Актуальность за пределами актуальности

Свидетельствую: сделать выбор единственного наилучшего во всех номинациях вообще и в номинации «Стихотворение» в частности жюри премии «Поэзия» (в составе его в этом году оказалась и я) было трудно до невозможности. У стихотворения-победителя – «бело-красно-белого флага» Марии Малиновской – были мощные соперники, и будь возможным дать в этой номинации несколько премий, то, например, в персонально моей голове и за первое, и за второе, и за третье место между мною и мною тоже шла бы борьба, близкая к непримиримой.

Известный произвол и пристрастия при выборе такого рода, даже коллективном, конечно, неминуемы, мой список претендентов на первенство был другим, но победе Малиновской я рада, и логика выбора мне понятна. Победило стихотворение не просто сложное по внутренней динамике и конфликтное по той же внутренней динамике, но отражающее наше время с такой мучительной точностью, что может показаться прямым публицистическим, политическим высказыванием. И то, что этот текст был стерт из социальных сетей по анонимному доносу, нелишний раз доказывает, что в этом качестве оно прочитано и было (ну не из-за табуированной же лексики, которую, о ужас, герои используют в своих высказываниях). А заодно характеризует и наше время с безупречной точностью. «Я предполагал, – заметил в Фейсбуке Александр Переверзин, – что победит стихотворение, которое нельзя опубликовать в премиальном листе из-за цензурных соображений».

Но по самому большому счету цензура здесь совершенно ни при чем. К чести Марии Малиновской (и тех, кто дал ей первое место), ее стихотворение не политическая декларация. Оно не вопреки своей актуальности, но, напротив, как раз посредством ее существенно глубже. Оно вообще не о текущих исторических обстоятельствах, хотя говорит их языком. Наше время в нем – как разверстая рана, но оно в некотором важном смысле всевременное: речь здесь о человеке в истории, о том, как история с политикой подминают под себя человека. Как человек (адресат драматичного монолога повествовательницы) позволяет истории манипулировать собой, как это ломает душевные структуры всех причастных и рвет человеческие связи.

«Скорее эссе, чем стихотворение», – сказал о тексте Малиновской в ФБ-комментарии Антон Черный, признавший его мощным. По-моему, это скорее спрессованная в напряженный верлибр повесть, если не роман, о взаимоотношениях двух очень разных людей, оказавшихся между жерновами исторических процессов.

То, что статья Ильи Кукулина «Интернет и гетерохронность современной поэзии» в номинации «Критика» достойна первого места и должна его занять, мне было ясно с самого начала, притом что соперники у этого текста тоже были замечательные (совершенно необходимо назвать статьи Алексея Масалова «Что такое прямое высказывание?», Ирины Машинской «Поэзия без «поэзии» (Что происходит в стихотворении Стиви Смит и в книге Марии Степановой)», виртуозный анализ Александром Житеневым «одного экфрасиса» Виктора Кривулина и заметки Игоря Гулина о поэзии Виктора Некрасова). Причем логика выбора, насколько я могу себе представить, здесь была сопоставима с той, что действовала в случае номинации «Стихотворение»: тут были важны не просто нетривиальность хода мысли и глубина видения, но (как бы то ни было понятая) актуальность. Схватывание воздуха времени, некоторого здесь и сейчас, которое притом указывало бы за пределы сиюминутной ситуации (ведь точно то же происходит и в стихотворении Марии Малиновской), улавливание важных его тенденций, имеющих в свою очередь всеобщий характер; анализ, оснащающий наше видение не одних только точечных случаев, но далеко идущих процессов новым инструментарием, открывает новые горизонты понимания. То есть такая актуальность, которая притом выходила бы за пределы актуальности как таковой. Это и делает в своем исследовании Илья Кукулин: он анализирует новейшие процессы в культуре и находит неожиданный, нетривиальный и плодотворный угол зрения на них. Его исследование на перекрестье критики, литературоведения, социальной психологии, теории культуры и медиа. «Исследователи информационного общества, – пишет он, – такие как Мануэль Кастельс, говоря об Интернете и социальных медиа, обращают внимание прежде всего на их модернизационный и эмансипаторный потенциал. Гораздо меньше изучена другая, более парадоксальная функция Интернета – консервирующая». О ней он и говорит «на материале публикаций стихотворений на русском языке в современных социальных сетях».

Задача выбора лучшего среди переводов, по моему чувству, тоже была близка к невозможному. Мне очень хотелось выбрать Марию Степанову с ее переводом «Я та самая Персефона…» из практически не прочитанной у нас Стиви Смит и/или (лучше «и») Аркадия Штыпеля с 66‑м шекспировским сонетом; Игоря Белова с совершенно конгениальным, насколько можно почувствовать, переводом из Юлиана Тувима. Производит мощное впечатление Роман Дубровкин, взявший на себя труд создания нового русского поэтического облика «Божественной комедии» Данте. Лауреат Ольга Седакова (тоже переводчица Данте, ее перевод в поле зрения жюри не попал, он не стихотворный, максимально близкий к буквальному) получила премию за труднейшую в своей тонкости работу: перевод классической, много раз переводившейся разными авторами «Фуги смерти» Пауля Целана. Этот перевод – одно из наиболее точных русских зеркал, может быть, самого трагического немецкого стихотворения XX века, акт не только литературный – этический. «Такие переводы не освоение, а присвоение, усвоение», – сказал безымянный автор аннотации к книге «Четыре поэта» – к сборнику переводов из Рильке, Клоделя, Элиота и Целана, откуда взят текст-лауреат. И дальше: «И еще они – наука смирения». Стоическое смирение как внутренний жест и сам перевод классического текста о человеке в ситуации его невозможности – опора, предложенная поэтом нашему трагическому времени. Она пригодится и за его пределами.