На чтение: ≈ 14 мин.Народный артист России Александр Филиппенко по-настоящему чтит память своих коллег. Недавно вот приезжал в северный городок Тару Омской области, малую родину Михаила Ульянова, где мэтру открыли памятник рядом с театром его имени. Признается, что, когда пригласили, не было сомнений – ехать или не ехать. Вопрос был – с чем ехать. Нашел дома интересную фотографию Михаила Александровича, сделал цифровую копию, которую и передал в музей. О замечательных артистах, с которыми его сводила судьба, о своем пути в искусстве и нынешнем мироощущении «король эксцентрического жанра» рассказал нашим читателям.
– Александр Григорьевич, у вас много идей, каким быть Дому-музею Михаила Ульянова?- Я считаю, что здесь должны идти фильмы с его участием. Обидно, что актера вспоминают чаще по его роли в фильме «Ворошиловский стрелок». Замечательный фильм, но у Ульянова там пластика уже другая. А вот мы играли с ним в фильме «Битва за Москву», где он маршал Жуков. Или его Пилат в фильме Юрия Кары «Мастер и Маргарита». Какой он там мощный вахтанговский актер! Уроки для молодых артистов можно проводить. Валентин Гафт написал эпиграмму:Ульянов – вы большой оратор.В вас силы и таланта сплав.Такой возьмет не только театр,Вокзал возьмет и телеграф.Причем написано это было в советское время, когда такие параллели были довольно опасны. Михаил Александрович был наш, российский, Жан Габен. Я благодарен за память о великом актере омичам и тарчанам. А мне самому до сих пор странно: театр имени Ульянова, музей. Мне кажется, да вот же он, с нами, просто отъехал на съемки.- А где ваша малая родина?- Я родился в роддоме второй градской больницы на Большой Калужской. Родители накануне были на спектакле «Царская невеста», и в антракте мама говорит отцу: «Что-то со мной происходит». А потом родители уехали в длительную командировку в Алма-Ату. Я там ходил в драмкружок. Все актеры, что из шестидесятников, прошли через знаменитые драмкружки. Я до сих пор помню своего учителя. Актер Алма-Атинского театра Михаил Борисович Азовский преподал первые уроки этики Станиславского – то, что я потом сдавал на экзамене в Щукинском училище.- Но после школы вы поступили в знаменитый Физико-технический институт. Популярный в то время спор физиков и лириков прошел через вашу жизнь?- Это случилось само собой, как будто всегда должно было быть. Время было такое, что физики были в почете, а лирики – в загоне. И конечно, мы с мамой решили поступать только в Физтех. И я был горд, что поступил в лучший институт Москвы! Потом был КВН.- Вы были участником команды КВН, одной из лучших в стране. Чем вас привлекла игра?- Там тексты были замечательные, их писали очень умные ребята-физики – аспиранты и студенты шестого курса. А я играл, когда учился на 2-3-м курсе, и был в КВН исполнителем. Затем я поступил в студенческий театр МГУ. Там я впервые увидел людей, которые занимались тайным театральным творчеством. Молодые Славкин и Розовский работали в стиле Ионеско, это было очень интересно. Когда театр закрыли, пять ведущих актеров, и я в том числе, ушли в профессионалы. Я поступил в Щукинское училище, это был курс Бориса Захавы – великого экспериментатора, который совмещал обучение актерской и режиссерской профессиям. Начал работать в театре на Таганке… Дальше произошла встреча с большой, великой русской литературой, где и Гоголь, и Салтыков-Щедрин, и Алексей Константинович Толстой, и Саша Черный. Все это, конечно, эстрада, но с большой буквы.- Много лет идут споры о том, что такое особый вахтанговский стиль…- Я пришел в Театр Вахтангова с Таганки. Из режиссерского в актерский театр – как будто на другую планету. Было сложно, хотя я уже снимался в кино, выступал на эстраде. Однажды на спектакль «Ричард III» пришел с кирпичом. А дело было так. Я вводился вместо другого актера, когда решили уже готовый спектакль сократить и кое-что поменять. Времени мало, но Михаил Александрович Ульянов дал мне переводчика пьесы, который должен был познакомить меня со старой Англией. Мы гуляли, он рассказывал. Но что-то у меня в роли не получалось. И вот однажды я вышел во время репетиции в декорационный сарай, походил, положил руку на старую кирпичную стену. И что-то сработало. Режиссер Ежи Гротовски называет это памятью тела. Можно сказать и об эмоциональной памяти. Роль пошла, и дальше я каждый раз перед второй картиной «Ричарда III» шел и гладил эту стену. Шли годы. Я не знал, что в театре случается ремонт. И однажды подхожу к стене, а там штукатурка свежая. Тогда перед следующим спектаклем я нашел на помойке кирпич и принес его в театр, чтобы настраиваться перед выходом на сцену. В этом спектакле в сценах с Михаилом Александровичем Ульяновым, который играл Ричарда III, у меня иногда было чувство, что я поднимался и парил в воздухе.Нас, актеров вахтанговской школы, иногда называют пережимщиками. Вахтанговское – это поиск ярких красок образа. Главным экспериментатором был Николай Гриценко. И Ульянов постоянно искал что-то неожиданное, придумывал зерно, какую-то странность. Из такой работы рождаются великие роли. Вахтанговский театр не бытовой. Когда он отступал от традиции яркой театральности, это были периоды его падения. Я давно не работаю в этом театре, но считаю себя актером вахтанговской школы.