиях не получить среднее образование в полном объеме.

На приеме у психолога в Центре психолого-социальной работы молодая женщина объясняла, почему ее ребенок учится в частной школе. “Да был бы он как все, учился бы в обычной. Но он у меня, сами видите, какой…” С этим утверждением согласны директора многих негосударственных школ Москвы.

Поэтому необходимость создания психологической службы в негосударственных образовательных учреждениях (НОУ) не вызывает сомнения, и практически во всех этих школах психологи работают.

Однако в частных школах, достаточно стабильных в своем экономическом развитии, наблюдается устойчивая тенденция к созданию не только психологических служб, но и собственных психолого-медико-педагогических центров. Это вызвано, в частности, серьезными отличиями в работе психологов государственных и негосударственных школ.

Если в массовой школе при вступительном собеседовании психолог выполняет роль “сита”, стараясь отсечь детей с выраженными проблемами, убедить родителей обратиться в иное образовательное учреждение, чтобы, как говорится, не создавать лишней головной боли своим коллегам, то в НОУ он должен уже при поступлении ребенка в школу представить себе, как организовать учебу, чтобы любой ученик смог найти свое достойное место.

Известно, что немалое количество детей с нормальным интеллектом имеют проблемы, не позволяющие им успешно адаптироваться в школьной среде. Одним из таких примеров может стать гиперактивность. Чрезмерно непоседливый ребенок не способен сосредоточиться над заданием, мешает остальным ученикам, раздражает педагогов и в конце концов с многочисленными двойками рискует быть переведенным во вспомогательную школу. Следуя строгой букве инструкции, ребенка с серьезными речевыми проблемами могут не принять в специальную “речевую” школу, если у него наблюдается так называемая “первичная” задержка психического развития. Такая же судьба может ждать этого ребенка и при приеме в школу для детей с ЗПР.

что дети из семей, которые могут позволить себе обучение в частной школе, по уровню педагогической, социальной и даже эмоциональной запущенности близки к детям, воспитывающимся в условиях детских домов. Причина проста: родители, занятые бизнесом, не уделяют ребенку достаточного внимания, а нанятые в качестве “вторых мам” не могут заменить полноценное общение с родителями.

В негосударственную школу проблемных детей принимают, как правило, более охотно. В классах с малой наполняемостью, при индивидуальном подходе и интенсивной психологической поддержке ученику намного легче раскрыть свой потенциал. Однако работу педагога и психолога это не облегчает.

Одним из следствий педагогической запущенности часто является недоразвитие речи, что приводит к возникновению проблем с чтением, письмом. Среди учащихся НОУ много детей из двуязычных семей, что также может стать причиной речевых нарушений. Часто приходится сталкиваться и с проблемой коммуникативной неадекватности: причина – отсутствие достаточного общения со сверстниками, избалованность.

Специфика контингента учащихся негосударственных школ особенно ярко проявляется в особенностях эмоциональной сферы детей. По нашему опыту это – повышенная тревожность, нестабильность, патологические способы формирования взаимоотношений со сверстниками (подкуп, воровство, агрессивность). Это, впрочем, касается наиболее проблемных учеников НОУ.

Часто приходится слышать жалобы учителей на то, что дети не держат дистанцию, позволяют себе грубость в отношении взрослых (“никаких денег не захочешь”). Тем более что в негосударственных школах многие традиционные меры дисциплинарного воздействия неприемлемы. Профессия учителя вообще весьма стрессогенна. Уровень же тревожности педагогов в НОУ подчас катастрофически “зашкаливает”, и это в свою очередь не может не отражаться на эмоциональном состоянии ребенка. А учитывая, что здоровье – это единство физического, психического и социального благополучия, педагог в состоянии стресса может нанести вред не только своему здоровью, но и здоровью ученика. Таким образом, в психологической помощи и поддержке нуждаются не только дети, но и учителя.

Есть и другие дети, которых в семье интенсивно развивают и к началу школьного обучения они подходят, значительно опережая своих сверстников. Чаще всего именно в НОУ уровни развития детей одного и того же возраста сильно отличаются. Тем не менее программа обучения и сроки ее прохождения одинаковы для всех учащихся. Этим обусловлены проблемы, которые должны решать педагог и психолог при совместной, консилиумной работе. В этом случае роль психолога сводится еще и к тому, чтобы обучить педагога активно использовать психосберегающие технологии преподавания, расширить арсенал педагогических методов за счет элементов коррекционной педагогики, научить “дозировать” и оптимизировать учебную нагрузку каждого ученика в соответствии с его возможностями.

Приведем несколько примеров: ребенок изображает буквы и цифры, как в зеркале (с этим приходится встречаться в начальной школе); читая слоги, сначала произносит букву, которая стоит последней; не может выполнить такое простое задание, как отступить две клеточки слева или справа. Опытный психолог поймет, что в данном случае у ребенка, возможно, серьезные нарушения пространственного восприятия и в дальнейшем ему, возможно, будет трудно научиться, например, решать задачи на разностное сравнение и обучать его этому обычными школьными методами бесполезно. Разработать индивидуальную программу обучения и при необходимости коррекции – эту задачу педагог может решить только с помощью психолога.

Многие учителя сталкиваются с трудностями, когда речь идет о формировании навыка письма под диктовку. Если в основе этой проблемы лежит фонетико-фонематическое недоразвитие, то для решения этой проблемы нужен логопед. И зачастую только присутствие на уроке психолога или серьезная предварительная комплексная диагностика поможет составить педагогу необходимый запрос к соответствующему специалисту.

Пример использования психосберегающих технологий при взаимодействии психолога и педагога можно было наблюдать на занятиях по подготовке к школе. Обучаясь звуко-буквенному анализу, дети получили задание: назвать первый звук в слове (демонстрируется картинка с изображением апельсина). Задание легкое, все тянут руки, лишь одна девочка явно не знает ответа. И вдруг учительница предлагает ей закрыть глаза и подносит к ее лицу настоящий апельсин. Девочка немедленно вспоминает: “Апельсин, первый звук – А!”. При первичном обследовании, а в дальнейшем и в ходе развивающих занятий психолог обратил внимание на несформированность у этого ребенка зрительного гнозиса (узнавания) и вместе с учителем нашел особые методы подачи учебного материала. Не исключено, что в ином случае девочка была бы обречена на серьезные проблемы на самом старте учебы.

То, что сегодня воспринимается как инновация и с успехом отрабатывается в комфортных условиях НОУ, очень скоро перейдет из арсенала опытных психологов и учителей-новаторов в массовые школы, станет технологией, доступной большинству педагогов. В этом смысл и задача деятельности психологов НОУ.

Вадим РОДИОНОВ,

кандидат педагогических наук; Мария СТУПНИЦКАЯ, “Отличник образования РФ”, специалисты Центра психолого-социальной работы