- Вы играли в кино великих русских князей, императора Павла I, брежневского генерала Цинева, Коровьева и Азазелло в разных киноверсиях «Мастера и Маргариты», всевозможных злодеев… Даже саму Смерть в первом советском мюзикле «Звезда и смерть Хоакина Мурьетты».- И командира подводной лодки играл.- Разброс персонажей и характеров огромный. То есть вы актер вне рамок амплуа. Александр Калягин сказал, что «Филиппенко – человек-театр, которому не нужны ни партнеры, ни режиссеры, ни художники»…- У этой цитаты есть продолжение: «Но есть человек, которому он всегда подчиняется, – это режиссер Роберт Стуруа». Конечно, режиссер актеру нужен. И высшее понимание профессии – беспрекословное подчинение актера режиссеру. Стуруа, как и Рачью Капланяна, Романа Виктюка, привел в Вахтанговский театр Михаил Ульянов. Но если бы вы знали, как он сам слушался режиссеров! Виктюк командует: «Ложитесь на пол, укрывайтесь вот этой картой» – и знаменитый Михаил Александрович без разговоров и споров все делал. Это был всем пример. Актер должен понимать свое место в форме спектакля, сознательно работать на эту форму. Это первый этап. Но наступает еще и второй, когда зритель приходит в зал. И вот там-то… И Виктюк, и Стуруа не смотрят спектакли, потому что не они, а мы наедине со зрителями. У Андрея Гончарова как-то в труппе театра имени Маяковского спросили: «Почему вы кричите на актеров?» – «А потому, деточка, что я власти над вами не имею уже…»- Почему вы стали самому себе ставить моноспектакли?- Не от хорошей жизни. Я начал этим заниматься, чтобы не трепаться, а постоянно подтверждать свои возможности работой театральной, концертным номером, программой. Сколько мы концертировали с Михаилом Александровичем, как он любил выступать в моноспектаклях! Потому что даже если ты народный-разнародный – постоянно должен быть в тренинге. Ульянов у меня просил дать ему стихотворение Юрия Ряшенцева, а мне говорил: «Выучи шукшинский рассказ «Забуксовал». У меня он сейчас стоит в одной программе с Гоголем.- Можно сказать, что на эстраде вы возрождаете традицию чтецких программ?- У меня это скорее опыты литературного театра. Я внимательно слежу за тем, как готовятся афиши: чтобы на них прежде всего были представлены авторы, а не фамилия Филиппенко. Тогда придет подготовленная публика – на автора. Ну и от меня она, конечно, ждет чего-то еще. Знаете, про меня написали: «У Филиппенко – талант медленного чтения».- Вот удивительно! А кажется, что вы на сцене – фейерверк эмоций.- Это потом. А вначале, когда погружаешься в текст, требуется неторопливое вхождение. Я сейчас читаю «Один день Ивана Денисовича» – к 50-летию выхода повести Солженицына в «Новом мире». Потом его же «Крохотки». Может быть, в следующем году покажу это у вас с симфоническим оркестром. На афише – две фамилии: Шостакович, Солженицын.- Когда-то огромным успехом пользовались спектакль «Взрослая дочь молодого человека» и ваша эстрадная версия пьесы. Сегодня вы ее исполняете?- Нет, сегодня в зале другая публика, многого не понимает. То же самое с моей программой по мотивам рассказа Василия Аксенова «Ожог». Там звучит: «Танки идут по Праге, танки идут по правде…» Спрашиваю молодежь: «Что вы так плохо реагируете?» А мне отвечают: «Александр Георгиевич, в 1968-м наши родители только из детсада в школу перешли».- Какую роль играют в жизни артиста удача, случай?- Его величество случай играет в жизни артиста главную роль. Важно быть готовым к этому случаю. Можно сколько угодно трепаться на кухне о неудачах, планах. А потом вдруг звонок: вот вам роль. А вы: «Я не могу, у меня елки». И в Голливуд не поеду, раз елки. У актера должна быть большая ответственность за принятие решения. В нашей суетливой и быстрой жизни, когда все критерии и оценки смещены, важно понимать, где точка отсчета, и не снижать планку отношения к профессии.- Вы прочли эпиграмму на Ульянова. А про вас Валентин Гафт написал?- «Если хочешь лезть на стенку,Познакомься с Филиппенко».- Александр Георгиевич, вы на сцене стремительный, азартный, веселый. А в жизни?- Такой же, наверное. Рок-н-ролл в нас еще живет, хотя давно уже рэп все с боку на бок перевернул. Когда-то я причислял себя к поколению шестидесятников, вспоминая в монологах о пластинках, записанных «на ребрах», и о штанах-дудочках. Теперь стал шестидесятником по праву возраста. Это как у Жванецкого: «Что такое 60 лет? Это испуг в глазах… А остальное – то же самое. Главное – как ты себя сам ощущаешь». Я вполне способен сбацать любимый рок-н-ролл, жаль, что бывшие партнерши по танцам, ровесницы, уже пасуют. Но главное – за долгие годы я не растерял веру в идеалы, свойственную нашему поколению.- Как вы относитесь к реалиям нашего времени?- Я временем очень доволен. Михаил Жванецкий сформулировал парадокс про мироощущение шестидесятников: «Если говорить честно, тогда мы жили лучше, хотя сама жизнь лучше сейчас». Я с этим согласен.фото автора
Выбор читателей
Комментарии